Look at me

      Посмотри на меня, Флоран.       Я знаю, что ты не узнаешь меня. Ни один мускул не дрогнул на твоём прекрасном лице: ни когда с моей головы был сдёрнут чёрный мешок, ни когда верховный Судья Эдена – я не видел, но знал, что на губах Солюса играет победная усмешка – вынес приговор. В твоих глазах ни на долю секунды не мелькнуло осмысление всего происходящего. Ты заперт внутри, где–то очень глубоко в этом теле. И я боюсь, что не успею до тебя докричаться.       Я не знаю, когда всё пошло не так. Может, когда диверсия нашего отряда сорвалась, и я помог выбраться всем, кроме себя самого. Может, когда две недели назад стража Всесильного захватила тебя. Может ещё раньше – намного раньше – когда я признался себе, что не смогу без тебя жить. Наверное, поэтому я здесь. Наверное, именно потому, что я не смог быть без тебя там, на свободе, потому что такая свобода мне не нужна.       Потому что мне нужен только ты. Не тот, у кого на плече висит заряженная винтовка, и кто подчиняется только голосу Солюса… Я знаю, я всё знаю, Флоран. Как они пытали тебя, как выбивали из тебя правду, чтобы ты раскрыл им место нашего укрытия. Но ты этого не сделал, иначе в тот же час весь наш отряд был бы обезглавлен и принесён к ногам Всесильного. Ещё я знаю, на что способна их медицина и на что способны солдаты этой армии. И я знаю, что тебя никто не жалел. И почему ты слушаешь только Его – я тоже знаю. Он пытался заставить нас думать, что ты предал Снейка, что ты предал повстанцев, что ты предал меня, чтобы примкнуть к его рядам. Но это обман, и он стоил тебе души. Они убивали ее медикаментами и гипнозом, подчиняя волю и разум. И ты сдался. Я не имею права тебя осуждать… Но мне так хочется, хотя бы на мгновение, вернуться назад и снова ощутить твои бережные касания и тихий шёпот, и знать, что ты меня любишь, и что этого никто и ничто не изменит…       – Приговорённый, вам дано право на последнее слово, – голос Судьи звучит насмешливо и победно, заставляя на мгновение отвернуться.       Я смирился со своей участью. Ещё прошлой ночью, в камере, когда узнал, кто будет приводить приговор в действие. Солюсу показалось это забавным и символичным – судьба, как он сказал, любит играть в такие игры. Я не верю, что моя судьба – погибнуть в стенах этого сущего ада. Я не верю, что мне предначертано принять смерть от твоих рук. Нет, только не так, только не здесь, только не при таких обстоятельствах. Но выбирать не приходится. Я тоже сдался.       – Что ж, очевидно пленнику нечего сказать, – усмехается Властитель, спускаясь со своей трибуны. – В таком случае, народ Эдена, смотрите, как падёт не последний, но очередной бунтовщик, – его смех заполняет всю площадь. – И так будет с каждым, кто осмелится стать на моем пути.       – Флоран, – мой собственный голос дрожит, когда я поднимаю голову, чтобы взглянуть на тебя, но это так не важно. Ничто не важно, кроме… – Посмотри на меня, Флоран, – конвоиры заламывают связанные за спиной руки, заставляя склониться и упасть на колени, подчиняясь.       Всесильный резко дёргает рукой, и конвой отступает. Он окидывает меня взглядом, полным надменного презрения, и ехидно ухмыляется:       – Громче, Микеле, тебя совсем не слышно.       Он идет вдоль ряда стражи, останавливаясь возле тебя, становится за спиной и приказывает:       – Да, посмотри на него, Флоран, – его губы растянуты в едкой усмешке, а ладонь сжимается на твоём плече. Он знает, что мне не победить.       