лорпавыф

Анна Грин. The Heart Race Of A Mouse. Частота сердечных сокращений мыши. Перевод на русский: Лилия Паркер. Пролог. Мне никогда не следует доверять управление каким-либо видом транспорта. Не потому что я паршивый водитель, а потому что я сжимаю свой руль сильнее при виде каждого проезжающего мимо грузовика. Каждый день я просматриваю газету только для того, чтобы найти тот единственный заголовок об автокатастрофе, в которой люди просто не знают, что с ними произошло. Может быть, водитель не справился с управлением. Может, у него случился приступ. Может, он пытался объехать ребенка, перебегавшего улицу. Что-нибудь, что объяснило бы, почему его машина и его внутренности разукрасили бампер канадского товарного грузовика, следовавшего из Монреаля в Детройт. Однажды я ехал из Портленда в Лос-Анджелес. Ехать на юг было приятно, воздух становился теплее и люди более загорелые. Поездка заняла четыре для, потому что я постоянно отвлекался и сделал небольшой крюк в Неваде, где я напился в стельку с одним парнем, который всю жизнь проработал клоуном в цирке. Мы были совершенно одинаковыми с этим парнем. Меня легко отвлечь, потому что я никогда не знаю, на что мне следует обратить внимание. Будь то новая гитара, проблеск чего-то лучшего и более достойного, пара карих глаз, которые всегда дополняют улыбку на губах совершенной формы. Путешествуя по Западному побережью, я сбился со счета, сколько раз я хотел вывернуть руль влево, увидев приближающуюся машину. Удар. Взрыв. Дым. Не знаю, посещают ли кого-нибудь такие же мысли за рулем. Я никогда не спрашивал. Когда я разбил наш тур-автобус тогда в 74-ом, я задался вопросом – было ли это сделано нарочно или нет. Я не собирался делать это, но может быть хотел этого подсознательно. Какое-то время мы думали, что Джо не сможет снова ходить. А сейчас я еду на арендованной Шевроле, направляясь из О’Хара по адресу, нацарапанному на салфетке чужим неразборчивым почерком. Эта коричневая машина, светло-коричневая, напоминающая детское дерьмо. Она была единственная, которая осталась. Дворники издают скрипящий звук, пытаясь справиться с тяжелым, мокрым снегопадом. - Ты нервничаешь? Я даже не посмотрел на пацана на пассажирском сидении. - Нет. - Брент сказал, - сказал он, начиная с еще одной лжи, которую кто-то сказал обо мне. Люди любят говорить, говорить и говорить обо мне. – что во время Jackie ты нервничал так, что напивался перед каждым выступлением. - Он мне льстит, - заметил я, задетый тем, что это вовсе не ложь – единственным способом справиться с давлением десятитысячной толпы был алкоголь. Спасибо, Брент, из-за этого я выгляжу лучше. Нет. Из-за этого я выгляжу как жертва. Может быть это хорошо. - Еще он сказал, что тебе стало лучше во время второй половины тура. Ты меньше пил, был более сосредоточенным. Знаешь, после того, как ты встретил ЕГО, - заметил он неприятно. Я сдержал порыв свернуть с дороги и просто заткнуть его, и, когда он сделал свой предсмертный вдох и одними губами прошептал страдальческое «А что?», я сказал ему «что»: что он не может держать свой проклятый язык за зубами. Белый снег превращал уродливые очертания машин в черный дым, соприкасаясь с дорогой, делая ее скользкой, но мы продолжали ехать. – А еще Гейб. Он сказал, что ты никогда не волновался во время The Pearl тура. Полагаю, ты изменился. - Ты любишь звук собственного голоса, да? - Ага, - просиял он, русые локоны упали на его полные энтузиазма глаза. У него молодое, добродушное лицо, которому он пытается придать мужественности при