Пробиваясь сквозь сумерки / Cutting through the twilight

Реджина помнит не много. Помнит боль, коварную, острую и столь леденящую, что обжигает. Помнит, как темнота застила глаза, в ушах зазвенело, помнит, как кинжал сузил весь её мир до отчаяний и страданий, словно с земли вдруг исчезли все понятия о добре и любви. Она помнит, как внезапно разорвалась её связь с кинжалом, помнит, как несколько минут задыхалась на земле, прежде чем смогла понять, что вокруг неё происходит. Помнит Эмму, сиявшую молнией и решимостью, помнит, как пыталась вырваться вперёд, помнит крепко обхватившие руки Зелины, рыжие волосы, падающие ей на лицо, голос сестры, кричавший ей на ухо. Помнит громкий треск. И Эмма исчезла. 12 часов. Если нет тела, значит Эмма не мертва. В любом случае, так себя убеждает Реджина, не взирая на те случаи, когда видела обратное (Даниэль, что рассыпался в прах от её собственной руки). Нет тела. Не мертва. Нет. Нет. Нет. 3 дня. Реджина чувствует себя опустошенной, оцепенелой и никчемной. Сердце отбивает ритм ушедшего и виноватого. Она не знает, как много потеряла, не знает, какой ущерб принёс кинжал, который вмиг вырезал любовь, надежду и всё то хорошее, пока Эмма… Пока Эмма. Сколько она уже сидит в своём склепе? Два дня? Нехватка сна и солнечного света смешались в одном долгом отрезке времени. В котором она неустанно перелистывает и перечитывает каждую книгу или свиток, в поисках какого-либо упоминания о кинжале, о том, где может быть Эмма, и как, чёрт возьми, её вернуть. Она продолжает читать даже когда из глаз её готов посыпаться песок, а взгляд перестаёт фокусироваться на словах. Она продолжает читать даже когда не успевает закончить предложение, уже теряя его связь с предыдущим. Сверху скрипнула дверь, послышался стук шагов по лестнице. Слыша, как по ней спускаются через ступеньку, она понимает — это Генри. Он подходит и замедляется. Она смотрит на него, подпирая голову рукой и устало улыбается, очень устало. — Мам, — говорит он. Его волосы взлохмачены, чёлка падает на лицо, глаза чересчур серьёзные, чересчур взволнованные. Он кладёт руку ей на плечо. — Мам, тебе нужно поспать. Реджина мотает головой, мозг полон тумана и паутины. — Я в порядке, — говорит она, но даже для собственных ушей это звучит неубедительным; пустым и далёким, словно её здесь и нет. — Ты пугаешь меня, — признаётся он, и этого, наконец, достаточно, чтобы вернуть Реджину в настоящее, вновь сконцентрировать её внимание на окружающем мире. Она встаёт и раскрывает руки, Генри падает к ней в объятья. Он уже такой большой, но для неё он всё равно малыш, её малыш. — Прости, — шепчет она ему в волосы, поглаживая спину, как делала это раньше, когда ему снились кошмары. — Вру я так себе, да? — Я не хочу, чтобы с тобой тоже что-то случилось, — неразборчиво говорит он, и вместо извинений, Реджина крепко притягивает его к себе. Она берёт с собой пару книг и позволяет ему вывести её на улицу, где Снежка и Дэвид уже ждут их в грузовике. А позже, когда Реджина сворачивается в своей постели после кружки чая, прогоняющей затяжной холод каменных стен, Генри ложится рядом с ней. — Я верю в тебя, — говорит он. — И я верю в маму. Ты найдёшь её. Я это знаю. Реджина держит его за руку, надеясь, что это не только лишь мечты. 