***
Уже несколько дней стояла пасмурная погода, постоянно моросил летний дождь, а в воздухе повисла вместе с тишиной мерзкая влажность, словно исходившая от листвы прибрежного леса и мокрого прохладного песка. Мы были лишь вдвоём и, тем не менее, каждый по отдельности, укутанные в пледы и слепо вглядывавшиеся вдаль. - Завтра, - еле слышно прошептала она, надевая бордовые носки с мордочкой кролика и кроссовки, чтобы сделать пару шагов по голому песку, словно шеф-повар, пробующий соус, который еще не был готов. Я лишь кивнул в ответ сам себе и еще пару минут сидел у берега, пока она быстро поднималась на мыс.***
Проснувшись не свет не заря, когда еще звездное светило лениво выходило из-за холма, она готовилась. На ней по-прежнему был тот же бабушкин плед, несоразмерная куртка, двойные штаны, бордовые носки с мордочкой и кроссовки бирюзового цвета. Но за всей, на первый взгляд кажущейся несуразностью, бесформенностью и может даже нелепостью наряда, на её лице уже засияли, как созвездия веснушки. - Нам пора, - тихо и решительно произнесла она. У меня было лишь пару минут, чтобы собраться и догнать это нимфу в олимпийке, которая стремительно направилась в сторону леса, который хранил своё молчание. Вчерашнее "завтра" наступило: день, словно Моисей раздвинул повисшие над вершинами крон и деревьев облака, и небо слилось с морем, обволакивая и погружая нас в вакуум спокойствия и уединённости. Каждый шаг по лесной тропинке приближал нас к звукам моря. Мы слышали, что чайки уже проснулись, вода хлопотала над песком, как заботливая мамаша, а лес наполнял наши легкие томительным волнением встречи. Она шла сегодня быстрее, чем обычно, ее ноги делали широкие па, все тело жаждало увидеть обещанное «завтра». Листья шептали - "Скоро", напоминая о каждом пройденным дне по этой дороге, в надежде «увидеть». Я уже знал сколько времени займет эта быстрая прогулка: восемь минут вместо пятнадцати и каждая яма, где переплетались корни деревьев, теперь уже не грозили ничем подозрительным, ведь сегодня они тоже увидят долгожданное и может быть им тоже перепадет кусочек счастья. И вот пройдя уже столь знакомые ветки, которые прятали вид, словно он был мифом, сказочным оазисом, она стремительно побежала вниз. Бежала на встречу, которую так ждала все эти дни, может быть месяцы, а то и годы. Каждый раз хихикая, как дитя, и окликая меня, чтобы я шел быстрее. Я лишь кивнул сам себе и пошел чуть быстрее. Она уже сидела на берегу, медленно снимая свои лепестки и утренний, пока что не нагретый воздух обдавал ее тело, осыпая мурашками. Но даже это, казалось бы, мелкое препятствие не поколебало ее стойкого решения снять с себя старые одежды, свое прошлое, свою маску безразличия и отчуждённости. Чем больше она снимала лепестков, тем сильнее и жарче на небосводе сияло солнце, согревая ее прозрачно-голубую кожу, столь напоминавшую тончайший тюль. Здесь были только мы вдвоем, но сейчас в этот момент, я как будто подглядывал за встречей влюбленных, за возвращением домой, давно ушедшего ребенка. Никогда прежде, за эти дни и недели, солнце так не сияло здесь, не согревало воды, даря свое тепло каждому живому существу. Она стояла обнажённая, прикрывая свое тонкое, хрупкое, неготовое к встрече с солнцем тело, ярким парео, а копна тусклых волос мирно спадали с плеч. Медленно пройдя по сухому песку, девушка на несколько минут замерла на границе, боясь узнать, что мокрый песок столь же холодный, как во и вчерашние дни. Я уже был готов помочь ей, но она резко выдохнув, вступила на обетованную землю. Ее лицо озарила мягкая довольная улыбка и грациозной походкой она подошла чуть ближе к морю. Волна пела о доме, о красоте, о любви, на что прелестница лишь заигрывала с ней, как с любовником, убегая от нее, а море жадно ловило её следы, тщетно пытаясь догнать. Я поймал её взгляд, столь детский, невинный и в тоже время глубокий, как горное озеро, в котором таятся секреты и знания, недостойные смертных, ведь они не смогут понять ничего из того, что оно может рассказать. Сбросив яркий восточный платок с цветочным узором, она одним рывком упала в объятия моря. Я наблюдал картину божественного провидения, неземной благодати, дарованной этой женщине, которая растворилась в воде, как сирена. Она плескалась, словно никогда не жила на земле, никогда не испытывала любви, а ее кожи не касалось нежное прикосновение человека. Так продолжалось до тех, пока уставший ребенок в ней, не потребовал выйти на сушу. Однако передо мной оказалась Афродита: море переродило её, раскрыло красоту, величие и силу. Я укутал ее цветами, прикасаясь к прохладной коже, темным волосам, с которых стекала живительная вода. Солнечные блики, отражавшиеся на морской глади, сияли в ее глазах. - Спасибо, - охрипшим от ликования голосом произнесла она и чмокнула меня в щечку. В тот день мы целый день просидели на берегу, а где-то далеко бились лодки, привязанные у пристани, чайки кричали, горизонт сливался в одно с морем и не было у земли краёв или же был он? Может древние греки и в правду говорили, что там заканчивается наш мир? Там край... Обрыв. Может море впадает в океан, а тот в свою очередь впадает в небо? Мы грелись на раскаленном песке и вместе с ультрафиолетом каждая клеточка, как уголек насыщалась огнем, выпивала его жадно - до дна. И сгорала. Солнце целовало ее губы, шею, плечи, руки. Она зарывала свои длинные аристократические пальцы в песок. В какой-то момент она станцевала с ветром и всё смотрела ввысь, и вдаль. О чем она думала? О ком? Обо мне? О тебе? О море? О любви? О красоте? О жизни? О прошлом или будущем? И тогда я не спросил ее, лишь смотрел на ту, что скрывает.***
