Вечер в Милане

Равномерный стук колёс убаюкивал Джоша. Путь от Монцы* до центра Милана занимал всего двадцать минут, и едва он уселся в кресло, сонливость мягкими лапами окутала его. Вагон плавно раскачивался на рельсах, в наушниках шелестела неизвестная песня и, вытянув ноги, он опустил отяжелевшие веки, чтобы насладиться давно позабытым покоем. Он устал. Три дня подряд приходилось вставать почти в семь утра и, кое-как позавтракав, ехать в Монцу. Точнее — стоять в пробках по пути в Монцу. Воздух нагревался, становился липким, звуки моторов, итальянская речь, попсовые песенки из радиоприёмников сливались в непрекращающийся гул, от которого к концу поездки начинала болеть голова. В Монце день проходил в режиме hyperlapse.* Люди сновали туда-сюда без остановки, итальянский, немецкий, все языки мира перерастали в один, беснующийся рокот, фанаты не упускали шанса подойти к нему, фотографы щёлкали камерами и выкрикивали имена, солнце припекало, отовсюду играла музыка. Поэтому сегодня он решил, что поедет обратно, в Милан, на поезде. Если ему повезёт, то меньше чем через полчаса он уже будет в тихом, уютном номере в Holiday Inn.* Вечер сгущал краски на небе — полосы всех оттенков розового наслаивались друг на друга. Джош неспешно шагал по тротуару, время от времени останавливаясь, чтобы сфотографировать необычное здание или диковинный барельеф. Милан поражал архитектурной красотой, смешением стилей и древним духом, который сквозил в каждом переулке. Но несмотря на всё это, Джошу хотелось домой. Он скучал по родной речи, прямым улицам, самому воздуху, который, казалось, отличался от миланского. Зайдя в тёмную комнату, он оставил дверь открытой, чтобы разглядеть, куда вставлять ключ в системе освещения. Он долго не мог попасть в узкий отсек и выругался. Наконец, карточка плавно опустилась в слот, и Джош щёлкнул выключателем. — Твою мать! — он дёрнулся от неожиданности и схватился за сердце. В кресле около окна, закинув ногу на ногу, сидел Тайлер и как ни в чём не бывало улыбался ему. На нём была чёрная толстовка на два размера больше, и в ней Тайлер выглядел, как худой подросток. Свет, как золотистый туман, разливался по комнате, и глаза, волосы Тайлера чётко проявлялись в мерцающем полумраке. — Какого хрена ты здесь делаешь? — выпалил Джош. — Как ты сюда попал? — Через дверь, — Тайлер потянул себя за мочку. — Очень остроумно, — за его спиной щёлкнул замок. — Я серьёзно. Кто тебя сюда впустил? Как ты вообще здесь оказался, я думал, ты в Колумбусе. — Я там и был, но вдруг подумал, — он полез в задний карман и вытащил помятый посадочный талон, — а не съездить-ка мне в Италию, не поддержать ли своего лучшего друга в каком-то непонятном марафоне. Его тон был насмешлив, и как бы Джош ни сопротивлялся, улыбка-предательница успела закрасться на его лицо. Короткий испуг сменился радостью, и он привычно прикусил нижнюю губу, чтобы скрыть, как он безмерно счастлив видеть его здесь. — Ты мог бы предупредить, — он прошёл в комнату и сел на кровать. — Я хотел сделать сюрприз, — Тайлер встал и, приблизившись к нему, плавно опустился на колени рядом с ним. — Тебе это удалось, — близость Тайлера стремительно рушила его намерение оставаться беспристрастным. — Где ты остановился? Тайлер усмехнулся и, откинув назад голову, глубоко вздохнул. Его открытая шея изящно изогнулась, приглашая, и Джош сжал зубы, чтобы никоим образом не клюнуть на его уловки. Сукин сын, знает, что делает, подумал Джош, заставляя себя моргнуть, отвернуться, не поддаваться искушению так быстро. — Ты знаешь, что рядом с этим отелем — кладбище?* — когда их глаза встретились, Джош заметил, что зрачки у Тайлера расширились. — Правда? — тяжесть его взгляда отдалась в самом низу живота, желание, как инъекция, острой иглой вонзилось под кожу, с каждым ударом сердца распространялось дальше, сильнее, лишая всякой возможности ясно соображать. — Да. Оно большое и красивое, — Тайлер провёл ладонью по внутренней стороне его бедра и взмахнул ресницами. — Хочешь погулять там завтра? — Ты прилетел в Милан, чтобы погулять по кладбищу? — В том числе, — он качнулся вперёд и замер непозволительно близко от его лица. — Ты уже пробовал местную пиццу? Когда мы здесь были? Два года назад? — Да, в ноябре шестнадцатого, — автоматически ответил Джош, сделав слабую попытку убрать руку со своей ноги, и Тайлер не упустил возможности переплести их пальцы. — У нас тогда не было времени ни гулять, ни есть пиццу, — он потёрся носом о ладонь Джоша, не переставая смотреть на него. Джош проклинал себя за слабость. Он не помнил, когда последний раз Тайлер вёл себя настолько откровенно. Но его поведение было далеко от пошлой разнузданности, покрытой грязной, липкой похотью. Тайлер умел предвосхищать, красиво