***
Альфред проснулся от того, что столь редкое в зимнюю пору солнце назойливо просилось в комнату, позволяя своим лучам скользить по лицу. Юноша нехотя разлепил глаза. Может, он проспал, и профессор теперь передумает? Нет… Бледное солнце едва-едва показалось из-за горизонта и все еще продолжало свой ленивый восход. Альфред выдохнул. Ладно, ничего не поделаешь. На свежую голову затея профессора казалась даже проще. Парень выудил из-под кровати дорожную сумку и кинул туда запасную рубашку, вязаный шарф, самодельный полупустой кошелек и фляжку с водой. Вроде все. Альфред закусил губу. Ему мучительно не хотелось никуда идти. И зачем это Абронсиусу? Они и вдвоем со всем справятся! Однако сейчас спорить уже точно было поздно. Да и профессор, наверно, еще спит. Альфред спустился в трактир, рассчитывая запастись едой в дорогу. Бородатый старик-хозяин с удовольствием продал парню несколько ломтей свежего мясного пирога и даже активно рекламировал бутылку самогона. Итак, Альфред был готов. Он вернулся в номер за картой и бегло осмотрел её. Вот, похоже, и все. Путешествие началось. Альфред выбежал на улицу, чувствуя, как сердце замирает в груди. Неизвестность пугала, а кто знает, что он увидит на своем пути. Но молодой дух авантюризма уже прокрался в голову, путая мысли и будоража воображение. Так вперед же! Вперед! Первым делом Альфред сверился с картой. Ориентиром ему послужили озеро на востоке и серые очертания уродливых гор на севере. Альфред сделал первый несмелый шаг за ворота деревни. Пути назад нет. Парень поплотнее запахнул заношенный до дыр полушубок и отправился к своей цели. Природа утренней Трансильвании была чрезвычайно живописна. Грязный, сероватый снег под ногами. Белые хлопья в трескучем воздухе. Мягкие ледяные шапки на узловатых ветках согнувшихся деревьев. Снег, снег, снег… Зато когда солнце заиграло в полную силу, его лучи многократно отразились от белоснежных поверхностей, ослепляя путника. И становилось совсем как-то грустно. Даже чудом сохранившие колючий наряд ели выглядели плачевно. Их роскошные лапы пожухли, поблекли, примялись к земле под тяжестью снегов. Альфред не мог смотреть на окружавший его пейзаж без сожаления. Хотя какая-то дикая неизведанная красота просачивалась иногда с голубых небес, освещая таинственный лес. И парень рад бы был покориться природе, поглощаемый ее магией. Но не сейчас! Альфред шел только к своей цели, поминутно сверяясь с картой, которая упорно вырывалась, намереваясь следовать за порывами седого ветра. А время шло, только как-то слишком медленно, словно закованное в кандалы вечности. А Альфред же с каждым шагом все больше уставал, а скрип под ногами начинал сводить с ума, собственное тяжелое дыхание пугало своей жуткой хрипотой. Юноша замер, опираясь спиной на ствол дерева. Ступни зудели. Перчатки не уберегали окоченевших рук. Альфред был почти уверен, что вот-вот что-нибудь отморозит себе. На всякий случай, он потер лицо, надеясь согреть его, но стало только хуже. Опасные иголки впились в покрасневшую кожу, раздирая её. Альфред быстро запихнул в рот приличный кусок пирога и закутал лицо в шарф. Мягкая ткань успокоила неприятную боль и даже вселила какую-то уверенность. Можно идти дальше. Иногда приходилось бежать, потому что напряжение, вызванное непривычной тишиной, толкало в спину с неимоверной силой. Солнце уже перевалило за серединку небосвода, когда Альфред в очередной раз рванул вперед, обжигая легкие ледяным воздухом. В какой-то момент мороз, словно ножом, полоснул горло, парень закашлялся, непроизвольно зажмурив глаза, ноги перестали слушаться, споткнулись о камень… Альфред кубарем покатился с пригорка, хватая ртом раскаленный воздух. Парень отчаянно пытался уцепить за что-нибудь, дабы остановить падение. Руки разомкнулись, и карта, отчаянно трепыхаясь, взмыла вверх. Альфред, который в это время уже успел достигнуть дна карьера, проводил её измученным взглядом. Вот и все… Парень так и остался лежать в снегу, глотая слезы. Так до боли обидно и… страшно. Путь назад неведом, и кружащие в воздухе хлопья уже, наверно, успели замести все следы. Зато холод больше не казался таким враждебным, так даже уютно. Легкие покалывания во всем теле доставляли странное ни с чем несравнимое удовольствие. Альфред лежал на спине, спрятав лицо в ладони, и жалел себя, и ждал скорейшей кончины. Перед глазами мелькали черные пятна, застилавшие взор. Так мрачно. Так страшно. Дыхание смерти над ухом больше не напрягает. Только почему она так мучает его ожиданием? Может, просто не хочет? И эта мысль резко отрезвила воспаленное сознание. Альфред словно очнулся ото сна. Горячая кровь застучала в висках, согревая окоченевшее тело. Нет! Все не должно закончиться сейчас! Профессор верит в него! Он справится! Альфред, превозмогая боль, поднялся на ноги, отряхивая одежонку. Не думать о холоде. Не думать о страхе. Не думать о боли. Не оглядываться назад. Альфред с трудом вспомнил ориентиры, заботливо выделенные красными чернилами Абронсиуса. Кажется, пункт назначения находился километром южнее пересохшего русла реки. Юноша плохо понимал, в каком направлении стоит идти, однако это уже не важно. Движение — жизнь. Альфред шел вперед, а внутри закипала ярость. Только она могла спасти обычного человека в миг опасности. Он уже ненавидел Абронсиуса за это испытание. Глупой казалась даже затея стать его учеником. Потом Альфред ненавидел и презирал собственную слабость. Позже ярость обернулась против этой погоды, и парень принялся кричать, что есть сил, чтобы выплеснуть энергию. Кстати, наверно, именно это и помогло. — Ты чего разорался, мальчишка? Альфред даже подпрыгнул на месте. Человеческая речь казалась такой непривычной. Даже само слово «люди» попахивало чем-то вымышленным, но вместе с тем легендарным. Но нет. Вот он, самый обычный человек. Меж двух скрюченных стволов замер невысокий мужичок. Он скривил рот, нахмурил брови и согнулся пополам. — Заблудился? — сиплым голосом предположил незнакомец. Альфред не смог даже ответить. Слезы счастья навернулись на глаза, дыхание сперло. Парень отвернулся и часто-часто закивал. Неужели все закончилось? Неужели он нашел хоть какой-то ориентиром в этом белом мире? — Я бы тебя проводил, но тороплюсь. Надо дров нарубить, а то семья совсем мерзнет, — устало сообщил мужичок, мрачно усмехаясь. — Идешь прямо. И не смей сворачивать! Сквозь этот самый лес. Прямо, прямо. Дойдешь до холма, а там, как знаешь. Хочешь в гору, хочешь в обход, только деревня прямёхонько по ту сторону холма. Усек? Часа не пройдет, уже окажешься за стойкой трактира со стаканом яблочного сидра. Ах, какой у нас гонят сидр…! И мужичок, не прекращая бубнить, продолжил свой путь, а Альфреду оставалось только рассыпаться в благодарностях, провожая незнакомца взглядом. Наконец, парень осознал то, что до долгожданного тепла осталось совсем чуть-чуть. Последний рывок! Альфред и не думал, что способен бегать с такой скоростью. По крайней мере, холм он все же обогнул, зато облик простой деревушки снова вышиб у него скупую слезу. На ватных ногах парень проследовал в трактир, заманивающий посетителей огромной вывеской, которая угрожающе раскачивалась от ветра. Альфред осторожно толкнул массивную дверь и затаил дыхание. Внутри было даже жарко. Теплые струи воздуха ласкали кожу, снимая усталость и напряжение. Тусклые отблески свечей успокаивали возбужденное