Я была переполнена цветами, яркими и насыщенными, они ослепляли, и в тоже время никогда прежде я не видела столь ясно. Я была океаном, морем, в которое влили радугу, и она окрасила меня воранжевый, фиолетовый, красный, желтый цвета. Казалось, я проглотила солнце, которое насытило мое голодное сердце. Я видела красоту. Мне хотелось кричать, разрываться на кусочки, и как никогда прежде не быть столь целой. Я была волной, цунами, песком и лесом, которые пали под разрушительной магнитудой. Я была создана вновь. Ветер обдувал мое лицо морским бризом, перемешанным с запахом соли и неба, шепот океана оглушал, но мне было все равно. Лишь еще крепче прижалась я к его пояснице, сидя на багажном месте велосипеда. Мы ехали вдоль побережья Чунмунжина, пляж был одиноким и холодным, но здесь в этот момент, было тепло, хоть облачная дымка и пленила горизонт. Он крутил педали быстрее и быстрее, так что казалось, мы не едем, а летим. Волосы его развивались, как в кино, а улыбка и смех не сходили с лица. Вот он повернул свой острый подбородок и подарил мне яркий свет. Я была легендой в его руках. Он был домом, мечтой, которая уже осуществилась. Мне хотелось запечатлеть его сияющим, запомнить нас молодыми и вечными. В эту секунду, когда я забоялась, что больше не узнаю его. Словно старые титры на пленочном фильме, которые со временем сотрутся из памяти. Мне стало страшно, безумно страшно заглянуть в глаза своим кошмарам, но он лишь улыбнулся и замедлил бег. Часть меня держалось за те воспоминания, неужели это по-прежнему волнует меня? Мое сердце билось до последнего, не желая упускать ни секунды, ни минуты давно потерянной памяти, как когда-то нахлынувшей волны, уносящей мои цветы. - Остановиться? Или поедем дальше? - спросил он. - Дальше. Я думала, это снег пошел, забыв, что зима ушла, но то были цветы. Дорога была усыпана лепестками вишни. А запах весны пленил и дурманил, погружая в мечты о прекрасном. Мы жаждали красоты, свежести, движения и вечности. Забвение вечностью. Цветы вишни были сбежавшими детьми луны, отражавшимися в чашке чая. Боль, как острая стрела пронзила мышцу, что заставляет жить. Была ли это любовь? А может сама жизнь и смерть? Я не знала. Не все ли равно, если продолжаем путь? Главное идти. Идти вперед не смотря ни на что, не задумываясь. Ведь потом мысль не будет значить ничего, она растворится в океане, и лишь пылкость твоего сердца будет значить всё. Оно будет твоим судьей и защитником. Каждый цветок вишни прекрасен по своему, и в этом его трагедия. Мы были красотой и ужасом. Страх скручивал живот, давил на грудную клетку, сжимая легкие, не давая сделать вдох. Я боялась. Боялась, как дитя. Где-то в глубине меня было что-то, что помнило и знало, но скрывало это от меня самой. Этой тайны я боялась больше всего. - Останови, останови, - громко сказала я. Тишина плеснула кипятком: торговые уличные лавки, кафешки с только что выловленными морскими деликатесами и кричащие чайки-хозяйки. Было чувство, будто ты занят чем-то, а в дверь, в которую никто никогда не звонил, раздался звонок. И ты не знаешь, что делать, то ли продолжить делать то, что делал, или встать и подойти к двери. Но твои коленки трясутся, а сердце бьётся так быстро, боясь, а вдруг там за дверью ждет тебя что-то ужасное. И ты ждешь, ждешь, пока не услышишь ничего - звонка больше нет, за дверью никого. И ты думаешь, слава Богу, пронесло. Время шло, я бежала и вот он в конце дороги. - На этом все, - тихо прошептала я. Он не стал ничего говорить.***
На той стороне дороги она шла с безразличием на лице, ведь она растворила меня в дыме, стёрла мои следы, словно меня никогда и не было. Будто я один из песочных замков, который она забрала себе. - Надеюсь, ты живешь хорошо, и прекрасна, как и прежде. Мои руки всё ещё жаждут прикоснуться хотя бы к твоему рукаву, проходя мимо. В городе, на этом перекрестке, где сталкиваются спешащие люди, машины, я столкнулся с цунами. И моё сердце уже давно утонуло. А она уверенно прошла мимо, улыбнувшись солнечному зайчику прыгавшему от пешехода к пешеходу. Она была сном. Я не желал просыпаться.***
Возможно, завтра я открою ту дверь. Ветер донес мне в след отзвук морского эха "Завтрааа".