7 дней. Реджина забирает красную кожаную куртку из квартиры Снежки и приносит её к себе, вешая на заднюю сторону дверцы шкафа. Снежке с Дэвидом она говорит, что ей нужно что-то, что будет иметь крепкую связь с Эммой, что поможет ей в поисках. Это правда. Но также правда и то, что куртка пахнет Эммой, и что две ночи подряд Реджина берёт куртку к себе в постель, вдыхая её запах, а затем отворачивает лицо так, чтобы на неё не попали слёзы. На третью ночь она останавливается, потому что боится, что запах Эммы сменится её собственным. Себе она говорит, что это только лишь для того, чтобы магическая связь с Эммой не ослабла. Она лжёт. 12 дней. Реджина продолжает читать и устранять прорехи в барьерах между измерениями. Не совсем в порталах — через них нельзя было пройти, — но вот с помощью окон Реджина способна проникнуть в другие миры, разыскивая любые следы Эммы. Она всегда возвращается с пустыми руками, и каждый раз, когда она вновь соединяет нити реальности вместе, боль в животе становится низкой и тупой. Такая работа требует немало сил — происходит ответная магическая отдача. После неё Реджина тратит дни, проводя их в постели. После неё у Реджины болит голова настолько, что ей тяжело даже читать. Приходя со школы, Генри приносит свой ноутбук, и они вместе смотрят фильмы — «Звуки музыки», «Гарри Поттер» и «Лило и Стич». Те фильмы, что и так часто пересматривались в детстве, не требуют к себе особого внимания. Генри пристраивает голову на плече Реджины, в то время как сама Реджина пытается держать глаза открытыми, не задремав перед Гарри и драконами. Компьютер Генри издаёт звуковой сигнал о низком заряде батареи. Генри вздыхает. — Тебе серьёзно сюда нужен телевизор, мам. Это устройство тупое. Впервые за почти что две недели Реджина смеётся. 21 день. Иногда Реджина оставляет сообщения на голосовой почте Эммы. В основном под предлогом услышать голос Эммы на записанном приветствии (вы дозвонились до Эммы Свон, пожалуйста, оставьте сообщение, и я свяжусь с вами при первой возможности), но и также за эти 30 секунд (минуту, две или три), она притворяется, что Эмма не пропала, что она лишь временно недоступна, что в любой момент она может ответить Реджине «эй, как жизнь?». В основном сообщения Реджины ни о чём. Они о том, как Генри снова мала обувь, как вчера в кафе Нил срыгнул на Голубую, отчего сконфузилась Снежка, а Генри спрятался со своей усмешкой за молочным коктейлем. Они о Дэвиде, который гоняется за Понго и снимает кошек с деревьев, о погоде, об ужинах, которые готовит Реджина (но не о том, как она их не ест). В три часа ночи, когда Реджина не может заснуть и у неё всё болит, сообщения немного другие. «Вернись», «я скучаю по тебе», «это слишком сложно». «Мне жаль», «я пытаюсь», «а что если я должна искать лучше?». Однажды, перебрав виски на голодный желудок, они превращаются в «зачем ты это вообще сделала? Просто скажи мне зачем, чёрт возьми, пожалуйста, скажи мне зачем.». Она бросает трубку и перезванивает ещё два раза, оставляя сообщения, в которых нет ничего кроме хрипов и сдавленных вздохов. Больше Реджина не звонит. 32 дня. Зелена зачастила к ней с обедами. В сговоре с Генри, предполагает Реджина, и учится не протестовать, когда Зелена пытается откопать её из вороха книг и бумаг в кабинете, или оторвать от обеденного стола, усаживая Реджину на диване под одеялом, как какого-то инвалида, кладя ей на колени пакет с едой на вынос. — Съешь это всё или я расскажу о тебе, — говорит Зелена. Реджина больше не хочет давать Генри поводов для беспокойства — не тогда, когда он приходит к ней в комнату после очередного ночного кошмара об Эмме, — и поэтому она старается. Иногда Зелена приходит вместе с Мэриан. Их пальцы