Папочка бы гордился

И что же всё это? Дар, проклятие, приятное время препровождение, ужин при свечах? Аорнида играючи душит цыплят тонкими детскими ручонками и заставляет фермершу забыть невинное происшествие, принять всю вину на себя. Тушки цыплят ровными рядами выстраиваются в имя. Адское. Брат хвалит малышку Аорниду, замечая, как та обривает котенка, а после неласково дергает его за хвост и лапы. Отделенные от тела. Братья гордятся своей сестрой, единственной девочкой в семье, самой младшенькой. С милыми румяными щеками и водянистыми косичками ниже торчащих лопаток. Они все гордятся ею, пока она не заставляет их забыть о себе. Каждого из братьев, Стикса, Ахерона, Лета.. даже маму. Будь отец жив, она бы и его заставила забыть о её существовании. Какая малышка Аорнида, кто же эта девчушка на черно-желтых фотографиях, висящая на плечах нескладных мальчишек. Аорнида уходит из бутиков дорогих брендов, одурившая консультантов, продавцов и охранников. Она есть, ее нет. Это не главное, главное это удобные замшевые туфли, пряный вкус восковой помады, ложащейся на губы так, как должно. Аорнида может заставить думать мать, что та съела своего ребенка. Забыть любимого, отрубить руку, откусить язык. Переживать самые худшие моменты жизни раз за разом, смакуя их, накладывая друг на друга, как кубики, и кромсая, как подпольный хирург мутантов, а не обычным кольцом, как это делают в ТИПА. Аорнида навещает своих. Иногда. Очень редко. Приезжает к маме с пакетом сырных сэндвичей и жареных луковых колец и стучится каблуком в дверь. — Проваливайте живо, я вызываю только почивших духов, а не разносчиков еды. — Да это же я, мам, — Аорнида хрустит луковыми кольцами и дует щеки, смеясь. Суровая и мрачная женщина, нависшая над ней за стеклянной вставкой на двери, оттаивает. Почти незаметно, в конце концов, семейство Аидов никогда не блистало гостеприимством. — Малышка Аорнида, о, как ты вымахала. Где ж ты была все это время? — мама распахивает дверь, Аорнида делает издевательский книксен. Хоть кто-то помнит, что она мнемоморф. Но это не надолго. Мама стара, лекарств от дяди Альцгеймера никто не выдумал. — Ахерон убил Стикса, негодяй, — мама отхлебывает кофе из чашки. — И знаешь что? Даже не извинился! Ни разу. Вообще. Возмутительно. — Действительно, ма, — Аорнида отводит чашку от губ и вытирает след от помады большим пальцем, — возмутительно. — И хоть бы на похороны что-нибудь оставил, так что теперь, каждую прашинку собирать? С моей-то спиной! — Ох, мам, не утруждайся. Я думаю, брат поразмыслит над своим поведением. — И извинится! — И извинится, — Аорнида склоняет голову. Ахерон не извиняется. И сестру вспоминает только после того, как на столе кафедры оставляет её удовлетворенной до звёзд из глаз. — Аорнида! — орет он. — Какого чёрта?! — Тебе не понравилось, братик? — Аорнида складывает губы пуговкой и по-детски наивное лицо не выдает в ней того, что было. Хах, внушить собственному брату, что ты студентка, которую он давно мечтает взять на этом самом столе. Как её там? Среда? Пятница? — Да ладно, забудем, как страшный сон. Аорнида подтягивает ноги, кладет предплечье под щеку и прикладывает палец к губам. — Зачем всё это, если я нечаянно могу заставить забыть мужчину, что он был со мной? Аорниде немного лет, у неё есть всё. Даже закопанная вместе с почившим отцом и Стиксом совесть не шевелится, как зомби в тех нестрашных фильмах ужасов. Ахерон садится напротив, выразительно затягивает ремень и невыразительно закуривает. — Мне кажется, ты трусы посеяла. — А ты как всегда галантен, как мертвец, — Аорнида прикрывает глаза. — Кто я? — Моя сестра, — он красив, высок и холоден. Как лежащий на боку Уран. — И я тебя только что… — И это не важно, братик, кто я сейчас. Ты думал не обо мне. Но я всё равно люблю тебя, как детстве. — Я тоже люблю тебя, сестрёнка. Как в детстве, — Ахерон сдувает пепел и подает сигарету сестре. Аорнида переворачивается на спину и затягивается дымом, сдувает чёлку с глаз. — Так ты?.. — Мнемоморф, — два дымных кольца и смазанная помада. — Засада, но я прекрасно справляюсь. — Тебе Стикс привет передавал. Папочка гордился бы каждым из них, будь жив. — Спасибо, — Аорнида отбрасывает сигарету и, резко поднявшись, уходит с кафедры. Сталкивается в коридоре со студентками, от скуки внушает им, что они уборщицы, и уходит вниз по гранитным ступенькам. Замшевые туфли натирают до кровавых мозолей. А от духов слегка тошнит. Аорнида выходит на зелёную улицу, расправляет крылья. Её звали Четверг, точно. Новые туфли с изящным ремешком, сбежавший в неизвестность брат, кого-кого он решил надуть тем, что умер? Даже мама в такую чушь не поверила, а у нее, между прочим, Альцгеймер. Ужин при свечах. Блюда так себе, но подача восхитительна.