Ты повинуешься. Переводишь взгляд медленно, глядя не на меня, а куда–то сквозь, и только в этот момент я понимаю, что по щекам катятся слёзы. Прости мне эту слабость.       – Он прекрасен, не так ли? – Солюс адресует этот вопрос мне, но я предпочитаю игнорировать его слова, ведь мне уже нечего терять.       На самом деле, есть. И он это знает, и я это знаю, поэтому именно в твоих руках оружие.       – Флоран, я знаю, что ты не помнишь меня, – я говорю совсем тихо, не желая на потеху диктатору кричать от раздираемой боли. – И я не должен просить вспомнить меня, – выдох. Так будет лучше. – Я не буду этого делать. Единственное, за что ты должен простить меня, за то, что ты оказался здесь, в лапах этого зверя… – едва не падаю, ощущая боль от удара прикладом между лопаток. Всесильный усмехается. – За то, что я оказался здесь. И за то, что не оставляю тебе выбора. Ты не убийца, Флоран…       – Он солдат, – перебивает меня уверенный голос, но я всё равно продолжаю:       – Не позволь им убедить тебя в этом, – замолкаю, смаргивая слёзы, лаская твое лицо взглядом.       Сейчас особенно больно вспоминать все твои объятия и обещания, зная, что больше ничего не будет. Но я не в силах забыть, как мы целовались под дождём на нашем первом свидании, когда, промокшие до нитки, мы забежали в старый разрушенный храм; как ты обнимал меня, согревая холодными ночами, боясь, что однажды наступит утро, когда я не буду просыпаться с тобой; как заслонял своей спиной, защищая перед Снейком за очередной провал операции… Я обещал, что никогда не перестану любить тебя. И даже зная, что сейчас произойдет, я всё равно люблю тебя.       – Как трогательно, Микеле, – хмыкает Солюс, делая несколько шагов перед тобой, чтобы стать по другое плечо. – Наверное, это должно было расчувствовать, – его жёсткие пальцы с силой впиваются в твой подбородок, вздёргивая голову, заставляя поднять взгляд. – Но не его, – он снова усмехается, так же резко отпуская. – Ты это прекрасно знаешь сам. Что ж… – Всесильный снова становится рядом с тобой, закладывая ладони за спину, и с превосходством оглядывает площадь. – Приговор озвучен и должен быть приведён в исполнение.       Конвой вздёргивает меня, ставя на ноги. Я обещаю тебе не бояться, Флоран.       – Готовься, – громогласно звучит команда над головой, и ты снимаешь винтовку с плеча.       Горло перекрывает спазм, и я не могу вздохнуть.       – Целься, – ты приставляешь оружие, упирая в плечо отточенным движением.       Я зажмуриваюсь, ощущая, как дрожит всё внутри.       – Микеле, не лишай нас такого удовольствия, – издевательски произносит Солюс, и один из конвоиров одёргивает меня.       Сбито выдыхаю, сглатывая горький ком из невыплаканных слёз, и открываю глаза. Всё должно было сложиться иначе, Флоран. Не так, не здесь и не сейчас. Но у нас нет выбора.       Ты смотришь на меня, твой взгляд поддёрнут мутной пеленой страха и непонимания. Но ведь солдат не должен выказывать своих эмоций, правда? Не бойся, мой родной, я ведь не боюсь. Мягко улыбаюсь, слабо растягивая губы. Я верю, что где–то глубоко в душе – или в том, что от неё осталось, – ты знаешь, что я тебя люблю. И что я не хотел ставить тебя под удар. И я всё ещё надеюсь, что наш отряд, во главе со Снейком, найдёт способ спасти тебя. Я знаю, что ты будешь жить.       Но сейчас, прощаясь, я одними губами шепчу:       – Посмотри на меня…       – Пли!       Я слышу, как хохочет наш враг, как бушует в эйфории толпа. И, возможно, мне только кажется, что в уголках твоих глаз выступают слёзы, а с губ срывается тихое «Микеле» в момент, когда больше ничего вернуть нельзя.