помощи щетины, но оно все равно остается детским из-за яркой энергии, которая всегда присутствует в его словах и действиях. У него немного впалые щеки, тонкие губы и высоковатый лоб, что выглядело несоответственно. Я сосредоточился на дороге, и он замолк ненадолго. Когда он заговорил снова, его слова звучали обеспокоенно. - Что, если он забыл? Или что, если он все еще злится на тебя? - Что, если я все еще злюсь на него? - Ты не злишься, - сказал он знающим тоном. Ненавижу, когда он прав. Снегопад замедлялся. Я поерзал в сидении, чувствуя, как ремень безопасности скребет мою шею. - Я переживаю за тебя, - заключил он. Возбуждение снова вернулось к нему. Мне не нужно ни его волнение, ни поддержка, ни жилетка, чтобы поплакаться. Он понятия не имеет, насколько его энтузиазм выматывает меня. Он посмотрел на карту, лежащую на его коленях. – Потом налево, - скомандовал он, и я перестроился. – Знаешь, мне интересно, какой он. Я так много слышал о нем. Немного нереально встретить незнакомца, которого ты представлял обнаженным дюжину раз. Я нашел ту фотографию у тебя дома, на которой он БЫЛ голым, поэтому… Я свернул на обочину и резко остановился. Он напрягся, озираясь вокруг широко распахнутыми глазами. - Что ты делаешь? - Я говорил тебе не трогать мои гребаные вещи! – сказал я снова. Снова! Любопытный маленький ублюдок. – Вот, это твоя остановка, - сказал я и показал в окно на магазин с зелеными буквами курсивом: C-A-F-E. - Пойди, купи себе кофе. – Будто он и без этого недостаточно активен. Он драматично открыл рот: - Я еду с тобой! Я сжал зубы и улыбнулся: - Нет, не едешь. – Мы злобно смотрели друг на друга. – Вон, Сиски! Вон! Сиски поднял руки в воздух. - Ты действительно не позволишь мне быть свидетелем этого воссоединения, которое заставило бы Ромео и Джульетту выглядеть как… - Не было у тех двоих никакого воссоединения– они умерли. - Ох. – Сиски неопределенно пыпятил нижнюю губу, но тут же поправился. – Так и не досмотрел фильм до конца. Они так странно говорят по-английски. Я отстегнулся и вышел из машины. В Чикаго холодно, снежинки падали на мое черное пальто и таяли. Я обошел машину и открыл дверь Сиски. - Ладно, ладно! – воскликнул пацан, поднимая руки. – Я выхожу! Видишь? Посмотри, я совсем вышел! – Он сморщил нос от холода, выглядя больше смешным, чем обиженным, бросив злобный взгляд на меня. - Я приеду за тобой позже, - пообещал я. - Если не приедешь, я знаю, где он живет! – Он достал свою тетрадь в черной кожаной обложке и начал что-то яростно писать, совершенно игнорируя мокрый снег. Я остановился у своей открытой двери и скептически посмотрел на него. - Не пиши ничего сейчас. - «Бесчестный Райан Росс снова нервно садится в машину, кинув своего преданного и верного компаньона на обочине дороги, словно очередную поклонницу, которую он любил, а потом вышвырнул, как ненужного котенка…» Остальное я не слышал, так как захлопнул дверь и уехал. Отражение Сиски угрюмо поплелось в кафе в зеркале заднего вида, и я посмотрел на карту, на его теперь пустующем сидении. Добраться до того места, куда я собирался, не заняло много времени. На подъездной дорожке стояла черная дорогая машина, модель этого года, 79-го. Она сделана с большим вкусом, чем то, что я парковал перед домом, и в какой-то момент я надеялся, что никто из чикагцев, живущих на улице Брендона, не заметит, что бывшая рок-звезда приезжает на этом жалком подобии машины с четырьмя колесами и рулем. Если это вообще дом Брендона, в чем я сомневаюсь. По улице проходил молодой человек с футляром