сознание. Альфред прошел за стойку, негнущимися пальцами расстегивая полушубок. Холодный пот градом стекал по сгорбленной от усталости спине, тяжелое дыхание было сбитым и хриплым. Однако трактирщик не повел и бровью. Только безразлично посмотрел на нового посетителя и сухо пробурчал: — Чего? Альфред отдышался, наскоро придумывая, чем можно согреться в его положении. — Чай. Просто чай, — прошептал юноша и даже застыдился, когда худющий трактирщик холодно усмехнулся, опуская на место изящную бутылку вина. Тем не менее, ничего более Альфреду не требовалось. Он жевал пирог, успевший зачерстветь, и пил горячий крепкий чай. Жизнь налаживалась. — А ты не похож на местного. Не знаю ж в лицо тебя. А для путешественника хилый больно. Одет, как на юг собрался, — проскрипел мужчина за соседним столиком. — Я должен просьбу одну передать, — сразу же признался Альфред, шумно сглотнув и тут же поморщившись от жара, согревшего горло. Мужчина поскреб ладонью щетинистый подбородок. — Так я из наших всех знаю. Кто интересует? Альфред подивился своей удаче. Похоже, судьба решила, что достаточно поиздевалась над ним утром. — Ну, признаться, я не помню его имени. Я ищу молодого ученого. Он живёт отдельно от всех, — протянул Альфред, допивая содержимое чашки и вытирая влажные губы рукавом. Мужчина затих. Его друзья, окончившие шумно партию в карты, тихо засмеялись. Только никто не хотел отвечать. Наконец, какой-то парнишка лет восемнадцати, пересчитывая деньги от выигрыша, пробубнил: — Его Карлом звать. Карл Швент. Живет за лесом на пути к замку. — Да, только никто терпеть его не может. Он, может, и ученый, конечно, да только эгоист и циник. Мы таких здесь не любим, — добавил трактирщик, забирая пустую посуду. — Так что сними комнату, закажи ужин, а потом топай к нему, если добиться чего хочешь. Там тебе силы понадобятся. Альфред хотел отказаться. Чем быстрее он доедет, тем быстрее вернется к профессору. Вот только тело мучительно заныло при мысли о предстоящем пути. Похоже, трактирщик был прав. Парень подавил усталый вздох и бесстрастно поинтересовался: — Сколько? Трактирщик указал рукой на ценник, висящий за его спиной, а затем кинул на прилавок старый ключ от, судя по прикрепленной к нему бумажке, третьей комнаты. Альфред расплатился, с сожалением подумав, что денег у него осталось совсем мало, и направился на второй этаж. В комнате было не убрано и сыро. В воздухе пахло плесенью и чем-то гнилым. Однако при виде большой двуспальной кровати сердце Альфреда сладостно заныло. Юноша больше не мог терпеть. Он скинул сумку, небрежно запихнув её под стул, вещи он повесил на его же спинку. Скрипучая кровать оказалась на удивление мягкой. Подушка, усеянная какими-то пятнами, отдавала запахом гари, однако сейчас Альфред не обращал на это внимания. Он укутался в одеяло, достаточно толстое, чтобы согреть напряженное тело, и закрыл глаза. Усталость навалилась, придавливая, и Альфред окунулся в мирный долгожданный сон. Когда Альфред проснулся, за окном было совсем темно. Парень даже ужаснулся. Сколько он проспал? Время, драгоценное время, упущено! Альфред спешно оделся, даже не ужиная, хотя желудок сводило от голода. Парень выбежал из комнаты, спустился на первый этаж и протянул трактирщику ключ. Тот окинул Альфреда суровым взглядом и фыркнул: — Все же пойдешь к нему? — Я не могу поступить иначе, хэрр, — мягко улыбнулся Альфред, отводя взгляд. — Но… не могли бы вы уточнить путь или… продать карту? Трактирщик закатил глаза и покачал головой, словно размышляя о глупости молодого поколения. Однако в следующий миг он снова взглянул на парнишку и холодно процедил: — Карт нет. Так что слушай и запоминай. Идешь в сторону гор на севере, ориентируйся на самый высокий пик. Потом перейдешь по подвесному мосту через ущелье. А оттуда дом уже виден. Удачи. Альфред радостно улыбнулся, напоминая ребенка, получившего подарок. Через некоторое время, представив свой путь, он понял, что сделал огромный крюк, однако и это не смогло испортить его настроения. — Спасибо огромное! Всего вам наилучшего! До свидания! С этими словами Альфред покинул трактир, продолжая своё путешествие. Теперь его дорогу освещал холодный свет луны, а ветер усердно подталкивал в спину. Парень ежился от холода, но брел вперед. За день снега намело очень много, хотя сейчас метель стихла, и сугробы приятно серебрились. Однако идти было тяжело. Альфред тяжело дышал, позволяя морозу царапать горло. Вскоре однообразный пейзаж начал надоедать. Ёлки в снежных шубах. Скрип под ногами. Небо, которое стремительно темнело от темно-синего до черного. И Альфреда одолели мысли. Он боялся этих лесов, о которых ходили ужасающие легенды. И дело даже не в волках, коими угрожали жители деревень. Нет воя, нет волков, но что-то ведь убивало людей ночами? Раньше Альфред не верил в эти легенды, но теперь… Казалось, что кто-то прожигает спину взглядом, иногда парень даже словно слышал неясное бормотание в темноте. Обостренные до предела нервы. Яростно колотящееся в груди сердце. Слезы на глазах от ветра, страха и холода. Ноги, вязнущие в снегу. И все это смешано с тоской по теплу камина и заботливой руке. Ступая во мраке, юноша смотрел только на вершину, пронзающую звездный купол, и старался не думать о том, что ждет его впереди. Но поток мыслей остановить невозможно. Альфред даже не заметил, как ступил на деревянный мост, угрожающе покачивающийся над бесконечной пропастью. Парень тяжело сглотнул. Осталось совсем чуть-чуть. Совсем… Не время бояться. Альфред стиснул кулаки и решительно, но осторожно зашагал вперед. Мост ритмично раскачивался, угрожая скинуть парня вниз, но тот запретил себе думать об этом. Альфред задыхался от страха, дрожал, но ничего не мог изменить. Еще немного. Мост угрожающе качнулся, поддавшись за порывом ветра. Парень застыл, каменея от напряжения, цепляясь за веревочный бортик, но это не помогло. Альфред вскрикнул, поскальзываясь на обледенелых досках. Воздух вырвался из легких, когда перед глазами засеменили картинки. Альфред дернулся, отпуская веревку, и рухнул вниз. Парень не сразу понял, что боль, раздирающая скулу и ладони, не мешает ему дышать. Да и вообще он еще жив. Альфред осторожно раскрыл глаза и, резко выдохнув, нервно рассмеялся. Он лежал, вытянувшись на мостике, цепляясь скрюченными от мороза пальцами за края шершавых досок. Какое же счастье просто быть! Странная болезненная легкость заполонила разум, вытесняя сомнения. Альфред поднялся и маленькими шажками направился дальше. Осторожно. Уже почти… Достигнув твердой земли, парень невольно упал на колени, иступлено рыдая. Струны нервов лопнули, позволяя эмоциям выбраться наружу. Слезы застывали, царапая щеки, но Альфред не мог остановиться. Страшно. Холодно. Был ли смысл в его путешествии? Юноша не знал. Горькое отчаяние хлестало душу, не позволяя даже встать. И Альфред даже невольно задумывался о том, что изменилось бы, если он бы он сорвался, тая в кровавом мраке ущелья. Неужели ничего? Юный ученый вытер глаза и вскинул голову. Быть не может! Он должен быть полезным миру! Или хотя бы кому-то единственному во всем свете… И долго плакать было нельзя. К тому же ветер усиливался, гнал вперед. Альфред нашел в себе силы подняться и даже отряхнуть мокрую одежду. Юноша огляделся, и в следующий миг его сердце почти подпрыгнуло в груди. Там, в паре километров, в темноте высилось небольшое строение. Верно, и