переплетены, когда они входят к Реджине домой, каждая нагружена пакетами с продуктами. Мэриан выгружает их на кухонный остров, целует Зелену в щёку и наскоро кладёт руку Реджине на плечо, прежде чем снова уходит. И Реджина не уверена, связан ли поспешный уход Мэриан с их историей, или же Зелена просто слишком бережно к ней относится. — Расскажи мне о ней, — приказывает Реджина, когда устает от Зелены, что водит хороводы вокруг своего очевидного счастья, пряча улыбку и краснея каждый раз, когда за спиной набирает Мэриан смски. — Как вы познакомились? Зелина смотрит на неё. — В Зачарованном Лесу, — наконец говорит она, с каждым словом меняя осторожность на теплоту. — Много лет назад. Я тогда буквально наткнулась на неё — после первого урока с Румпельштильцхеном. Каким-то образом мы продолжили пересекаться. Вскоре появились чувства, но всё… — Зелена покачала головой, разбрасывая рыжие волосы во все стороны. — Всё осложнилось. Она выбрала Робина, а я выбрала… — Уничтожить меня? — предлагает Реджина, изогнув одну бровь. Зелена улыбается. — Мы все совершаем ошибки, сестрёнка. К счастью, я умерла и получила второй шанс. Поймала попутку обратно в настоящее и поехала за ней в Нью-Йорк. И вот мы здесь. — Романтично, — говорит саркастическим тоном Реджина. В глубине души она всё же признаёт, что это действительно так. — Мы все вместе сходим куда-нибудь, — говорит Зелена. — Как только твоя вернётся. Будет весело. Как только твоя вернётся. Реджина чувствует, как улыбка сползает с лица. Она отталкивает свою еду и возвращается к книгам. 37 дней. Она переводила неправильно. Во всяком случае, так она думает исходя из нового свитка, что принесла Бэлль из лавки Румпеля. Она думает, что переводила неправильно. Кинжал не создал дыру между мирами, отправляя Эмму в другое место. Он всосал её в себя. Звучит глупо, но прошло всего несколько недель с того момента, как Реджина выпустила целый монастырь фей и гигантского чудовищного демона из шляпы, и даже двух лет не прошло, как её собственный сын попал в волшебную шкатулку. Чёрт, Сидни на протяжении многих лет жил в зеркалах. Люди могут застревать в странных местах. Реджина бросает всю работу, которую она делала до этого, и начинает всё по новой. 39 дней. Реджина приносит кинжал, пару свитков и зелий, которые варила всю ночь, к тому месту, где исчезла Эмма. Это одна из самых сложных магий с которой ей когда-либо приходилось сталкиваться. Тончайшая и капризная. Она чувствует, как магия высосала из неё все соки, из-за чего перед глазами заплясали чёрные точки ещё задолго до того, как она закончила заклинание. Когда её зрение окончательно проясняется, — когда она пробормотала последние слова заклинания и брызнула зельем на кинжал, когда воздух наполнился дымом, от которого у неё защипало глаза и запершило в горле, — перед ней возникает припавшая к земле фигура. — Эмма? — кричит Реджина. Эмма поворачивается, поднимается на ноги и смотрит на Реджину. Серо-зелёные глаза широко открываются от удивления. — Реджина? Реджина делает навстречу шаг, два, три, а затем и вовсе бросается на Эмму. Обхватывает обеими руками её за шею и прячет лицо ей в плечо, тогда как Эмма выпускает лёгкий смешок и спотыкается, после чего, не давая им обеим упасть, с опозданием поднимает свои руки и обнимает Реджину. — Эй, — говорит Эмма, неловко поглаживая спину Реджины. — Эй, всё нормально. — Я ненавижу тебя, — шепчет Реджина. Она плачет. Одна рука все ещё обхватывает шею Эммы, другая сжимает её