для гитары за спиной, и я подождал, пока он пройдет. Бояться, что он узнает меня – паранойя, но я никогда не знал что говорить фанатам. Музыка – она не о человеке, который стоит за ней, следовательно, всякий интерес, который люди проявляют ко мне, не оправдан. Все, что им нужно знать, все, что им следует хотеть знать, уже есть в музыке. И никто никогда не поймет этого, кроме меня. Они никогда… Но я не хочу больше об этом думать. Я взял свою сумку с собой пошел к двери. Это самонадеянно, но так как последнее выступление было здесь, я предполагал, что Брендон сейчас дома. Хотя я не могу ничего предполагать, когда дело касается его. Я научился этому на горьком опыте. Дверь открылась с пятого звонка. - Да… Остальные слова Брендона исчезли, как только он увидел меня. Он выглядел немного старше, что заставило меня понять, насколько я опоздал. Он был немного не в форме из-за своей работы, под его карими глазами мешки. Я знаю, насколько такая жизнь выбивает человека из колеи. Но, не смотря ни на что, он выглядел более мужественным, более зрелым. Он продолжает делать со мной. Я не возражал. - Слышал, что ты теперь обитаешь в Чикаго, - объяснил я, заявив это как факт, который интересует меня ровно столько, сколько частота сердечных сокращений мыши или температура плавления серебра. Вообще нисколько. - Ага, - устало кивнул он, отводя глаза, словно загнанная добыча после утомительной погони, где он – олень, а я – волк. После долгого, долгого времени ни один из нас не собирается бежать. Брендон не удивился, увидев меня. Я не такой уж предсказуемый человек, он мог бы и повздыхать немного. Совсем чуть-чуть. Просто, чтобы поразвлечь меня. Я вот чертовски удивлен, что я здесь. - Так много для старых друзей, - добавил я и продолжил, не давая ему шанса ответить, - пригласи выпить пива. Брендон покачал головой: - Я занят. Сиски был прав. Он все еще злится. - Я тоже занят, но все же я здесь. Я посмотрел на него в упор. Мои внутренности скручиваются в его присутствии, но он не чувствует этого. Брендон вздохнул и открыл дверь, и я прошел в гостиную, бросив сумку на диван. Я здесь, проехав через всю страну ради единственного парня, единственного парня, который смотрел на ночное небо вместе со мной и придумывал новые созвездия, и я….. Твою мать. Я буду стоять на своем и делать все, чтобы убедить себя в том, что все это ничего не значит для меня. Я облизал губы, вспоминая, каков он на вкус. - Одно пиво, а потом мне надо будет идти, - пробормотал Брендон и направился на кухню, а я молча смотрел ему вслед. Он замедлил шаг и повернулся, его взгляд колебался. – Ты идешь на выступление сегодня? - Я рассчитывал на это. Он посмотрел прямо на меня, и я оказался снова в Оттаве, около Civic Center, где мы целовались за тур-автобусом, который я еще не разбил. Я в коттедже в Бисмарке, где я вручил ему часть себя, от которой он вежливо отказался. Я в Сан-Франциско, мы ссоримся с ним, в Нью-Йорке, наблюдаю, как он просматривает пластинки, которые не собирается покупать, украдкой наблюдая, как я работаю за стойкой, потом мы на полу в подсобке, изо всех сил надеясь, что Эрик не придет раньше начала своей смены. Брендон сказал: - Я могу достать тебе пропуск за кулисы. - Можешь достать два? Я приехал с одним парнишкой. - Каким парнишкой? – его голос напрягся. - Мой сталкер. Он недоверчиво цокнул языком. - Ты отлично знаешь, как выбирать себе друзей. - И любовников, хотя он не из их числа, - сказал я нарочно. Брендон не отрицал, что он спрашивал именно об этом. - Могу достать