***
Шакал был отчасти не прав и народ все же подтянулся вечером, ближе к восьми, опять начал пить, буянить, пытался громить и так полуразрушенное здание, приставал к «дамам», чуть ли не трахая их прямо в главном помещении. Громкие крики мужчин разрывали барабанные перепонки, терпкий запах алкоголя буквально насиловал чуткий нюх, а от противного вида девушек, если их можно так назвать, тянуло блевать. Но вскоре смена Шакала и Темпестера закончилась и они о чем-то переговариваясь пошли на свою встречу. Темную улицу изредка освещал одинокий фонарь, у стен заброшенных домов валялись пьяные бомжи, а откуда-то из подворотней слышались громкие фальшивые стоны проституток. Вскоре они добрались до места встречи всех уличных жителей: старое кирпичное здание, стены которого покрыты многочисленными росписями или царапинами, где-то даже имеются дырки от пуль. Стекла давно выбиты и их осколки торчат из рам; входные двери подъездов пропитались едким запахом крови и мочи, чуть ли не снося все чувствительные рецепторы носа. Само здание окружали древние могучие дубы, его листья прикрывали все это безобразие, но никто так и не понял, как такое ранее красивое место превратилось в места встреч всяких отбросов общества. Когда парни почти дошли до нужного места, сзади послышался смех двух девушек, одна из которых прыгнула на спину смуглокожего. Длинные иссиня-черные волосы взмываются в воздух, а потом «укрывают» молодого человека. Ярко-алые губы целуют открытые участки шеи и плеч, вызывая широкую ухмылку и довольный блеск глаз. Сильные руки обхватывают легкое, буквально парящее тело за талию, поворачивая красивую девушку к себе лицом, а губы Темпы начинают жадно сминать губы Сейры, съедая всю помаду. — Хорош уже голубки, — ворчит другая девушка. — Надоели. Кьёка, так звали вторую, была дамой сильной и волевой. Никто не смел ей перечить, ну, пожалуй, кроме ее парня — Мар де Гира. Имена также она и внешность довольно странноватую: темно-зеленые волосы доходили ей до колен, она частенько завязывала их в косу или хвост, темно-фиолетовые глаза могли в момент пронзить любого, кто что-то скажет ей поперек, а руки могли причинить такую боль, что к ней действительно лучше не лезть. Среди них пятерых она была королевой. А вот ее парень, который чуть выше упоминался, был королем. Мар де Гир — являлся поистине королевской персоной. Алые глаза его смотрели с таким превосходительством, что те, кто впервые смотрел ему в глаза, чуть ли не на колени становились. Они могли буквально убить. Черные длинные волосы, вечно заделанные в хвост — отчасти доказывали принадлежность к высшим персонам, ведь как известно, у всех царей и королей были длинные, хорошо ухоженные волосы. Сильные крепкие руки могли управиться с любым, даже не имею при этом в них никакого оружия. А высокомерный характер давал ясно понять, что тебя в любую секунду могут смешать с дерьмом. Когда Шакал впервые открыв глаза, увидел вокруг себя такую странную, друг на друга не похожую компанию, то подумал, что уже сдох. Но как оказалось Мар де Гир спас его, найдя на улице с рассеченной до самой щеки бровью, всего избитого, и практически голого, в тридцати градусный мороз. Желтоволосый когда подлечился подумывал сбежать, но потом вспомнил, что они все для него сделали, и решил остаться с ними. Но вскоре домой ему все же пришлось вернуться — он просто не мог оставить свою мать с тем монстром. Связи они не порвали и дальше стали общаться, становясь все близкими друзьями. — Ты в порядке, Шакал? — интересуется брюнет. — Точно сегодня сможешь? Парень лишь кивает, незаметно поглаживая перетянутые ребра и меньше упираясь на больную ногу. Он глубоко вдыхает свежего воздуха, прежде чем войти в это пропахшее едким противным запахом, здание. Толпа вокруг ринга громко кричит, делает ставки, а затем слышится звон колокольчика и следует объявление о победителе. И о тех, кто дерется дальше. Шакал слышит свое имя, осматривает своего соперника — широкоплечий, высокий, примерно на голову выше него самого, с заплывшей мордой, и с покоцаными руками. Сам выходит на ринг и слышит насмешливые смешки дружков этого придурка, а также их слова «Ну все, победа у тебя в кармане