соблазнять и получать от этого удовольствие. Джоша очаровывало, как умело Тайлер заставлял его чувствовать себя желанным, оставаясь при этом искренним и простым. — Когда ты улетаешь? — спросил Джош. Тайлер в неверии уставился на него. Лицо сковало невидимой маской, тонкие ноздри встрепенулись и, отбросив его руку, он вскочил на ноги. — Ты издеваешься что ли? — Тайлер сделал шаг к окну. — Ты портишь всю романтику! Я между прочим, — он тыкнул себя пальцем в грудь, — притащился сюда через океан, а ты даже не поинтересовался, где я делал пересадку. — Воу, воу, спокойно, — Джош встал и осторожно взял его за плечи, — просто ты заваливаешься в мой номер среди ночи и приглашаешь погулять по кладбищу, когда на самом деле ты должен быть дома, с… — Давай я буду решать, где я должен быть, — Тайлер рассердился не на шутку, — окей? — Окей, — Джош отошёл от него и лёг на кровать. Золотой туман превратился в серую пыль. Тайлер молча смотрел в окно. Джош разглядывал белесый потолок и ждал, когда кого-нибудь из них прорвёт. Почему жизнь свела его с этим человеком? Почему с ним всё наперекосяк, почему они не могут просто дружить, работать вместе, не приплетая никаких страстей? Почему Тайлер может управлять им одним изгибом своих губ? — Тайлер, — позвал он. Тот не пошевелился. — Иди сюда, не заставляй меня идти к тебе. — Это самая нелепая угроза, которую я когда-либо слышал, — пробурчал Тайлер, поворачиваясь. Джош приподнялся на локтях и похлопал по покрывалу рядом с ним. Минуты растягивались в бесконечность, за окном шуршали шины проезжающих машин. Он смотрел на него, мучаясь вопросом, который, словно чернила, въелся в стены его сознания, — почему ты? Почему? Тайлер обнимал себя одной рукой, прижимая запястье к подбородку, рассеянно блуждал взглядом по комнате. Джошу хотелось подойти к нему, обнять, сказать, что он никуда его не отпустит, что они могут остаться здесь сколько угодно, навечно, никогда не возвращаться в Штаты, фальсифицировать смерть, взять новые имена, начать новую жизнь вместе. — Я скучаю по тебе, — наконец прошептал Тайлер, продолжая стоять на месте. — Я прилетел сюда, потому что я не видел тебя больше месяца. Я засыпаю и думаю о тебе. Я просыпаюсь и думаю о тебе. Это невыносимо, каждый день вспоминать о том, что между не сотни, а тысячи миль, — крутанул кулаком у виска. — Я… — Иди сюда, — слова Тайлера обжигали, как калёное железо. — Пожалуйста. Тайлер подчинился, подошёл к кровати и лёг на живот рядом с ним. На этот раз он смотрел в глаза — прямо и с вызовом, и сердце снова заходилось той самой нежностью, от которой всё болезненно сжималось внутри. Он тоже скучал по нему, он понимал это только тогда, когда Тайлер оказывался рядом после долгой разлуки, когда он снова слышал его смех, или резкие замечания по поводу и без, или когда они обменивались взглядами, понятные только им самим. — То, что мы делаем, неправильно, — тихо сказал Джош. — Не начинай, — Тайлер мотнул головой. — Я здесь, сейчас, с тобой. В Италии. В Италии, твою-то мать. Потом ты улетишь в свой распрекрасный Лос-Анджелес, а я — в свой Колумбус, и мы снова будем притворяться, что всё хорошо и всё правильно, — его ресницы опустились, отбросив на щёки едва заметную тень. — В этом-то вся ирония. Когда я с тобой, у меня нет ощущения, что что-то «неправильно». С тобой всё правильно и честно. И не смей говорить мне, что ты не чувствуешь то же самое. Джош потянулся к нему, и сухие, мягкие, как мармелад, губы Тайлера встретили его на полпути. От него пахло кофе и яблоками, горячий, густой воздух опускался на них, и хрупкую оболочку нежности разнесло вдребезги ударной волной желания. Каждый раз когда они целовались, занимались любовью, круг замыкался, всё становилось на свои места, чтобы потом всё начать сначала, сделать виток на новом уровне. Так было всегда, так всегда будет. Джош не знал, почему каждый раз он этому противится, давно пора смириться с некоторыми вещами. В ту ночь они не спали, восполняя упущенное время. Татуировки Тайлера блестели на влажной коже, когда он изгибался под ним, закрыв глаза, облизывая сухие губы, приговаривал «да-да-да», и Джош замедлял движения, нежно кусал его шею, до тех пор, пока пальцы Тайлера не впивались в его спину, и он протяжно, сладостно стонал, запрокинув голову, и только тогда Джош ускорял темп, проникая глубоко внутрь, заставляя Тайлера кричать, захлебываться собственными всхлипами, замирать от пронзающего его наслаждения и затем мелко дрожать, словно возвращаясь из эпицентра урагана. Они целовались до онемевших губ, до полного изнеможения, до предрассветного подрагивания солнечных лучей в прозрачном утреннем воздухе. Тайлер засыпал рядом с ним, и Джош никогда не чувствовал себя настолько целостным и живым.