два. - Спасибо. Брендон показал на мою сумку: - На ночь останешься здесь? - Конечно, - пожал плечами я. Он нервно кивнул и ушел на кухню. Я направил свою машину на его полосу, и вот мы снова столкнулись. Удар. Взрыв. Дым. Vol.1: Глава 1: Апокалипсис, и это наш старт. Я, должно быть, сумасшедший или самоубийца. Может быть, все вместе, потому что одно не исключает другого. Пит сидел напротив меня с ленивой улыбкой на губах. С открытым ртом я переводил взгляд с бумаг снова на него. - Мы еще можем внести некоторые изменения, - заверил он меня, и стало ясно, что он будет счастлив втиснуть еще несколько дат сюда. Он был бы рад, алчный ублюдок. Без сомнений, он самый жадный хиппи, которого я знаю. Я передал бумаги Джо, который, откинув вьющиеся каштановые волосы со своего смазливого лица, уставился на даты тура. Его голубые глаза загорелись, и, зная его, это от представления, сколько девчонок ему достанется и на сколько вечеринок он попадет. Брент наклонился над плечом Джо, издавая одобрительные звуки. Я знал, что Джо будет этому рад, но Брент? Чертов предатель. Спенсер принял новость как мужчина, как всегда заняв нейтральную позицию. Я покачал головой и недоверчиво рассмеялся, но мои согруппники даже не замечали меня. - Да ладно! – воскликнул я, чтобы привлечь к себе внимание, которого я заслуживаю, и слова эхом отскочили от стен кабинета Пита. Шум из других кабинетов Капитоля моментально стал тише, и я представил себе, как их шестерки подслушивают сейчас под дверью Пита. - Какие-то проблемы? – спокойно спросил Пит, его голос словно умиротворенные волны моря, соприкасающиеся с берегом, его карие глаза терпеливо смотрели на меня. Черные волосы упали на лицо, прикрыв левый глаз, и это правильно. Скройся, ублюдок. - Да! Я снова схватил листок и бросил его в Пита. Мои руки связаны, когда дело касается увольнения этого придурка, но я могу жаловаться так громко, как захочу, и дам ему понять, что его фронтмен НЕ счастлив. - Что это, на хрен, такое? Я согласился на летний тур, но это? Твою мать! Пять выступлений в Нью-Йорке? Да на какой черт нужно давать пять выступлений в сраном Нью-Йорке? - Там тебя любят. Тебя любят везде, или ты проспал последние несколько месяцев? Вы, ребята, сейчас на пике, вы круты. И тебе следует проверить свой контракт – ты уже согласился на этот тур. Ты не можешь свалить, Райан. Пит приставил пистолет к моей голове и нажал на курок. Мои руки связаны. Спенсер потрепал меня по плечу: - У тебя же вроде все равно не было других планов, правильно? – спросил он, но в его голосе почти столько же энтузиазма, сколько и во мне. - У меня были другие планы, - заявил я. Бухать. Трахаться. Обкуриваться. Писать песни. Записывать их. Отказываться от каждого интервью, которое мне навязывали. Спенсер хороший оратор, он справился бы с прессой. Позвонить отцу, напомнить нам обоим о постоянно забываемом существовании семьи, попробовать съездить в Бисмарк и провести пару недель в его хижине, только я и сосны. Но никого не волнует, чего я хочу. Они хотят пятьдесят пять распроданных выступлений, небрежно поделенных на две половины: Восточную и Западную. Концертные залы больше, чем те, где мы выступали раньше. Брент и Джо начали обсуждать выступление на сцене, Спенсер предложил сделать световое шоу. Вот что нам действительно нужно: копировать группы, которые были до нас, делать именно то, что уничтожит нашу уникальность. Пит сказал, что даты тура еще можно изменить. Спенсер настоял, чтобы мы заскочили в Цинциннати, и Пит пообещал, что сделает пару звонков тамошним