Дэвид Кларк должен дышать спокойно, свободно, упиваясь каждым мгновением сладкого лета, но лёгкие беспощадно отказываются работать в её присутствии, словно это может спугнуть
Его Королеву (ох, милый Дэвид, а ты разве не знаешь, что Виктория прячет под юбкой нож?).
На дне её матово-чёрных зрачков плещется отстранённое недоверие; Дэвид жжёт дыханием нежную кожу на щеке и тихо-тихо, вполголоса обещает в проклятой темноте:
«я не потеряю тебя снова». Он доверчив и по-прежнему влюблён в выдуманную ими сказку, что ей, бесспорно, на руку, — она сможет сломать ему шею в любой момент, и он до последнего не поймёт, что же произошло.
Как и не понял двадцать лет назад.
«Повторная ошибка, мистер Кларк. И когда же Вы наконец научитесь играть в королевские игры?»
Виктории впору хохотать до слёз (Дэвид, мать его, Кларк жив!), но ей вовсе не до смеха. Его дьявольская дочурка точит лезвия в пряной оранжерее богатого поместья Грейсонов и готовится вновь выдвинуть свою жалкую белую пешку на шахматное поле, пока Ви поёт обманчиво-сладостные речи её отцу; ещё минута — и Виктория полюбит новую игру в страстное противостояние.
Её выдают глаза: резкий взгляд, робкая прохладность по краю, кажется, бардовой радужки и страх проиграть в очередной раз сучке, что изрядно подпортила её стылую кровь. Виктория ходит по краю, на цыпочках подбирается к Дэвиду со спины и оставляет на его жёстких губах безразлично-нетрезвый поцелуй.
Один — ноль, милая Аманда.
Гори в Аду.
В Арктике, утонувшей во льдах, теплее, чем на сердце вдовы Грейсон, но Дэвид отчаянно противостоит правде, хватаясь за каждую возможность приблизить к себе (не)-Его Викки. Их памятное место, старый маяк на окраине, гаснёт в лучах уходящего на ночь солнца; Виктория тянет на алые губы фирменную идеальную улыбку и чувствует без конца прибрежный песок в её ладонях и горячий язык Дэвида Кларка во рту.
Дыхание сбивается в два счёта, будто нарочно, а в затуманенном сознании проносятся со скоростью света былые легенды: когда-то они верили, что связаны крепкими узами до конца жизни, что любовь не угаснет в жарких сердцах, что они
предназначены, чёрт возьми, друг другу.
Вздор!
Ви мечется между Кларками, словно безумная. Сквозная ненависть Эмили-Аманды под её кожей тянется свинцовым узлом, подпитывая кровь ежедневным ядом, но в то же время нет ничего прекрасней, чем Дэвид Кларк, что до сих пор сходит по ней с ума.
Она цепкой хваткой притягивает его к себе, забывая о том, где болит, а мисс Торн — прямо противоположно; она ошибается в расчётах ровно в ту же минуту: Дэвид не оставит свою дочь.
И Грейсон решает сама — не привыкать. Её и след простыл назавтра, лишь шлейф непривычно резкого парфюма повис в воздухе тягостной дымкой. Виктория исчезает стремительно, чтобы появиться вновь уже совсем скоро и вовсе не ради Дэвида.
Виктория жаждет мести. Виктории нужна Эмили.