майку. — Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу. Эмма смеется, дрожит, хлюпает носом, и Реджина думает, что она, может быть, тоже плачет. — Я знаю. — Она поглаживает рукой между лопаток Реджины. — Прости. Я знаю. Когда, наконец, глаза Реджины становятся не такими заплаканными, она поднимает голову и держит Эмму за плечи. Проводит полную проверку тела Эммы, ощупывая Эмму с кистей до плеч, пытаясь понять, где она может быть ранена. Эмма выглядит хорошо. Может, чуть бледнее, чем раньше, но в остальном не хуже, видимых ран нет. (Реджина слишком хорошо знает, что не все магические повреждения находятся снаружи). Реджина кладёт голову обратно Эмме на плечо, чувствуя, как пальцы Эммы запутываются в её волосах. — Прости, что получилось так долго. Мне так… мне так жаль. — Да уж, ну ты конечно и копуша, — говорит Эмма, и Реджина вздрагивает. — Эй, — Эмма слегка отстраняется, прикладывая три пальца к щеке Реджины. — Я же пошутила. Пальцы Эммы теплее, чем Реджина могла ожидать, прикосновения чуть нежнее, чем она может справиться. Реджина закрывает глаза и наклоняет голову. — А я нет. Она переводит глаза на Эмму, которая облизывает губы, поднимает одну руку, убирая с лица блондинки волосы. — Как долго? — нерешительно спрашивает Эмма. — Как долго я была… там? Эмма медленно выводит круги на запястье Реджины. Реджина выпускает низкий вздох. — Тридцать девять дней. Здесь. Здесь прошло тридцать девять дней. — Она сглатывает. — А для тебя…? Вокруг них поднимается ветер, Эмма крепче обнимает Реджину. — Не так долго, — говорит Эмма. — То есть, находясь там, было довольно сложно подсчитать время, потому что всё стало немного нечётким, но… однозначно не так долго. Реджина кивает, положив голову на грудь Эммы, слушая ровный ритм сердца. — Хорошо, — говорит Реджина. — Это хорошо. 30 минут. Они идут к Снежке и Прекрасному, потому что там Генри. Там плачут все, а после с трёх сторон обнимают Эмму. Реджина отходит на кухню, занимаясь приготовлением чая и какао и стараясь не замечать дрожь в своих коленях. Генри присоединяется к ней, когда она начинает посыпать корицей какао. Он обнимает её за талию и кладёт свой подбородок ей на плечо. И боже, думает она, он уже с неё ростом. В какой момент её ребёнок стал таким взрослым? — Я знал, что ты сможешь это сделать, — говорит он. Реджина проглатывает образовавшийся в горле ком. — Я знал, что ты вернёшь её. 6 часов. Эмма приходит домой вместе с Реджиной и Генри. В какое-то мгновение Эмма сомневается, стоя перед гостевой комнатой, после чего Реджина берёт её за руку и тащит по коридору к себе в спальню. — Просто спать, — говорит Реджина, когда Эмма смотрит на неё с широко открытыми глазами. — Мне нужно знать, что ты снова не исчезнешь. Они забираются в постель и выключают свет. Эмма напрягается рядом с ней, тело неподвижно и очевидно даже близко не спит, поскольку одна рука Реджины лежит на бицепсе Эммы. — Эмма, — бормочет она. — В чём дело? Эмма немного пододвигается, поворачивает голову так, что она сталкивается с Реджиной. Лунный свет, пробивающийся сквозь занавески Реджины, превращает волосы Эммы, разбросанные по подушке, в серебро. — Там было темно, — говорит Эмма, голос её низкий и неуверенный. Она облизывает губы. — Там, где я была. Я многого не помню. Но там было темно. Реджина кивает. Взмахом руки посылает четыре световых шара, которые плывут по потолку, каждый из которых занимает место в своём углу, отбрасывая тусклое золотое сияние на комнату. Эмма вздыхает, тихо и с облегчением. Реджина обвивается вокруг тела Эммы, голова мирно покоится на плече у Эммы, рука перекинута через её бедро. Они засыпают. 