промоутерам. Я представил десятки тысяч лиц, которые я буду созерцать в ближайшем будущем. Меня затошнило. - Также, раз уж мы все здесь, - сказал Пит, - давайте проведем собрание группы. - Интересно. Но ты не состоишь в группе, - заметил я. - Нам нужно все прояснить перед туром. Начать его с положительных эмоций. Итак, если есть какие-то мысли или проблемы, сейчас самое время поделиться ими, - Пит сложил руки и откинулся в кресле. Мысли или проблемы? Давайте посмотрим. Я даже не хочу ехать в этот тур. Мы только и делали, что ссорились с тех пор, как отправились в студию записывать наше чудо для чартов. Если этот альбом полон «вихрями темной энергии», это потому что мы были чертовски злые. Многие коллективы начинают с группы друзей, которые просто хотят играть свою музыку, но потом появляется бизнес. Слава искажает реальность. Ты больше не пишешь музыку для себя, ты пишешь ее для фанатов. Что они ответят? Чего они хотят? Что удержит тебя на вершине? И у всех свое мнение на этот счет. Мы повязаны вместе – мы четверо и Пит, и узы, связывающие нас, становятся все тоньше и тоньше. Мысли или проблемы перед туром. Давайте начнем с апокалипсиса, и это наш старт. - Я думаю, мне надо быть немного ближе к Райану на сцене. И ближе к краю сцены, а не сзади слева, - заявил Джо. – Мои фанаты хотят видеть меня. - Естественно, - кивнул Пит. - Больше света на меня. И я хочу микрофон. - Ты не поешь, - улыбнулся я. - Но я хочу привлечь свою аудиторию, - Джо улыбнулся в ответ. - Брент? – спросил Пит. - Сырные крекеры в гримерках. Бесплатное пиво. Только четырехзвездочные отели, когда мы будем останавливаться в отелях. Всегда должны быть пончики с джемом и презервативы в автобусе. Мне нужен один помощник, который будет отвечать за мою бас-гитару и клавиши, это обязательно. Всего один парень, чтобы я знал, на кого орать. Хм… Дай подумать…. Знаешь, я напишу список, - Брент широко улыбнулся, на его грубом лице промелькнула тень себя-обожания. Когда Брент в плохом настроении, его брови будто нависают над темно-коричневыми глазами, губы надуваются, и он мне слегка напоминает шимпанзе. - Спенсер? - Все хорошо. - Да ладно тебе, давай! - Нет, правда. Мы уже разобрались с барабанной установкой, так что мне ничего не нужно. Пит повернулся ко мне: - Райан, чего хочешь ты? Я смотрел в окно и наблюдал, как снаружи весенний ветер толкал и качал деревья. Мне стало интересно, может ли быть ветер настолько сильным, чтобы поднять их в воздух, вырвать все корни, которые вросли в землю слишком глубоко, и если такой ветер существует, он должен рассказать мне свой секрет . - Я не хочу делить ни с кем номера в отелях, - пробормотал я. - Заметано! – расплылся в улыбке Пит, будто все решено, улажено. Мы спасены. Джо продолжал бросать на меня взгляды, Брент беспокойно ерзал, Спенсер продолжал улыбаться, а я жалел, что вообще проснулся этим утром. Спенсер пытался уговорить меня пойти выпить с ним пива. Мы уже полностью продали два из пяти выступлений в Нью-Йорке, и я даже повлиять на это никак не мог. - Будет весело, чувак, -сказал Спенсер нерешительно, совсем не имея это в виду, и я вскинул голову, когда по радио зазвучала наша песня. Лысый бармен подпевал, так и не узнав меня, когда я подошел за вторым пивом. Хорошо. Это рок-волна, и уже была почти полночь, что объясняет, почему они поставили нашу песню. Им лучше не ставить ниши песни днем, когда добропорядочные американцы забирают своих детей из школы. - Рай, ты хотя бы слушаешь? Бармен повторяет слова, открывая и закрывая рот, приспосабливаясь