есть дом того Карла… Того Карла, которого никто не любит. Альфред снова поморщился, предчувствуя неприятный разговор. Но идти было надо. Последующее парень помнил плохо. Он ориентировался на угловатые очертания двухэтажного дома, постоянно всхлипывал и плелся вперед, совершенно опустошенный. А вокруг с каждым мигом все плотнее становилась зимняя ночь, похожая на бархатный плащ Смерти. Дверь в жилище ученого оказалась массивной, тяжелой. А за ней слышался шум, хотя свет в окнах не горел. В другое время Альфред бы насторожился, но сейчас ему было все равно. Последние сомнения растаяли минутами ранее. Сейчас не было времени на рассуждения. Парень ухватился за дверной молоток и несколько раз громко постучался. Сперва ответом ему была тишина. Протяжная. Гнетущая. Альфред уже собирался попробовать еще раз, но мелодичный голос, заглушенный крепкой дверью, отозвался: — Заходи, милый мальчик! Открыто! Парень шумно сглотнул. Как-то необычно звучало это приглашение. Впрочем, не зря же он пришел? Не время сдаваться! Альфред решительно толкнул дверь и оказался в теплой темноте. Парень поежился. — Где вы? Я от профессора Абронсиуса, вашего дяди! — воскликнул Альфред, неожиданно хриплым голосом. Тишина. Парень принялся нервно мять пальцами край полушубка, осторожно пробираясь внутрь дома, который скрипел и шуршал, будто живой. Темно. Страшно. Опасно. Нащупывая путь во мраке, Альфред шагал вперед. Он прошел в следующую комнату, закрывая за собой дверь, и снова огляделся. — Карл, вы здесь? Парень споткнулся, зацепившись за загнутый край толстого ковра. Альфред испугано вскрикнул, приготовился вновь лететь вниз, однако что-то помешало опасному полету. В следующий миг юноша обнаружил, как его прижимают к чему-то крепкому торсу. Парень невольно расслабился, поддавшись аккуратным прикосновениям прохладных рук. Однако на ум пришли слова жителей деревни. Их удивленные взгляды и недоверчивые улыбки. Альфред резко отстранился и чудом устоял на ногах. — Ты испачкал ковер, — сообщил незнакомец. Голос у него был необыкновенно приятный, обволакивающий, красивый. Он словно заставлял себя слушать. К тому же, уставшему Альфреду казалось, что именно так должны рассказывать добрые сказки на ночь. В голосе незнакомца не было даже намека на возмущение или недовольство, так что пришлось сосредоточиться, чтобы понять смысл фразы. — О да! Простите! — вскрикнул Альфред, буквально спрыгивая с мягкого ворса. — Я вовсе не намекал! — мягко рассмеялся голос. Альфред сморгнул, пытаясь разглядеть фигуру в темноте. Угадывались лишь очертания. Странно, но голова совсем не воспринимала этого человека, как ученого. Длинные волосы были собраны в хвост, перетянутый синей лентой, резко очерченный профиль больше подходил какому аристократу. К тому же казалось, что под плотной тканью плаща, накинутого на плечи, была дорогая рубашка, перехваченная алым поясом. — Простите! Я пришел от вашего дяди. Он просит вас о помощи с экспериментом! — выпалил Альфред. — От моего дяди? — темный силуэт бродил по комнате, что-то переставляя, вытирая тряпкой, в целом ориентируясь просто прекрасно. — Ах, да. Припоминаю. Он приедет сюда? — Нет, нет. Профессор думал вначале получить ваше согласие. — И он погнал тебя в эту стужу. Как похоже на моего дядю! — раздраженно выдохнул молодой ученый, беспорядочно рыская по ящикам. Альфред закусил губу. Ему хотелось возразить, но спорить было бы крайне глупо. Этот… Карл очень вспыльчив, не так ли? А значит, малейшее недовольство может все перечеркнуть. Парень шумно сглотнул, представляя, что весь этот ужасный путь был напрасным. Хотя в голове не укладывалось, что этот молодой человек может совершить хоть что-то плохое. — Ты, наверно, весь продрог, милый. А буря точно не уляжется еще пару дней. Альфред почувствовал, как холодные ладони быстро касаются его красных от мороза щек. Да уж, кто здесь замерз, так это точно сам обитатель дома. Парень даже почувствовал некую жалость к новому знакомому, однако она быстро прошла. Тот явно не нуждался в поддержке. — Я не думаю, что смогу задержаться. Профессор будет волноваться. — Старик никогда не думает ни о ком, кроме себя, — спокойно возразил Карл, чиркая спичкой. И снова Альфред побоялся спорить. В любом случае, сейчас зажжется свет, и юноша уже знал, что именно он рассеет страхи и сомнения. Все будет хорошо… Спичка упорно не хотела зажигаться, наверно, отсырела. Пришлось взять другую. Раздался легкий треск, и крошечный огонек озарил бледное лицо хозяина дома, который быстро движением руки поджег фитили свеч в железном канделябре. И очень скоро рыжие отсветы заплясали по всей комнате, множась и озаряя темные силуэты предметов. Альфред уже мог видеть черное дерево массивного платяного шкафа, лакированную поверхность заваленного книгами и рукописями стола и множество завешанных зеркал, но, кажется, самым главным в комнате по-прежнему оставался её хозяин. Он замер почти ровно посередине с подсвечником в руках. Довольная улыбка отразилась на неестественно бледном лице, словно обескровленном неизвестной болезнью. — Добро пожаловать в мою обитель, юный странник, — хозяин дома мягко рассмеялся, обводя комнату рукой. — Уютно, не правда ли? Альфред окинул помещение взглядом еще раз. Огонь приятно трещал, не оставляя места тревожным звукам тишины. С каждой минутой в доме становилось будто теплее и спокойнее. Дом был обставлен явно человеком весьма не бедным. Картины на стене, изображающие всевозможных юных леди, висели в ровный ряд. Сложный узор на пушистом ковре разжигал воображение, и Альфред, словно маленький ребенок, угадывал в завитках силуэты заморских животных. Вот только… — У вас кто-то умер? — не сдержался гость, кивнув за высокое зеркало у стены, завешанное большим полотном из плотной ткани. — Возможно, — уклончиво отозвался хозяин, даже не пытаясь скрыть улыбки, от которой почему-то пробегали мурашки. — Сочувствую, — ответ прозвучал сам собой, хотя любое сожаление явно было излишним. В кротком ответе не прозвучало ни нотки грусти. Снова повисла неловкая пауза, в течение которой Альфред продолжал неловко озираться, размышляя о том, как тактичнее повторить свой вопрос. Карл же словно изучал гостя, взглядом скользя по его тонким чуть дрожащим рукам, розовой коже лица, сжавшейся фигурке. — Так… по поводу профессора… — начал было юноша. — Ах, профессор! — молодой человек мотнул головой и несколько светлых прядей, выбившихся из слабого хвоста, упали на его лицо. — Такие предложения не принимаются ни с того ни с сего, мой друг! — Но… — Никаких но! — Карл неожиданно быстро преодолел разделявшее их расстояние, прикладывая палец к приоткрытым губам гостя. — Ты устал и, наверно, проголодался. Вот поешь, поспишь, отогреешься, и тогда мы поговорим. Альфред совершенно невольно представил, какой в этом доме должна быть гостевая спальня. Перед мысленным взором возникла небольшая комнатка с уютной кроватью, невысоким книжным шкафчиком, письменным столом у окна и простеньким канделябром с высокими белыми свечами. Мечтательный вздох вырвался из груди. — Вот и я о том же! — непринужденно рассмеялся молодой ученый, игриво подмигнув. — Вверх по лестнице, вторая дверь справа. Оставляй вещи и спускайся сюда, я найду чего-нибудь на… ужин. Альфред невольно покраснел, чувствуя, как что-то неприятное разливается в пустом желудке. И это был вовсе не голод, а что-то среднее между