Ma emma lath

Хоук выглянула из-за плеча леди-Инквизитора, как только они обогнули валун. До разлома оставалось почти рукой подать, он уже мерцал обрывчатыми краями, освещая Тень поблизости ядовито-зеленым сиянием. Лавеллан обернулась, радостно махнув спутникам рукой. Однако ни Хоук, ни Страуд не сдвинулись с места — напротив — попятились, вновь созерцая Кошмар, отрезавший путь назад. — Мы должны очистить дорогу! — прорычал Страж, глядя в глаза Элайн, недвусмысленно показывая, что готов это сделать. — Вперед, я прикрою, — перебила его Хоук, и положила начало совершенно неуместной перебранке. — Нет, я был не прав, — признал Страуд. — Во всем виноваты Стражи, а значит — Страж должен… — Страж должен помочь им все исправить, вот ваша задача! — яростно ответила Мариан, стискивая в ладони посох, переводя взгляд на демона и уже тише добавляя: — А Корифей — моя. — Хоук, — Инквизитор сокрушенным изумрудным взглядом встретилась с ледяными глазами Хоук. Никогда еще лед в этих глазах не был так решителен. — Попрощайтесь с Варриком за меня, — попыталась улыбнуться Защитница Киркволла. Она развернулась лицом к Кошмару, глотая подступившие к горлу слезы. Судьба мира, естественно, важнее ее собственной — магесса с детства привыкла расставлять приоритеты отнюдь не в свою пользу, имея маленьких брата и сестру. Ей-то не привыкать взваливать на себя чужие проблемы, да только там, за зеленой завесой ее ждет не только Варрик. Ее ждет еще кое-кто. И, кажется, будет ждать вечность. — Прости меня, Фенрис, — расслышала Лавеллан надорванный, тихий голос. Женщина прекрасно знала, что уже никогда не вернется. Элайн всегда была против таких потерь. Она уже дернулась было схватить Хоук за плечо и убежать всем вместе, побыстрее, хотя разумом и понимала, что так не выйдет, сердце упорно требовало другого выхода. Последний взгляд, брошенный Защитницей через плечо остановил Лавеллан лучше, чем каменная стена. Хоук для себя все решила. Со страдальческим выражением лица Инквизитор отступала к разлому, наблюдая, даже как-то замедленно, как с маленьких, изящных ладоней Мариан срываются ледяные иглы. Каждая магическая атака, каждый удар Хоук был концентрацией ненависти, боли и жгучего отчаяния. Кажется, по венам течет не кровь, а его имя. Постыдно осознавать, что она дала Фенрису надежду и так паскудно отобрала ее, не вернувшись. Он ведь действительно будет ее ждать, что бы ни написал ему гном — будет сидеть ночами, теребя подаренную когда-то алую ленту на запястье, прижимая колени к груди. Фенрис никогда в ней не сомневался. А она всегда возвращалась. Но не в этот раз. Больше всего она боялась бессилия. И как раз сейчас она была бессильна. Магия неуловимо текла сквозь кончики пальцев. Сил оставалось все меньше, полученные раны сочились сукровицей, и кое-где и свежей кровью, а атаки Кошмара становились все чаще и точнее, и если лириумные зелья висели на поясе под рукой, то за аптечками надо было лезть дальше. Силы иссякали быстро, но раз за разом она давала себе отсрочку в пять минут. И раз за разом не сдавалась. Спину начинало ломить, набат пульса отдавал болью в висках и привкусом меди во рту. Зелий не осталось, и в ход пошел посох. Движения стали механически-остервенелыми, держится Хоук только на ярости от нахлынувших воспоминаний, сильнее которых Кошмар никогда не станет – Фенрис аккуратно убирает с виска прядь волос и касается губами; старается согреть ее замерзшие руки, хотя его пальцы еще холоднее — он прячет ее ладони в своих, отогревает дыханием, смотрит прямо в глаза и по привычке хмурит брови. Вот эльф пристально смотрит в книгу, с ногами забравшись в огромное кресло — чтение с трудом, но