брат!». Кислотно-желтые глаза глянули на своих друзей, увидели интерес и веру в него, а затем повернулись обратно к сопернику. Звенит колокол и драка начинается. Мужик сразу нападает, даже не выжидая времени. Шакал блокирует большинство его ударов, но все несколько прилетают по лицу и плечу. Стараясь не нагружать больную ногу, Шакал делает выпад, еще один и еще, взмах ногой, удар в челюсть, и поддых. Мужик отшатывается, но все удары парня ему словно с гуся вода, он начинает делать ответные удары. Шакал уклоняется, и снова бьет по ребрам, чувствуя, как они дают трещину, затем опять удар в лицо коленом, слышит, как ломается нос. Спустя еще минуту мужик падает, а Шакал становится победителем. Он забирает свои деньги и со спокойной душой хромает к друзьям. Далее следуют еще несколько боев, в одном из которых участвует Темпестер и выходит из него победителем, а после они все идут праздновать победы. Когда Шакал возвращается домой, он чувствует, как его ребра болят еще больше, он снимает бинты, мажет внушительные кровоподтеки вонючей мазью, обрабатывает разбитые костяшки, меняет бинты на новые, снимает свой браслет, даже не смотря на оголившуюся кожу, и заваливается спать. Измученный дрянным миром, отвратительной работой, плачущей матерью и вечными боями, он так и не заметил, что до встречи с его родственной душой, которую он так одновременно боится и не верит, что встретится, совсем близко, остался всего лишь один день…. _________________________________ Комментарии не забываем!!!1. Он
13 мая 2017 г. в 18:42
Ну, вот, одна глава есть, очень надеюсь, что она вам понравиться)
Жду вашей критики, она мне очень-очень важна))))
Наступал рассвет. Солнечная рыба медленно выплывала на голубой небосвод, освещая своими плавниками просыпающийся город. Алые и рыжие цвета выходили, будто из-под кисточки великого художника, мазками покрывая крыши домов. Раскрашивали окна, землю. Зеленая трава с чуть подсохшими кончиками от жаркого палящего летнего солнца чуть шевелилась от мягкого ветра. Южные потоки воздуха медленно раздували деревья, заставляли зеленые и пожелтевшие листья кружить в вальсе.
Приближалась середина августа.
Люди-работяги под громкий звон будильников поднимались с кроватей, матеря весь белый свет, умывались, готовили себе завтраки, и выходили из своих домов. Постепенно улицы заполнялись снующим и торопящимся народом, воздух становился все жарче, а солнце палило все сильнее.
Горячее лето не желало меняться местами со своей сестрой осенью, ведь оно знало, что сентябрь принесет лишь холодные ветра, которые будут оголять бедные деревья, и проливные дожди, что своими слезами будет затоплять улицы города.
Молодой парень, что хромал среди остального люда, осторожно передвигался, нисколько не спеша на работу. Его майка прилипла к мокрому телу, а волосы, что доходили ему до плеч, висели влажными сосульками, раздражая кожу на шее. То и дело, облизывая быстро сохнущие губы, с болью морщился — разбитая вчера вечером губа давала о себе знать. Костяшки, скрытые под желтоватыми бинтами, саднили, а тонкие длинные пальцы хрустели в предвкушении нового вечера, изредка поправляя кожаный браслет на своем левом запястье.
Если приглядеться и к другим людям, то можно заметить, что и их запястья, будь оно левое или правое, скрыто, чем-либо: браслеты, фенечки или же длинные рукава легких кофт, а может быть вообще платок с каким-нибудь узором.… Ведь этот мир так отличался от других. В нем принято скрывать свои запястья, ведь там, под тонким слоем кожи, где синие вены переплетаются в причудливые узоры, тикаю часы. Часы, которые определяют время встречи с родственной душой. С таким человеком, который будет понимать тебя, чувствовать то, что чувствуешь ты, находясь при этом на значительном расстоянии от тебя, всегда поддерживать, который никогда от тебя не отвернется, ведь ты будешь единственным кто предназначен ему судьбой, самим Богом, единственным кого он может полюбить.
Конечно, иногда случается и так, что родственные души не встречаются, из-за того, что один из них умер, или просто живет на другом конце света, и не каждый может повстречать ее, но все же судьба всегда распоряжается так, чтобы эти души встретились.