ужасом, зажимающим сердце в тиски, и смущением, заставляющим кровь вскипать. Юноша отшатнулся, не позволив холодной ладони вновь коснуться его щеки. Он начинал побаиваться таинственного незнакомца, который отчего-то с некой обидой вскинул брови. Что его еще ждет в этом доме? Но тело так смертельно нуждалось в отдыхе, а сердце, споря с разумом, уверяло, что все будет хорошо. Альфред прошел к лестнице, стараясь не ступать по чистому ковру, уже хранившему следы его сапог. Первая ступенька тихо скрипнула, почему-то напомнив юноше про хрупкий деревянный мост, перекинутый через ущелье. Болезненные воспоминания полоснули, подобно ножу. Альфред вцепился в холодные перила, покрытые лаком. — Кстати, — вдруг снова раздался веселый голос хозяина дома, который уже успел исчезнуть в соседней комнате, — я ведь не Карл, честно говоря. — Что?! — гость обернулся, холодея от волнения. Так он все-таки не туда попал? Что происходит? Кто этот человек? — Я просто любил это имя. Так звали одного персонажа в любимой книжке моего детства. Но ты, ты достоин знать мое настоящее имя. Герберт. Зови меня Герберт. Альфред почти почувствовал, как земля уходит из-под ног. Всего-то! Холодный пот выступил на висках и лбу, хотя, возможно, это просто в доме стало слишком тепло. — Хорошо! — охотно отозвался юноша и почти взлетел по лестнице, раздеваясь на ходу. Он ввалился в комнату, тяжело дыша от усталости. Не осматриваясь, Альфред рухнул на кровать, отправив верхнюю одежду на стул, замеченный краем глаза. Его грудь тяжело вздымалась, а после очередного зевка на глазах выступили капельки соленых слез. Сколько же произошло за эти сутки! Юноша даже не чувствовал голода, на это уже не хватало сил. Хотелось только спать, свернувшись под мягким одеялом. Альфред скинул сапоги и забрался на кровать, устроив голову на подушке. У него, наверно, было несколько минут прежде, чем Герберт разберется с едой. Одеяло пахло морозной свежестью, да и вообще в комнате было довольно прохладно, в приоткрытое окно сочился ночной мороз. Зато дышалось легко, и приятный воздух помогал развеять напряженные мысли. Альфред подложил руки под голову, отвернувшись к стене. Странный все-таки этот парень… никто даже не знал его настоящего имени. Хотя разве не у всех ученых должны быть свои странные привычки? Почему тогда Альфреду он сказал, как его зовут на самом деле? Снова загадки, снова мысли тяжелеют, заставляя напряжение сковать тело. Однако продлилось это недолго. Альфред сладко зевнул, потирая лицо, и… уснул.***
В снежную бурю каждое время суток до боли похоже на любое другое. Так и сейчас, разлепив глаза от сладкой неги сна, Альфред не сразу понял, день или ночь на улице. Окно было не только плотно закрыто, но и завешано плотной шторой. Свет не нарушал полумрака комнаты, прерываемого лишь колыханием стойкого пламени одинокой свечи на прикроватной тумбочке. Однако, судя по часам на стене, был день. Альфред потянулся, даже не пытаясь сосредоточиться. Но пришлось. Он был не у себя дома и не в номере какой-нибудь дешевой гостиницы. Юноша обхватил руками голову, запустив пальцы в спутанные волосы. Все по порядку. Он шел по заданию профессора, искал его племянника. К вечеру добрел до дома этого молодого человека. Герберта, так? Пошел в комнату, чтобы оставить вещи, и… уснул? Какой стыд! Альфред спрыгнул с кровати, выпутываясь из сладкого кокона воздушного одеяла. Руки дрожали от волнения и стыда. Надо же так опозориться! Юноша едва совладал с обувью и быстро выбежал в коридор, попутно пытаясь пригладить растрепанные волосы, непослушно спадающие на лицо. Во всем доме царил полумрак, заставляющий нервы натянуться. В чем дело? В тревожной тишине скрип деревянной лестницы напоминал жуткий стон бессмертного чудища. Альфред озирался по сторонам, опасаясь позвать хозяина дома. Все ставни были закрыты, окна завешаны кусками ткани или шторами, где они имелись. Словно ни один лучик тепла не должен был помешать… А помешать чему? Жгучий суеверный страх загорелся в груди юного ученого. Альфред на негнущихся ногах прошел в сторону кухни. Внутри было все так же темно и пусто. Но на столе, который словно выделялся в темноте, стояло блюдо и бокал вина. Голод полоснул живот, который скрутило при одной мысли о еде. Юноша робко предположил, что это Герберт не стал убирать, но ушел, не дождавшись гостя к ужину. Так он имеет право утолить голод? Определенно, да. Альфред осторожно отодвинул стул и принялся оглядываться в поисках подсвечника. Есть в темноте было некомфортно. Рыться в чужом доме казалось крайне неправильным, но голод был сильнее. Парень отыскал на полке спички и три свечи, оплавленные с обеих сторон. — А ужин в темноте был бы романтичнее! Альфред даже подпрыгнул и тут же чуть не упал, поскользнувшись на ровном полу. Он едва успел удержаться за столешницу. Сложно было не узнать этот голос, так внезапно ошпаривший слух. Нежные переливы легко запоминались, хотя и не вызывали никаких ассоциаций. Герберт говорил легко и непринужденно, но его интонации не напоминали трепет вечерней волны или шелест весенних трав. Это было просто… неописуемо. Герберт замер в дверном проеме. Он уже успел переодеться в легкую атласную рубашку с кружевными манжетами, которые прикрывали ладони. Только изящные тонкие пальцы были видны из-под светлой ткани. Распущенные волосы приятно контрастировали с фиолетовыми узорами и подчеркивали каждую острую грань молодого лица. — Я думал, вас нет дома, — залепетал Альфред, силясь разглядеть силуэт собеседника. — И поэтому решил украсть у меня все источники света? — рассмеялся Герберт, приближаясь мягкой поступью, напоминавшей легкие перебежки грациозной кошки. — Н-нет… Простите! — щеки гостя запылали, а сердце в груди забилось еще быстрее, чем когда бы то ни было. — Я ни капли тебя не виню. И прости, что оставил в одиночестве в таком мраке, — теперь голос белокурого парня стал серьезным и даже несколько поучающим. — Ты мой гость и волен делать, что тебе вздумается. Кроме одного, пожалуй… Альфред зачарованно уставился на блестящие в темноте глаза нового знакомого и его лицо в общем. Что это за выражение? Казалось, будто Герберт обладает каким-то знанием, недоступным прочим людям. Тяготило ли его это? Видимо, да. Он выглядел несколько печально, хотя веселье, словно искрами тока, иногда освещало его лицо. — Не раскрывай окон в моем присутствии. Я уже не первый год болен, и моя кожа плохо реагирует на солнечный свет. Ты ведь не хочешь, чтобы я ходил весь в ожогах? — продолжил Герберт, беспечно взмахнув рукой. Альфред ответил ему, мотнув головой. На губах хозяина дома расцвела легкая улыбка. Он вытянул руку, словно желая потрепать гостя по голове, но быстро передумал и выхватил из его холодных пальцев коробок. — Садись. Я только недавно накрыл на стол, знал, что ты уснешь, едва завидев кровать, — Герберт осторожно зажигал свечи, изредка поглядывая на Альфреда, который, словно завороженный, наблюдал за действиями парня. — Кстати! Мог бы хотя бы окно закрыть, совсем здоровье не бережешь. Юный ученый тут же сдавленно выдохнул, пряча глаза. Ему почему-то действительно стало стыдно и… тепло. О нем давно никто так не заботился. А Герберту это, похоже, приносило удовольствие. Он кивнул в сторону стола, и Альфред охотно опустился на стул, предвкушая трапезу. Воображение живо рисовало, как Герберт ворожит над огнем, добавляя в кипящую воду разные травы. Не