к моему голосу и словам. Он не знает, о чем эта песня, что я чувствовал, когда писал ее, в чем ее послание. Но вот он стоит здесь, наливает пиво и насилует мои слова, крадет их, одевает их в вельвет, когда я хотел одеть их в сатин. - Забудь, - вздохнул Спенсер и посмотрел на оставшееся в его бокале пиво, которого не так много. Спенсер очень одарен в этой области. Спенсер привык к тому, что мы в радиоэфирах, но я чувствую себя как-то нереально, когда слышу собственный голос по радио. Спенсер прикончил пиво, его голубые глаза остановились на мгновение. Он почесал свою бороду, и я наблюдал, как двигаются сильные мышцы его руки под кожей. У него дружелюбное лицо, оно может заставить тебя захотеть рассказать ему все секреты. Годами я пытался противиться этому порыву. Радио-комментатор сказал: «Это были «The Followers» и их сингл «Alienation» с их нового и одобренного критиками альбома «Boneless». Не знаю как у вас, но этот альбом уже есть к моей коллекции!» Остальное я не слушал. - Слушай, помнишь, мы выступали в поддержку Флойдов в 71-ом? – начал Спенсер снова, и я кивнул. Еще как помню. Девять тысяч человек и мы четверо на сцене. Никто не знал нас. Никому не было дела. – Такие же большие концертные залы, это как…. секс с незнакомкой. - Чем я регулярно и занимаюсь, и что? – напомнил я, и Спенсер махнул рукой в знак того, чтобы я заткнулся. - Я говорю о том, ну, в этот раз мы хедлайнеры. Но мы им уже нравимся, иначе их бы там не было. И залы настолько большие, что нет абсолютно никакой близости. Так что, тебе не надо будет производить впечатление на этих незнакомцев. Мы выйдем на сцену, отыграем, раскланяемся. И уйдем. Всего лишь одна ночь, - объяснял он. В какой-то степени это имело смысл. Я могу вытащить свою душу для фанатов. Они все равно ее не увидят. - Ну может быть, - допустил я в конечном счете, опуская пустую бутылку. – Мне надо идти. Жак сказала, что заглянет. Он покачал головой: - Не знаю, как ты ее терпишь. - Почему бы нет? – спросил я, надевая куртку. – Она верна почти всегда. Это больше, чем можно просить от женщины в наше время. Спенсер усмехнулся, но он еще так молод. Он все еще потрясен своим разрывом, но когда это пройдет, он поймет что мы больше не в пятидесятых. Уже 60-е, нельзя ничего вернуть. Я лишился девственности в Вудстоке, и это тоже нельзя вернуть, не то чтобы я хотел вернуть, потому что Фауна была красивой женщиной. Она ничего не хотела от меня, кроме одной ночи. Вот такие сейчас женщины – они хотят испытать нечто прекрасное с тобой, и они не заморачиваются, если ты потом просто исчезаешь. Ради Бога, сейчас же 74-й год – мир изменился, и это ничего не вернуть. Вместе в музыкальной есть еще и сексуальная революция. - Жак поедет в тур? – спросил Спенсер. - Неа. Не хочу, чтобы она перетрахала всех моих друзей. Спенсер попросил меня остаться, чтобы выпить еще, но я отказался. - Я знаю, чья бы корова мычала, но тебе не стоит так много пить. Серьезно, прошло уже много МЕСЯЦЕВ, чувак. Она была обычной девушкой, и она определенно не заслуживала тебя, - сказал я ему уверенно, и он устало кивнул. Конечно же, он знает. Он думал, что влюблен в эту девушку, теперь все кончено. Он сделал правильный выбор, выбрав группу, даже если мы… рыцари разрушения. Посланники потери. Мы вместе, но в то же время так далеки друг от друга. - Не бери в голову, - заключил Спенсер, и я почувствовал, что мы снова немного сблизились. Я обнаружил Жак около своего дома, она курила сигарету, которую я докурил, подойдя к ней. Она рассказывала мне о своей