take me home

little liar boy. день начинается по спирали, делится на трети, жизнь ограничивается там, где бесконечность /пустоты/ вымирает-ширится. вселенная бесконечна и пожирает сама себя. гниёт изнутри, если хочешь найти, что выдирать с корнем, останавливая глупо-геройски гибель, то убей yourself. немного больно будет, но если верить, что твоё тельце вспорят для опытов, раз так любится на-у-ка, то даже и не почувствовать. диппер пайнс не доживёт до тридцати. он высчитывает то, что если сдохнуть в семнадцать, то кому-то будет легче. ничего личного. пустые кости, мысли начинаются с точки, крутясь в бесполезные п о л о с о ч к и, мир разнообразен, вот ты сиганул в чёрную дыру, а потом атомной цепью из вероятных звеньев виться во вселенной. кажется, он снова пьян. очевидно, он опять не сдох. совершенно точно, ему /не совсем/немного жаль. мутится рябь на воде из мёртвых рыбин, муравьёв, текучего сталевого безразличия. или на лице. холодная. little liar, в тебе нет ничего личного, по тротуару будешь размазан не ты. просто потому что его не существует. ветер задувает под куртку без молнии, м о л о н ь и чертят небо беззвучными криками, воздух рвётся, как в пизде мёртвого алиота. у которого был дубхе. диппер пайнс считает до тридцати каждый последний день августа, едва переваливая за половину, и его всё ещё не глодает изнутри-снаружи, спираль ширится до размеров трёх целых четырнадцать двенадцать андромед. пустота вселенной, пока в ней живо, чем-то и сама отливает, будто не была смята до рождения. дождь целует пайнса в губы, лоб, руки у него ненамного теплее нуля по цельсию-фаренгейту-кельвину, всё ещё так х о л о д н о, что нейтронные совсем не греют. на горизонте сквозит солнце в эту дрянную ночь. — ты не друг. почему-то страшно. зонт аляповат, вклеен из фантастики и режет глаза. мэйбл боялась стать серой, её могилка розовая и тамблгёрловская, совсем не грустно. жалко себя, а шлюх не жалеют. паника клокочет in his throat, три трети дня догорают уже, и тот человек точно его не заметил. так только кажется, как и то, что он сейчас где-то рядом. безусловно. диппер остаётся замерзать в своём городе из полузаброшенного гранита на-у-ки, звёздочек, тумблера 1/3 — 2/3 — 3/3, там, где он like at home, там, где ломаются одуванчики. и может, это было всего-то и глупости б-52. просто е р у н д а, my boy, так легче жить. семнадцать будет три минуты назад, в бесконечной пустоте вариаций, мосты смыкаются завесой вчерашнего, и какого-то чёрта прошлое догорает абсолютно так же, как и цветочки призрачного мира. не то что бы жаль. диппер чувствует, как его пальцы кто-то втаптывает в землю. так, что не расцепить и не упасть, космос теплеющих астероидов. не знается, что расстраивает больше. кажется кажется кажется, что карцинома вакуума уже и не начинала разрастаться цветастыми бликами, кроме, конечно, этого отвратительного жёлтого, если обернуться невовремя, заметно, что он за спиной всегда. это так отвратительно, что даже не безразлично, мир рушится от тысячи солнечных пятен, утопая в сломанных парадигмах. может быть, обмертвелая звезда даже начнет казаться домом. единственное, чего он хочет добиться, это не подохнуть до кругленькой цифры, а почувствовать на боках лютые пятна мажущего тепла. это всего лишь способ. если если если если если если он был бы верным. но этот дикий ужас от любого мимолётного касания свербит сильнее, он будто вплетается в пайнса изнутри-снаружи. — нет. фаза отрицания не давит на душу, и букв меньше, и смысла. — ты никто. little liarliar путается в буквах, цветах, приоритетах, он забывает числа и содержания жизней, когда небо крестится иллюзорным будто воспоминанием, когда солнце сложено из обсидиана и жизней, жар не спасает от мёрзлости. погибаешь в холоде и горячечной болезни, а уже и не хочется. не поздно ли? диппер пайнс не доживёт до тридцати. потому что он вечно молод. потому что его не существует. воспоминания о нём, знает, потонут в обжигающем, больно уже не ему, он корябает пальчиками перила, стирая ручки в мясо. скоро он весь таким будет. минус двадцать один этаж, плюс жертва волны $uicideboy$ это могла быть его мечта но она остаётся неправильной целью, а пустота ласкает разум обещаниями о спиралях длиной в полосочки событий и глупые геройские надежды. смириться с тем, что он всегда комкался — t a k e m e h o m e, кто-нибудь, и единственно так же ненавидел жёлтый, то ли случайной мысли съехавшего по пизде восприятия, то ли почему-то ещё (и он едва догадывается). он погибает !умирает! в холоде, которого так боялся, потому что болезненного тепла боится ещё больше. и какая бы разница, little liar, который никогда не говорил лживости, о б м а н у т ы й, он делает шаг. кажется, сзади него погибает с тысячу пегостей неба. жёлтых-жёлтых.