нужно было пробовать этой еды, чтобы понять, приготовленная этими руками, она будет подобна райскому нектару. Ученый тряхнул головой, отгоняя мысли, заставляющие душу трепетать, будто пораженную магическим наваждением. Однако ничто не могло прогнать твердой уверенности в том, что Герберт был прекрасен… во всем. — У меня не часто бывают гости, поэтому дома несколько грязновато, — вдруг заметил белокурый парень, освещая кухню множеством огней. — Невероятно стыдно! Но юноша словно и не услышал его. Альфред ел, щурясь от удовольствия. Долгожданное плотское удовлетворение ощутимо добавляло сил. Чувство насыщения разливалось по телу, одаривая его долгожданной энергией. Остатки сна развеялись, как утренний туман, и Альфред совершенно по-новому взглянул на Герберта и его жилище. Хотя что-то тяжелое все еще висело в груди. Не занесенное дымкой усталости и покровом темноты, молодое лицо нового знакомого казалось еще более необычным. Даже зная причину неестественной бледности, Альфред все равно несколько опасался за здоровье Герберта. А в оливковых глазах в этот самый миг заискрился какой-то безумный, словно лихорадочный, огонь. И весь образ этого удивительного человека напоминал ураган, в котором бесконечно менялись эмоции, чувства и выражения лица. Но все же Герберт как-то не вписывался в тот беспорядок, который царил вокруг, словно не его рука свалила в кучу книги на обеденном столе, разлила что-то липкое на полу, раскидала бумагу по всей гостиной. — Кстати, сегодня ты все же не попадешь к профессору. Я никуда тебя не пущу в такую бурю, — важно заметил Герберт и как бы невзначай провел ладонью по голове гостя, проходя мимо. По спине Альфреда пробежали мурашки. И вовсе не потому, что ему было страшно… — Зато за этот непогожий день мы сможем лучше узнать друг друга! — вдруг добавил парень, запустив пальцы в светлые волосы. — Мне кажется, мы станем хорошими друзьями. И заливистый смех наполнил небольшое помещение, отдаваясь глубоко в сердце. Последняя фраза звучала совсем не с той детской простой и наивностью, которая бы больше подошла этим добродушным словам. Из уст Герберта предложение прозвучало, скорее походя на приглашение в опасную игру. И Альфред не был уверен, что готов ее принять. Внезапный страх пронзил его, словно зарядом тока. — Что… что вы имеете в виду? — прошептал юноша, горбясь над столом. — Я должен вернуться! — Никому ты ничего не должен. Ты свободный человек, — хмыкнул Герберт. — И чего ты так дрожишь? Неужели заболел? Альфред в изумлении уставился на свои руки. И правда, его пальцы мелко подрагивали, словно поддавшись нездоровой слабости. Вчерашний путь сквозь зимнюю ночь наложил отпечаток на его самочувствие. Дышать было несколько трудно, а глаза слипались. Однако что-то по-детски наивное и гордое запрещало юноше признавать это. — Пустяки! — Ничего не пустяки. Возвращайся в кровать! — отрезал Герберт, качнув головой. — Посмотри на себя, бледен, как смерть. Хочешь, могу проводить. — Я останусь тут! И мне нужен ваш ответ. Профессор ждет меня! — выдавил Альфред, пряча глаза. Он и сам не мог объяснить, почему так боится, почему сердце так отчаянно бьется, напоминая птицу в костяной клетке. — О Дьявол, да не упрямься ты так, милый! Тебе же дороже выйдет! — молодой человек словно начинал злиться. Хотя ни одним жестом этого не выдавал, он все так же спокойно стоял у стены, накручивая белокурый локон на палец. А, может, это не злость, а обида? Альфред и сам понимал, что говорил несколько грубо. И это его ответ на радушное гостеприимство, которого так и не дождался никто из жителей той деревни? Юноша осторожно встал, мысленно перебирая в голове варианты извинений и искуплений вины. В конце концов, Герберт был прав, возвращаться к профессору сейчас было крайне опасно и состояние здоровья тоже беспокоило. — Хорошо. И-извините, — пробормотал Альфред, чуть кивнув. Он было направился прочь, глядя под ноги, но что-то заставило его обернуться. Герберт уже переместился к столу и теперь, присев на его край, разглядывал своего гостя. Заметив, что тот смотрит на него, светловолосый парень широко улыбнулся. — Тебе говорили, что ты удивительно прекрасен? Особенно глаза… — мечтательно протянул Герберт, приложив согнутый указательный палец к нижней губе. — Н-нет, никто… — щеки Альфреда вспыхнули, живот скрутило, и сам юноша предпочел считать, что все это от возмущения. Что от него хочет этот странный человек? — Какая несправедливость, — вздохнул блондин, закатив глаза. — Ты, правда, милее большинства юношей, с коими мне доводилось встречаться. — Тут говоривший выдержал паузу, еще раз оглядывая шокированного гостя. — Но не буду тебя заговаривать. Иди в комнату, тебе нужен отдых. Альфред покорно закивал, поспешно выбегая из комнаты. Кровь стучала в холодных висках. Голова стала тяжелой, и непонимание тяжким камнем осело в груди. На дрожащих ногах юноша дошел до кровати и рухнул на неё, пряча лицо в одеяло. Мысли вертелись, не давая отдохнуть или хотя бы успокоиться. И закрывая глаза, Альфред снова видел Герберта. Кто он такой? Словно путешественник из другого мира… Он был неожиданно вежлив и участлив, но, ох, что-то было не так. Чрезмерная напускная нежность, проскальзывающая не только в жестах, но и во взгляде, пугала тем, что была слишком правдоподобна. И единственное возможное объяснение заставляло Альфреда стонать от боли. — Ты нормально лечь не можешь? — тихий смех. Альфред приподнялся на локте, быстро оглядываясь. Нет! Он хотел побыть наедине с собой, он хотел решить хоть что-то. Острая боль пронзила висок, заставив юношу зажмуриться, подавляя стон. — Раздевайся и ложись, — уже спокойнее посоветовал Герберт, сжимая в руках какую-то чашу. — Потом выпьешь это. Должно помочь. И Альфред хотел бы воспротивиться, но против истины сказать нечего. Он сел, пряча взгляд, и поспешно стянул пиджак, оставаясь в штопаной рубашке. Юноша хотел повесить одежду на спинку стула, но с ужасом обнаружил, что на оном нет его полушубка, отправленного туда накануне ночью. Герберт заметил потрясение гостя и снова хихикнул, опустив чашу на прикроватную тумбочку. — Тебе не стоило так разбрасываться одеждой. Я перевесил её в шкаф, когда закрывал окно, — объяснил парень, присаживаясь на край кровати и закидывая ногу на ногу. Альфред удивленно посмотрел на него, но так и не нашел ничего, что можно было бы сказать. Он только как-то растерянно кивнул и аккуратно повесил пиджак на спинку, переминаясь на месте. Ощущение собственной беспомощности сдавило грудь. — В-вам не стоило так… — начал было юный ученый, не смея обернуться. — Ты мой гость, — спокойно возразил Герберт, покачивая в воздухе ногой. — А отец всегда говорит, что залог успеха — это быть радушным хозяином. Отец говорит? Значит, он еще жив. Почему-то эта догадка пронзила Альфреда холодной стрелой, а перед глазами почему-то засеменили искры. Он и сам не мог объяснить причину такой реакции, но страх заставил его поледенеть, и вопрос сам сорвался с сухих губ: — А кто ваш отец? Герберт снова рассмеялся, скрещивая руки на груди. Он даже ненадолго задумался, слегка прикрыв глаза, и словно что-то попытался вспомнить. — Мой отец — удивительный… человек. Я уверен, ты ему понравишься. Я познакомлю вас, когда уляжется буря. Альфред поджал губы. Обратный путь до кровати показался ему нескончаемо долгим, голова стала тяжелой. С трудом передвигая ноги, парень