суке сестре. На ее шее красовался засос, прикрытый светлыми волосами. Мне было действительно безразлично, кто его там оставил, прямо над ее левой ключицей. Я знал, что она хотела, чтобы я ревновал, но у меня никогда не было этого чувства. Ни к ней, ни к кому бы то ни было. Она не любит меня. - Пятьдесят пять выступлений, - сказал я ей. – Мы уезжаем через месяц. Ее глаза загорелись, и я узнал этот взгляд. Он значит, что она не будет вести себя как хорошая девочка, она будет рада этому. Она красивая, лицо как у куколки и большие, невинные глаза. Она выглядит маленькой и поразительно красивой, когда она раздета, многие мужчины знают это. И даже некоторые девушки, если верить ее словам, в чем я лично сомневаюсь. Жак пользовалась своей внешностью, чтобы очаровать людей, потому что она дико боялась, что она никому не понравится такой, какой она была на самом деле. Она верила в нас двоих, вот почему я, наверное, был с ней. Или это она была со мной. Она заставляла меня задуматься об этом. - Пойдем наверх, - сказал я. Мы занялись этим не в кровати. Мы были наполовину раздеты в гостиной, ее трусики болтались на лодыжках, а моя ширинка была расстегнута, когда она узнала, что я не собираюсь брать ее с собой в тур. Она начала ругаться и отталкивать меня, переступила через свое розовое белье и направилась к двери. Если она никогда не вернется, то ее трусики останутся мне на память. - Автобус же маленький, - объяснял я. – Тебе там не будет места, детка. Ты можешь долететь до Детройта, где мы бы встретились, если хочешь. - И какого хрена должна я захотеть в Детройте? – рявкнула она в ответ. Иллюзия ее кукольного личика исчезла, уступив место ненависти ко мне. Она нахмурила брови так, что они соединились в сплошную тонкую линию. Ее руки сжались в кулаки, которые она драматично поднимала и опускала, издавая такой звук, будто она не худенькая девушка, а раненый бык, пялящийся на матадора. - Ну не знаю, - пожал плечами я. - Да пошел ты, Райан Росс. Пошел ты! Она ткнула в меня пальцем, чтобы убедиться, что я знаю, что я тот самый Райан Росс из ее кошмаров, прежде чем уйти, громко хлопнув дверью. Я сматерился себе под нос и нашел бутылку виски, достал черную электрогитару и начал играть White Light/White Heat, чтобы успокоиться, заставляя себя не думать и пятидесяти пяти шоу, пятидесяти пяти, пятидесяти долбанных пяти шоу. Я повешусь в гримерке где-нибудь в Филадельфии. Это покажет Питу… Старушка-соседка начала колотить по стене, чтобы я заткнулся. Считайте, что хотя бы один человек будет рад моему отсутствию. Я начал потеть от световой установки в студии. На мне был макияж, но этого было недостаточно, чтобы возвести передо мной защитную стену. Аудитория была рассажена по креслам, это была не масса ликующих, пахнущих пивом фанатов. Все они члены благотворительных организаций, домохозяйки, скучающие мужья с застегнутыми верхними пуговичками, они смотрели на меня поверх своих очков и задавались вопросом, что же мои родители сделали не так. Женщина-визажист попыталась уговорить Джо собрать волосы в хвост, но он отказался. В это время Спенсер крутил барабанные палочки, разглаживая бандану на голове. Это новый штрих к его сценическому образу. У Брента не было своего определенного стиля, он просто позволял своим каштановым волосам свисать с головы словно мокрое полотенце, приземляясь на плечах. Он не заморачивался. Джо, казалось, все так же тащился от всяких ремней и обтягивающих костюмов, которые открывали большую часть его груди в V-образном вырезе, доходящем до пупка.