дается ему, и в такие моменты Хоук счастлива смотреть на него, сосредоточенного, но не критически напряженного. Мариан любит в эти безмятежные моменты подойти и стянуть ленту с порядком отросших серебристых волос, рассыпая их по плечам, за что на ее плече тут же запечатлеется поцелуй. В зеленых глазах горят уютные янтарные огоньки и она тонет, тонет в этих глазах, рядом с ним — уже таким домашним, расслабленным, родным… И вот ничего этого больше не будет. Но это было. За это уже стоит быть благодарной. «Сердце моё», — мысленно взмолилась женщина к тому, кто остался по ту сторону. Сейчас ни Создатель, ни Андрасте, ни какой бы то ни было другой божок, священнослужитель или прорицатель не в силах ей помочь. Только он — ее личный бог. «Сердце моё», — повторяет Хоук, когда колени подламываются, и она уже готова упасть, рассекая очередное жвало и пачкаясь в отвратительной слизи, но она опирается на посох и успевает судорожно глотнуть воздуха. «Я бы все сейчас отдала за твой взгляд. За нежность, которую ты дарил мне, за уверенность в том, что завтра будет, а уж каким мы его сделаем — зависит от нас», — Защитница закрывает глаза. Демон настолько огромен, что промахнуться невозможно, а отвлечься и отдать концентрацию чему-то другому легче. Собственные повреждения уже не важны — живой ей не уйти, без боя она сдаваться не привыкла, но все это уже порядочно затянулось… Раной больше, раной меньше — какая разница? Сейчас главное — успеть попрощаться. Хотя бы мысленно. «Маленькая женщина, которую нужно защищать, даже, если она привыкла в одиночку разгребать проблемы целого города. Даже если она привыкла командовать, как маленький Маферат и может вести за собой армии, как Андрасте», — она слышит его голос совсем рядом, уже не разбирая где явь, где ее выдумка. Она уже перешла грань, за которой нельзя сохранить рассудок, и вместе с ним пришло облегчение. «Hissera ma asala, прости, прости, прости меня…» — во рту пересохло настолько, что губы раскрываются и трескаются при каждом изгибе, Мариан слизывает кончиком языка выступишую кровь. Место безумию уступает безмятежность. «Я люблю тебя. Слова слишком скупы, чтобы сказать тебе все, что я чувствую, Фенрис», — конец уже близок, она чувствует дыхание смерти на окровавленных губах. Силы окончательно покидают Защитницу, она падает на колени, хватаясь за посох, как утопающий за соломинку. Жмурится еще сильнее, готовясь принять последний, милосердный удар. «Когда-нибудь, я обязательно к тебе вернусь, ma emma lath», — клешня Кошмара ударяет во что-то звенящее, но посох не отдает вибрацией удара в ладони, и Хоук распахивает глаза. Конечность демона остановлена длинным двуручным мечом. Мечом в уверенных ладонях младшего брата. Мариан оглядывается назад, видит тепло улыбающуюся Бетани, сосредоточенного отца, который посылает молнию за молнией в демона. Карвер протягивает руку, помогая подняться. — Ну что, сестренка, вот ты и чуть не допустила промашку. Я-то думал, ты всегда будешь первой, — не смотря на иронию в голосе, в глазах брата бесконечное тепло. Кошмар повержен. Силами одной семьи, одной крови и единства. Его, еще подергивающийся в конвульсиях труп, остывает у ног Защитницы Киркволла. Мариан оборачивается к отцу, тот, похлопывая дочь по спине, уводит ее дальше от места трагического сражения. — Нас ждет мама, — улыбается Малкольм и увлекает Мариан за собой. Хоук оборачивается. Видит рядом с поверженным демоном собственное тело — скрюченное в спазме, лицо в пароксизме невыносимой боли… Бетани, перехватывает ее взгляд и невинно пожимает плечами. Большего Хоук и не нужно. Она идет следом за семьей. «Ты только дождись меня, ладно?»