опустился на самый край, переваривая новую информацию. Мысли снова бились о несуществующее препятствие в виде стереотипов. Однако преодолеть его было непросто. Альфред жил с профессором Абронсиусом несколько лет. Раз в год им удавалось попасть на довольно большую конференцию, проводимую в начале декабря в Вене. Туда каждый раз съезжалось множество уважаемых людей. Все они были разными: высокими и худыми, приземистыми и полными, кудрявыми и русыми, лысыми с робкой темной щетиной над губой, но в глазах всех ученых неизменно присутствовал ни с чем несравнимый огонек, выдающий глубокое знание и любопытство. А еще профессора всегда казались задумчивыми, рассудительными и несколько медлительными. И эти стереотипы навсегда залегли в сознании Альфреда. Был ли Герберт ученым? Да, его глаза блестели, но это был не тот блеск. Он скорее выдавал игривость и легкость натуры, чем стремление к новому. А про прочее и говорить не надо. Герберт был молод, ловок и решителен. И хотя все его жесты были точными, а слова острыми, как щекочущее прикосновение булавки, Альфред скорее сказал бы, что Герберт все же сначала делал, а потом размышлял. — Ты что-то погрустнел, — заметил парень, осторожно коснувшись плеча своего гостя. Тот вздрогнул и машинально мотнул головой, краем глаза успев заметить, как печальная задумчивость расчертила лицо Герберта, словно тот вспомнил о чем-то тревожном. Однако в следующий миг его губы снова украсила искренняя живая улыбка. И Альфред не сдержал усталого вздоха. Как ему надоели сомнения и страхи! Сейчас и в ближайшем будущем все хорошо, а что потом совсем неважно. Альфред последовал указанию Герберта и опустился на кровать, натягивая на себя одеяло, приятно согревающее душу. Уют нежно обволакивал, словно пытаясь снова затянуть в царство сновидений. В следующий миг холодная рука коснулась пылающего лба, на котором нарисовались морщинки, когда юный ученый поморщился. — О Дьявол, милый мальчик, похоже, ты все-таки не слабо заболел. Хотя, может, просто от переутомления? Альфреду не хотелось отвечать. Слов просто не осталось. Он и сам чувствовал, как жар, подобно таинственной агонии, не предсмертной, но какой-то еще, захватывает разум. Парнишка не помнил, как Герберт помог ему сесть, почти вливая в разомкнутые уста какое-то лекарство, отдающее лимоном. Теплая жидкость согрела горло, разливая спокойствие по венам. Герберт качал головой, хмурился и осторожно гладил гостя по волосам, пока тот, тяжело дыша, засыпал. Несчастный даже не хотел скинуть с головы эту руку. Плавные движения заглушали жар и стук крови в висках. Или, может, это начинал действовать отвар? Альфред не знал и знать не хотел. Его окутала сонная слабость, позволяющая только ощущать, не видеть, не слышать, не думать. Однако в какой-то миг, зависнув на грани, юноша вдруг очнулся, раскрыв глаза. — Герберт, — имя само собой сорвалось с сухих губ. — Да? — взволнованно отозвался тот, вырываясь из потока мыслей. — Наверно, вы сочтете это глупостью, но… пожалуйста, побудьте со мной, пока я не усну, — запинаясь и путаясь, прошептал Альфред, стараясь не смотреть на собеседника. — Ох… ну, конечно, с удовольствием, — губы Герберта тронула легкая улыбка, а затем он нагнулся, осторожно целуя пылающий лоб. — Только спи, ладно?***
Когда Альфред проснулся, сквозь тучи уже сочился бледный свет луны. Он падал на пол, стократно отражаясь от всех поверхностей, так что в комнате царил полуночный белый беспорядок. Словно что-то волшебное закружилось в воздухе, меняя вещи местами. Стрелка часов замерла на полуночи и явно не планировала больше двигаться. Время остановилось. Альфред потер глаза, скованные негой, и сел. В спальне никого больше не было. Странное беспричинное разочарование кольнуло в груди, заставив юношу скривить губы. Хотя чего он хотел? Чтобы Герберт держал его за руку до рассвета? Парень мотнул головой, а затем притянул колени к груди. Только сейчас он понял самое главное. Буря закончилась. Тучи постепенно рассеивались, оставляя на черном небосклоне лишь дымчатый след. Значит, днем ему придется уйти. Альфред в нерешительности встал, чувствуя, как восстановившиеся силы наполняют его руки и ноги. Почему-то теперь юноше было особенно важно получить ответ. Юный ученый и сам не понимал причины, но от мысли, что Герберт откажется помогать Абронсиусу, в горле застревал ком. С неуклюжей медлительностью натягивая пиджак, Альфред размышлял о том, как глупо было всего за несколько часов привязаться к абсолютно незнакомому человеку. Парень вспоминал капризы своего учителя, его холодную строгость и периодически возникавший эгоизм и кусал губы. Герберт ведь тоже ученый, правда? Но в нем нет и доли того равнодушия и самовлюбленности. Альфред давно не встречал таких людей… Во всем доме не было ни звука, он спал. Только тихо скрипели под ногами половицы, каждым звуком пронзая натянутые нервы. Альфред осторожно спустился на первый этаж, так же охваченный сиянием луны, и замер посреди гостиной. Чего он ждал, чего хотел в этот полуночный час? Парень и сам не знал, а потому, скорее по старой привычке, направился к книжному шкафу. «На все вопросы мироздания есть ответы в книгах!» — любил повторять Абронсиус. Однако Альфред сам не знал, о чем хочет спросить бессмертных писателей, замерших на страницах своих творений. Он выбрал книгу наугад и, подойдя к окну, прочел название. Что-то на французском. — Это о любви, — кажется, Альфред впервые не испугался внезапного появления Герберта, наоборот, даже обрадовался. Хозяин дома стоял на лестнице, опустив ладонь на лакированные перила, и слабо улыбался. — Тебе лучше? — продолжил парень и заправил за ухо непослушную длинную прядь, обнажив маленькую серьгу. — Ничего не болит? Альфред невольно прижал книгу к груди и спрятал взгляд. Признаться, сейчас его волновало совсем не здоровье, а ответ на давно заданный вопрос. Юный ученый опасливо отвернулся, словно опасаясь гнева своего нового знакомого, и пробормотал: — Все хорошо, спасибо вам… Но… метель улеглась, вы обещали дать мне ответ. Герберт вздохнул, закатив глаза. Окруженный лунным светом, играющим в его чуть растрёпанных волосах, он выглядел необыкновенно. Что осталось в нем от обычного человека? Пожалуй, лишь фигура, облик и распахнутая, как казалось Альфреду, душа. — Он так нужен тебе? — Герберт медленно спускался вниз, каблуки лакированных туфель стучали по ступеням. — Профессору… — робко отозвался Альфред, вжимаясь в стену. Он впервые слышал в звонком голосе парня такую глубокую тоску и усталость. Что случилось? — Я не спрашивал про него. Я спросил, нужен ли ответ тебе, — неожиданно весело выдохнул Герберт, бесшумно приближаясь. Альфред сглотнул. Не смотря на царивший полумрак, он легко мог разглядеть острые скулы собеседника, синие жилки на длинной шее, блестящие глаза и неспокойно бегающие зрачки. Напряженное белое лицо было совсем близко, и в воздухе витал слабый аромат почти выдохшихся фиалковых духов. Альфред похолодел, в горле пересохло. А потом его связь с миром словно оборвалась. Герберт наклонился вперед, накрывая розовые губы нежным поцелуем. Альфред цеплялся за реальность не в силах верить в происходящее. Он попытался оттолкнуть парня, но в итоге только впился пальцами в его плечи и застыл. Время будто замерло, и только сердце гоняло по венам бурную кровь, приливающую к щекам. Альфред не мог остановиться, невольно отвечая на