1 день. На утро после того, как Реджина возвращает Эмму, магическая ответная реакция — это самое паршивое, что когда-либо с ней вообще случалось. Реджине даже голову с подушки не поднять. Эмма смотрит на неё сверху вниз, хмурит бровь, в глазах беспокойство. — Что я могу сделать? — Останься, — говорит Реджина. — Пожалуйста. Просить о таком, по крайней мере, нечестно. Не тогда, когда Реджина едва в сознании, а родители Эммы, которые провели прошлый месяц без дочери, всего в пяти минут езды от них. Но Реджина всё равно просит. И Эмма не возражает. Реджина начинает проваливаться в сон. Голоса Эммы и Генри где-то вдалеке отдаются в её ушах туманным гулом, и она думает, что у неё, возможно, жар, — наверняка жар, — но её это уже не волнует, потому что Эмма здесь, взъерошивает волосы Генри и называет его пацаном, кладёт холодную руку Реджине на лоб, пока она и Генри начинают смотреть фильм на кровати Реджины. И она это сделала, думает Реджина, она и вправду это сделала. 7 дней. После душа вокруг Реджины вьётся пар. Она по-прежнему завязывает пояс своего халата. Эмма стоит в противоположном конце спальни, смотрит в окно балкона. Она подносит свой телефон к уху, и если Реджина прислушается, то запросто сможет разобрать звуки своего собственного записанного голоса. Её сообщения. Просто фантастика. Она прочищает горло и ждёт, пока Эмма опустит телефон. Эмма оборачивается к ней лицом, в глазах её застыли слёзы. Эмма тянется к ней, но Реджина вздрагивает. — Реджина... Реджина складывает руки на груди и выпрямляет спину и плечи, стараясь глядеть куда угодно, только не на Эмму. На свои занавески, вздымающиеся от ветра, на своё нерешительное отражение в зеркале туалетного столика. На куртку Эммы, всё ещё висящую на дверце шкафа. — Реджина, — повторяет Эмма, и на этот раз Реджина позволяет Эмме свободной хваткой взять её за запястье. Эмма аккуратно подтягивает её на несколько шагов навстречу, и, ждёт, пока Реджина не встретится с ней взглядом, после чего начинает говорить снова. — Реджина, ты знаешь зачем. — Не… — Реджина отворачивается, пытаясь вырвать руку. Эмма сжимает запястье Реджины чуть сильнее. — Ты знаешь зачем. Реджина качает головой. Отпихивает Эмму в плечо свободной рукой, в то время как лицо начинает дрожать. Эмма всё ещё отказывается её отпускать. — Реджина. — Перестань, — рычит Реджина. — Перестань произносить моё имя, словно всё в порядке, словно ты не… не уходила, Эмма. Ты могла умереть, ты могла… ты могла умереть, и я бы никогда об этом не узнала, и ты… ты… Эмма обнимает обеими руками Реджину за плечи. Реджина дрожит. — Ты не можешь заставлять меня любить тебя, а потом умирать, — шепчет Реджина. — Не можешь. — Да. — Эмма целует Реджину в волосы, поглаживая одной рукой затылок. — Да и ты тоже. Реджина фыркает. Эмма играет с её волосами, и Реджина легко, почти устрашающе легко, отдаёт всю себя её теплу и прикосновениям, обнимая Эмму за талию и медленно выдыхая. — Хватит с нас смертей. — Хватит с нас смертей, — соглашается Эмма. — Думаю, если мы сможем справиться с этим, то с остальным и подавно. Реджина хмыкает, наклоняет голову и смотрит Эмме в глаза. Она слышит, как по лестнице начинает подниматься Генри. Эмма наклоняется и целует её, медленно, глубоко, словно что-то обещая. Реджина не знает, что их ждёт дальше, но здесь и сейчас она думает, что всё будет в порядке.