ублюдок на десерт

У Ронана отвратительный характер и голос громкий до зажатых ушей и сморщенной ее самой, поэтому Блу слишком оглушающе молчит. От него тянет бензином и еще чем-то чисто его, чтобы попытаться определить и отличить. Блу тянет воздух в легкие, чтобы пропитаться внутренне и внешне, а потом смотрит куда-то в черноту завитушек на его спине. Там будто взрывается нечто ветреное, но такое спокойное… что-то… Как раз для Ронана Линча. Когда молчание становится убийственным для каждого ее выдоха, когда глаза почти кровоточат, а мир вдруг становится горяще-неправильным, Блу говорит: — Мне холодно, — и это не совсем неправда, поэтому ей стыдно разве что чуть-чуть. — Что мы делаем? Ронан резкий, угловатый, высокий; он пожимает плечами, пиная камень, а Блу думает, что это не разумно. Можно повредить палец, поцарапать обувь. Она сплетает пальцы рук, как сплетаются корни деревьев друг с другом, и смотрит вверх. Кроны пушистые и синеватые немного, прошитые покрывальными лоскутами ночи. И здесь осень, да. — Тогда, — она проводит рукой по шершавой коре, впитывает энергию будто, — что мы ищем? Ронан хмыкает: — Я не знаю. — Благоразумно. А зачем мы здесь? — Ты задаешь слишком много вопросов. — А я тут для чего, если мне знать не положено? Блу кривится, застывая на месте. Она чувствует, как гибкие лозы плюща нитями струятся меж ребер, окутывают кости и листьями прижимаются. Как водопадом шумит кровь в реках ее берегов. Блу одергивает футболку-которая-платье и смотрит прямо на ядовитого и злого Ронана. Он шипит и плюется. И, скорее всего, жалеет, что решил взять ее с собой. Блу от этого легче. — Ну? — Что-то не так, — просто, непонятно, резко; он идет дальше, отводя ветви кустарника в стороны, пиная листья. — Что именно? Ронан не отвечает. Блу раздраженно хмыкает, сдерживая неприятные слова, не давая им птицами сорваться с языка, зависнуть грозовыми тучами над их головами. Она прикусывает нижнюю губу и врезается в спину Ронана — случайно и неожиданно. Он дышит тяжело, руками касаясь горла и волос. И не моргая, наверное. Блу касается его плеча, и это действует сильнее, чем удар в пах. Она не спрашивает, что не так: деревья говорят по-английски, шепчут, просят, умоляют. Блу смыкает губы и выкидывает ключ от замка навсегда, чтобы не говорить никогда больше. Ронан дышит ей в висок и зажимает глаза руками. — Черт, не смотри. И не оборачивайся, — тянет ее за руку, — пошли. Черт, пошли. Блу все-таки оборачивается. Но там ничего.

***

В БМВ прохладно, если не холодно, но Блу почему-то ужасно душно. Это, скорее, Ронан, нервный и встревоженный, работает за печь для нее. Блу фотографирует на его телефон темную дорогу, звезды. Она вспышкой озаряет участки покрытого трещинами асфальта. — Что ты видел? — Неважно. — Если бы это было неважно, ты бы не вытащил меня с энергетической линии так быстро! — Блу ерзает на сидении. Ей вдруг ошеломительно неуютно. — Что-то с лесом? Ронан вжимает педаль тормоза в пол и медленно поворачивается. В этот самый момент Блу отчаянно жалеет, что так назойлива. Она не двигается с места, не ерзает и смотрит проницательно, вспыльчиво. Она готова брызнуть ядом в любую из выделенных ей на это секунд. Ронан готов тоже. — Ты меня бесишь, Сарджент, — Блу кивает, замерзая, потому что да, бесит, взаимно; ветви переплетаются с дорожками вен, листья шелестят в ее дыхании, — так что иди в задницу, — замолкает. Потом продолжает: — Я увидел дорогу. Ну, во сне. — Знаешь, я сорвалась с самолета почти не для того, чтобы загадки разгадывать. Говори прямо. — Я нашел пузырь. О том, что такое страшное он увидел, Блу больше не спрашивает.

***

— Может, стоит позвать Гэнси? — Он примчится сразу же, хотя и не захочет. Стресс, Сарджент. — Адама? — Блу хлопает дверцей БМВ с наслаждением, заставляя Ронана одобрительно скривиться. — Перриш свалил из Генриетты, ты, надеюсь, помнишь. И… — …у него тоже стресс? — В точку. Они пробираются сквозь стены кустов, почти выбивая стволы деревьев. Блу шипит от холода и тяжести дорожного рюкзака за спиной. Она ориентируется на Ронана, который сейчас компас, не дающий им заблудиться. Он не рассказывает, как именно определили местонахождение пузыря. Блу не спрашивает.

***

— Это вот все очень глупо, — Блу сбрасывает рюкзак на землю и возмущенно смотрит ему в глаза. — Ты знаешь, что там может быть? Линч, не будь ублюдком и подумай хоть раз. Ронан усмехается и включает фонарик. Собирается уже заходить в пещеру. Блу шипит-плюется: — Я сказала: подумай! — Если тебе так страшно, можешь оставаться здесь, Сарджент, — и ступает в пещеру. Блу пыхтит от злости, рычит от бессилия. И хочет сказать: «я не боюсь!», но слова оглушительные и резкие. И звучат положительно ужасно, поэтому она смыкается и лезет за ним следом в эту сырость земли. — Ты оплатишь мне химчистку.

***

Она зажимает ее в угол, когда земля сыпется на них камнями. Блу вся грязная и растрепанная. И злая. Она бьет Ронана по руке в приступе раздражения, наступает на ногу и дублирует звуки шагов. Фонарик гаснет, когда они охренеть как далеко. Ронану, кажется, все равно. — Ты не поставил новые батарейки? — Поставил. Темнота одуряющая, горячая от дыхания. Блу сжимает руки в кулаки, пытаясь ногтями кожу продавить — может, хоть с кровью выйдет эта оглушающая, отвратительная, горячая злость. Она прорывает свет ночной мглой, затопляет голубые гавани небес мазутом и выкручивает лампочки-звезды. Блу их даже не чувствует сквозь земляную толщу. Они натыкаются на тупик — голая, кривая, мокрая. Стена. Блу выдыхает так рвано, что сводит челюсть.

***

— Ты знал, что Гэнси продал Монмаут? — ей просто хочется сказать что-то менее больное в этой глупой погоне за неизвестным, но она бьет прямо в цель. Попадает. Ронан почти не вздрагивает, молчит, кивает. — Почему ты позвал меня? — Я оплачу твой билет, Сарджент, ты только заткнись. — Химчистка. — Ты хочешь раздеться прямо здесь, в машине? Блу нервно смеется, натягивая рукава грязного свитера на ладони. — Ты не похож на насильника. — Серьезно? — Нет. Между ними почему-то километры. Ронан, конечно, ошибся. Блу даже себя корит в этом. Она была раздражительна, зла. Она не могла понять эту хриплую надежду под перьевым ядом его слов. Разумеется, Ронан не был уверен на все сто. Разумеется, он не хотел терять абсолютно всех. — Как Мэтью? — Жив, здоров, забыл о том, что меня чуть не развоплотили, потому что его скручивали болезненные спазмы. — Это ужасно. — Я знаю. — Деклан? — Все еще урод. Ронан паркует БМВ у Фокс Вэй 300. Они сидят в темноте еще минут десять, переплетенные общим дыханием. Блу говорит: — Ты все-таки ублюдок, — и хлопает дверью. Ронан смеется.