поцелуй. Прежде в его жизни не было ничего подобного. Герберт нежно прижимал парнишку к себе, касаясь пальцами мягких волос, осторожно перебирая их. А сам несчастный ученый только взволнованно дрожал, запоминая каждое ласковое прикосновение. И, странно, но ему не хотелось размышлять о морали, ему хотелось только наслаждаться этой минутой, отдавшись тайным мечтам. Когда же Герберт отстранился, то Альфред окончательно осознал, что совсем не хочет бежать, что вовсе не ненависть закипает в его крови, а нечто другое. И нежность, застывшая на приоткрытых губах, вдруг испарилась, превращаясь в страх. Чего парень боялся? Себя? Своей реакции? Наверно… Он сорвался, оттолкнув Герберта, и кинулся вверх по лестнице, не желая оглядываться. Сердце билось о ребра сломленной птицей, мечтающей разбиться о серый щит немых небес, неспособных ответить на все вопросы. Слезы непонимания подступали к глазам. Альфред впервые за долгое время на самом деле не знал, чего хотел. Его уста пылали, все еще сохраняя вкус коснувшихся их холодных губ. Парнишке казалось, что он еще чувствует, как длинные пальцы играют с прядями его волос. Это было так странно. Так необычно, но Альфред не мог соврать себе в том, что не хотел бы повторить и еще раз испытать чарующую теплую нежность таинственного человека, приютившего его в эту бурю. Альфред взлетел по лестнице и рухнул на пол перед дверью в свою комнату. Силы покинули его. Он боялся своих желаний и того, что Герберт так и не пошевелился. Парень все еще стоял внизу у окна, сжимая в руках старую книгу. И стоило Альфреду задуматься о том, что, быть может, он слишком грубо оттолкнул радушного хозяина, как тот заговорил: — Ты так мало знаешь обо мне и уже бежишь! Это довольно занятно, учитывая, что я никогда не пытался тебя удержать силой. И, пожалуй, не буду. Завтра утром ты покинешь этот дом, он все равно мне не принадлежит, — гость застыл, чувствуя, как замирает сердце. — Я убил его хозяина в ту ночь, когда ты пришел. Альфред все это время не поднимал головы. Он смотрел на пол, на щель между дверью и деревянными досками. Повисла тишина. Юноша несмело обернулся, уже зная, что увидит. Герберт стоял позади, скрестив руки на груди. Его лицо оставалось спокойным, только уголки губ чуть подрагивали, словно стараясь скрыть улыбку. А затем парень отвернулся, заставляя Альфреда задержать дыхание, любуясь точеным профилем. Герберт медленно разомкнул губы, вдыхая холодный воздух, и произнес, глядя куда-то вперед: — Я вампир, Альфред. И я влюблен в тебя, мой милый. Юный ученый плохо помнил, что было дальше. Кажется, он хотел кричать, но крик застрял в горле, царапая его до оглушительной боли. Альфред вскочил с колен, врываясь в комнату. Он забаррикадировал дверь, с трудом сдвинув резной комод, и принялся рыться в сумке. В ней не было ничего из того, что профессор приказывал всегда брать. Его ученик забыл кол и чеснок, Библию и распятие. Его ученик остался беззащитным. Беззащитным перед чернотой, стиснувшей грудь. Альфреду казалось, будто его предали. Однако потом в сердце вспыхнул первобытный ужас, затмивший все иные чувства. Юный ученый до рассвета просидел у окна, дрожа от страха. Лишь к утру он отступил, оставив место лишь странному безразличию. Юноша не знал, чего больше хочет: попасть к Абронсиусу и вернуться к прежней жизни или навсегда остаться тут, погибнув на чужой земле, но унеся с собой гулкую душевную пустоту. Альфред прижимал колени к груди, ударялся головой об стену и протяжно выл, глотая слезы. Он впивался ногтями в колени и безостановочно шептал, что влюблен, да, влюблен в Герберта. Юноша провел ночь наедине с мыслями и убедился только в одном, если бы не клыки, выступающие из-под верхней губы, он бы согласился на все. Но вампиры… Альфред мотал головой, и неверие снова захлестывало его волной отчаяния. Так, значит, все это ложь? Вся эта манящая нежность и доброта, забота и ласка — все это лишь часть охоты? Горькая обида и жалость к самому себе кольнули в груди, и Альфред подскочил. Он не хотел больше думать об этом! Потом будет проще! Юноша быстро оделся, схватил вещи и снова отодвинул комод, показавшийся сейчас неожиданно легким. Юный ученый без особой опасливости выбежал из дома и направился вперед, стараясь думать лишь о том, чтобы не сбиться с пути. Он хотел скорее вернуться к работе над не имеющими особого смысла экспериментами профессора и забыть о Герберте. Но судьба распорядилась иначе. Альфред не мог отыскать нужного направления. Он брел наугад, а паника снова и снова охватывала его. Юноша бросался вперед, но спотыкался и падал в сугробы, царапая лицо о снег, обмораживая щеки и нос. Даже шарф уже не помогал. Он промок, и теперь на нем образовывались прозрачные льдинки. Альфред шел в неизвестность и уговаривал себя не плакать. Слезы бы тоже застыли, раздирая душу и тело. Парень ругал себя за слабость, но продолжал взывать к Герберту, робко надеясь на то, что его поведение не было лишь сетью хищника. Ближе к полудню небо снова заволокли тучи, и откуда-то с севера потянул морозный ветер. Но даже он не мог поколебать замерзших колючих игл елей. Альфред изредка запрокидывал голову, следя за движением облаков, и молил, чтобы ночь скорее сошла на землю. В темном холоде проще умереть, навсегда забывшись среди стволов столетних деревьев, готовых сохранить человеческих страдание в тайне ото всех. Юноша не хотел уже никуда идти. Ему было плохо и одиноко, и он нестерпимо скучал по солнечной улыбке Герберта и его веселому голосу. В какой-то момент Альфред рухнул на землю, потому что ноги гудели, а перед глазами плыл туман. Парнишка поставил сумку на землю и уткнулся лбом в колени, превозмогая боль, приносимую каждым движением. Холодная дрожь сковывала спину и руки, покрывшиеся цыпками даже под тканью перчаток. Юноша сжался от холода и мук, его уста беспрестанно звали смерть и молили о прощении. Альфред чувствовал себя виноватым. Он закрывал глаза и видел Герберта, который навсегда попрощался с ним и утерял надежду. Или её никогда не было? Или он знал, чем все кончится? Альфред вспоминал его со слезами и чувствовал себя совершенно потерянным в водовороте безумия. Он уже простил. Он уже забыл про кровавые вампирские пиры, подробно расписанные в книгах профессора. Он уже хотел повернуть назад. Альфред потерялся в чужом лесу среди снегов, ветров и хищников, которые напоминали о себе редким шорохом в глуши. Парень уже не верил, что выйдет отсюда живым. Он не мог подняться, потому что холод железными цепями сковал конечности, а замерзшие ресницы слипались, так что темный человеческий силуэт юноша принял за видение. Но из тени дерев, правда, выходил сгорбленный мужчина, тянущий за собой упирающегося жеребца. Альфред был поражен. Человек? Здесь? Робкое счастье зашевелилось в груди, вернулось желание жить. Еще не все потеряно! Он найдет Герберта, когда соберет по крупинкам знания местных жителей о вампирах! Все будет хорошо! Парень застонал от боли, но поднялся, преграждая путь незнакомцу. Ослепленные усталостью взгляд молодых глаз скользнул по лицу, изуродованному язвами и шрамами. Но Альфреду сейчас было не до выбора. Он морщился от боли, но говорил, едва шевеля сухими губами, изрисованными линиями царапин. — Прошу прощения, хэрр! Я сбился с пути! Мне нужна ваша помощь! Горбун сурово глянул на несчастного из-под голых надбровных дуг, а потом вдруг криво улыбнулся