Наш молодой парень, что хромал на свою чертову работу, давно уже разочаровался в возможности, встретится с той, что станет ему всем, ведь он далеко не сахар. И хоть на его запястье часы тикали равномерно, тихо отмеряя секунды и минуты, сокращая время для момента встречи, он думал, что никогда её не узнает. Ведь в этом долбанном, давно прогнившем — по его мнению — мире слишком много людей. Их не тысячи, и даже не миллионы, их миллиарды, и нет даже одного целого процента, встретить здесь свою судьбу.
Шакал, так звали парня, уже дошел до самого хренового района в этом городе, где ошивался всякий сброд, такие как наркоманы, алкаши и девушки легкого поведения, и добрел до своего места работы. Кафе, не самой привлекательной наружности, стены которого покрыты многочисленными граффити, стёкла, наверное, уже целую вечность не мыли, из-за чего все расплывалось, и не было возможности увидеть нормальную картинку того, что происходит сейчас внутри помещения. В самом здании стояли старые потрепанные столы и стулья, барная стойка казалось, вот-вот развалится, ударь ты по ней разочек, не прикладывая много силы. В воздухе витал аромат духоты, плесени, алкоголя и мочи, заставляя, сморщится чувствительный нос.
Вот из-за хлипкой двери выходит его начальник, мужчина не самой красивой наружности: засаленные черные волосы на голове с небольшой лысиной, маленькие черные глазки на толстом круглом лице, светлая рубашка на таком же толстом, буквально заплывшим жиром теле, с противными пятнами пота, запах которого также примешивается в воздухе, создавая «неповторимый» аромат.
— Опаздываешь, сорванец! — прикрикивает он своим противным визгливым голосом, что режет уши. — Я тебя уже предупреждал, еще одно опоздание и….
— Я уволен? — приподняв бровь, что рассекает шрам, идущий прямо до середины щеки, интересуется желтоволосый.
— Чтоб тебя! — мужик громко матерится. — Нет, у нас и так нет народа, но больше не опаздывай.
Начальник уходит, громко хлопая дверью, которая чуть ли не слетает с петель. А после из-за стойки выходит высокий молодой смуглокожий парень. Под темно-серыми глазами залегли тени от недосыпания, губы были все в трещинах, а уголок был разбит и вокруг него красовался кровоподтек. Костяшки рук, также как и у Шакала были перемотаны бинтами, которые в некоторых местах заметно так потрепались уже; старая застиранная футболка прилипла к подкаченному телу, выделяя мускулы, джинсовые шорты подчеркивали такие же накачанные ноги и бедра. Блондинистые волосы, обычно доходящие до плечей, сейчас были заделаны в низкий хвост, чтобы было не так жарко.
— Ты как всегда, — хмыкнул парень, лениво потягиваясь. — Не надоело еще каждый раз выводить его из себя?
— Неа, — Шакал дьявольски усмехается и движется в сторону стойки. — У нас есть чем охладится? Народ еще будет не скоро, если он вообще будет, а на улице такое пекло, что проще в духовку залезть и то не так жарко будет.
— Ага, где-то в морозилке была вода, посмотри сам, — Темпестер, словно ленивый кот разваливается на «полусдохшем» диване, если его можно так назвать и зевает — буйная ночь и вторая работа дает о себе знать.
Слышится какой-то шум, немного грохота и копания во льду, а затем громкие жадные глотки, словно путник только что вышел из жаркой Сахары. Затем следует сжатие пустой бутылки и протяжный, довольный выдох. Буквально все тело остудилось разом.
— Сегодня опять идем на бои? — интересует желтоволосый. — Или ты пас?
Парень хохочет и с насмешкой смотрит на друга, словно пытаясь прожечь в нем дыру.
— Ты сейчас это мне? — в голосе так и проскальзывает смешинка. — Шакал, у тебя раны явно похуже моих, и ты еще говорить, что трушу я?
Кислотно-желтые глаза сужаются, становясь похожими на глаза дикой кошки, а с губ срывается рык — не напоминай мне о прошлом вечере, если не хочешь получить по морде — он словно говорил об этом.
— Молчу-молчу, — Темпа поднимает руки в примирительном жесте, но усмехаться не перестает, а серые глаза все еще горят насмешкой.