потрескавшимися губами. А затем он начал что-то мычать, широко открывая беззубый рот. И Альфред готов был отшатнуться, осеняя мужчину крестом, но это был последний шанс. Юноша старался смотреть поверх головы незнакомца, чтобы не видеть его крючковатых пальцев с грязными ногтями или даже спутанных волос, влажных от снега. — Простите, я не понимаю вас. Просто кивните, если можете отвезти меня в ближайшую деревню! — пробормотал Альфред, а потом закашлялся, мороз царапнул горло. Мужчина ненадолго задумался, крепче сжав натянутые поводья. Конь глухо заржал и принялся бить копытом в снег, будто намереваясь скорее броситься вперед. Смотреть на животное приходилось с некой опаской. Усталые глаза жеребца искрились недовольством и гневом. Он мотал головой и издавал протяжные звуки, напоминающие протестующие стоны. Наконец, мужчина, кивнул и указал на коня, что-то неразборчиво промычав. Однако Альфред все понял, и его снова сковал жгучий страх. Парень с недоверием смотрел на жеребца и дорогое седло, прочно прикрепленное к могучей спине. — Я… должен сесть на него? — опасливо уточнил ученый и нервно сглотнул, чувствуя, как боль снова режет горло. Мужчина утвердительно кивнул, и в его лице ничего не изменилось. Он выжидающе смотрел на Альфреда и изредка шевелил челюстью, словно хотел что-то сказать. Спорить было бесполезно. Да и о чем? Юноша шумно выдохнул и, ухватившись за переднюю луку, всунул ногу в стремена. Конь снова мотнул головой, но покорно замер, когда горбун смерил его строгим взглядом глубоко посаженных глаз. Альфред сидел на коне неуверенно, крепко держась. Он нервничал, чувствуя, как напрягается под ним сильное животное. Ученый прикусил губу и, глядя на горбуна, произнес: — Я готов. Путь по снежной пустыне оказался не таким уж и тяжелым. Изуродованный болезнью и чьей-то жестокостью человек брел впереди, изредка посмеиваясь над собственными мыслями, за ним тянулся грациозный жеребец, низко склонивший голову. В движении он успокоился и теперь даже не ржал, когда с веток елей на его голову соскальзывали снеговые шапки. Только Альфред не мог перестать думать о играх судьбы. Он не особо следил за дорогой, потому что мысли о грядущем отнимали все силы. Живая фантазия охотно рисовала удивительные картины. Парень улыбался, представляя, как очень скоро отыщет готический замок, затерянный в горах, и обрадует Герберта своим визитом. Иначе и быть не может, правда? Время шло, и Альфреда начинало клонить в сон. Он просил о передышке, ноги затекли, словно окутанные в жгучую шаль мороза, но горбун был непреклонен. Наоборот, кажется, мужчина ускорял шаг, заставляя коня недовольно выдыхать клубы пара и быстрее перебирать длинными ногами. Альфред сопел, плотнее кутаясь в полушубок, но от холода это не спасало. Парень мучительно зевнул и, спрятав лицо в ткань шарфа, закрыл глаза. Нет, он не собирался спать. Просто так уютнее, может, и дорога покажется короче. Ветер улегся, так что только мерное дыхание да хруст снега нарушали тишину. Небеса стали чистыми-чистыми, как робкие слезы, и солнце с опаской пробивалось сквозь тонкую дымку дня. Погода постепенно улучшалась, не переставая напоминать о скором приходе весны. Где-то над головами путников иногда пролетали черные птицы, парящие над землей в поисках пропитания. И все это было так… красиво, что и на душе становилось спокойнее. Волнение сходило на нет, а вера в счастье разрасталась, даруя сладкое ощущение удовольствия. Жизнь… налаживалась? Альфред очнулся от полудремы и мыслей, когда размеренное движение резко прекратилось. Юноша несмело поднял руку, потирая лицо, и открыл глаза. Его взору предстала высокая черная стена, окружающая старый замок, улыбающийся черными промежутками окон. — К…куда вы меня привезли? — испугался Альфред и тут же догадался. Его руки задрожали от волнения, голос сел. Юноша смотрел на герб над воротами, на узоры, оплетающие каменную кладку, и готов был пуститься галопом внутрь. Что-то нежно-томное закружилось внутри, заставив парня спрыгнуть на землю. Сомнений не оставалось, словно само провидение нашептывало будущее. — Он… — голос не слушался, так что Альфреду пришлось откашляться. — Вы привезли меня… Горбун скривил губы и чуть сощурился. Он словно не хотел отвечать, а потому только кивал в сторону открытых ворот и мычал, нетерпеливо размахивая короткими руками. И Альфреду уже почему-то не хотелось что-либо выяснять. Страха не было. Он знал, с самой первой встречи знал, что Герберт необыкновенно чуток, что в его силах прочесть человеческую душу. Вампир все предугадал. Альфред одернул куртку, ступая на территорию замка. Он с легким огорчением заметил, что забыл сумку в лесу, но… какое это теперь имеет значение? Юноша ускорил шаг (по расчищенному двору идти было проще). И уже не важны были правила приличия и прочая ерунда, уважаемая в обществе. Альфред толкнул двери замка, охотно поддавшиеся, и оказался в роскошном зале, встретившем его приветливым светом сотен свечей. Окна были скрыты за бордовыми шторами, повторяющими узор на резных перилах лестницы напротив входа. Множество портретов покрывало мрачные стены, уходящие далеко ввысь. Альфред чувствовал себя потерянным в этой старинной роскоши. Он зябко поежился, но не остановился. Взгляд рыскал по комнате. Он не мог ошибиться! Он же чувствовал, как душа рвется сюда! Захлопнулись двери, отдавшись оглушительным громом в груди, и раздался стук каблуков. Альфред замер, приоткрыв рот. Он ждал. Он верил. В груди защемило от сладкой боли. На верху лестницы, опустив ладонь на перила, стоял Герберт. Он был облачен в дорогой нежно-фиолетовый камзол, из-под которого виднелась лиловая веста, расписанная золотистым узором, и свободная белая рубашка с кружевными манжетами. Вампир вскинул голову, блеснув хитрыми глазами, и начал спускаться. Свет отражался от металлических пряжек на туфлях, от темного камня на перстне левой руки и от аккуратных звеньев тонкого браслета, обхватившего запястье. Альфред с трудом удержался от того, чтобы броситься вперед. Юноша смиренно ждал, умоляюще вскинув брови. Но Герберт томил его ожиданием. Словно наблюдение за волнением несчастного стало для него особым видом развлечений. Может, так и было? Ученый попятился, как-то обреченно мотая головой. Нет! Так не может быть! — Я знал, что ты все поймешь слишком поздно. Вот и послал отцовского слугу за тобой. Мог бы поехать сам, но к закату… чтобы бы с тобой стало? — заговорил Герберт, мучительно растягивая слова. — Я виноват! Знаю, что виноват! Я не должен был бежать, прошу, прости меня! Прости меня, если это возможно! — воскликнул Альфред, жмурясь от боли, вгрызшейся в душу. — Ох, mon chéri, — вампир шумно выдохнул и… мгновенно миновал последние ступени, заключая юношу в объятия. Парень задыхался от счастья и какого-то страха. Он радовался и грустил, все еще чувствуя вину. Альфред прижался к широкой груди в поисках сил, чтобы сказать то, что еще не выплеснуло истерзанное сердце. — Герберт, я тоже тебя люблю с первого дня. Вампир звонко рассмеялся, запуская пальцы в спутанные волосы юноши, и мягко коснулся губами его лба. — Я знал это. Иначе и быть не могло. — А если бы я запомнил путь… и ушел бы?! — всхлипнул Альфред. На душе было тепло-тепло, и только смущение сковывало движения, даря другое странное удовольствие. — Мы бы все равно встретились. Только, может, чуть позже и совсем иначе. У судьбы очень много дорог.