Воспоминания

Из своего детства Джон помнит не так уж и много. Однако есть кое-что, о чем он может говорить с абсолютной уверенностью — Генри всегда был рядом с ним. Защищал, поддерживал, следовал за ним тихо, словно тень, даже если ради этого и приходилось жертвовать личными интересами. Он вел себя совершенно, на взгляд четвертого, нелогично, то прощая глупые выходки, вроде испачканного соусом дивана, то ругаясь на из-за слишком затянувшейся прогулки. Помнится, однажды Джон даже набраться смелости и попытался выяснить у мужчины, почему он все это делает, но тот только вопросительно поднял брови, всем своим видом показывая, что совершенно не понимает сути вопроса. Еще они постоянно переезжали. Стабильно через примерно каждые два года складывая вещи в просторный багажник автомобиля и срываясь с места в неизвестность. Он помнит, как сидел, забравшись с ногами на переднее кресло и смотрел в окно на ровную ленту дороги, тянущуюся до самого горизонта. Особенно он любил пасмурные прохладные дни, когда солнце не раскаляло и без того пыльный воздух до вязкого марева, и с неба не хлестали непреодолимой стеной дождевые струи. В такие дни Генри никогда не открывал окна машины, и спустя всего несколько часов пути весь салон пах черным кофе и металлом, пах им. Джону всегда очень нравился этот запах, он ассоциировался у мальчика со спокойствием и безопасностью. А еще ему очень нравилось, когда они останавливаясь на ночлег где-то на обочине бесконечной дороги посреди степи. Если погода была плохая, ночевать приходилось прямо в машине, но если вдруг было тепло и ясно, Генри разводил костер и доставал из багажника спальные мешки, разворачивая их около огня. Конечно, можно было обойтись и без этого, но четвертый обожал проводить ночи под открытым небом, а защитник словно чувствовал его желание. Спустя столько лет Джон нисколько не сомневается, что и в самом деле чувствовал. И намеренно сбавлял скорость во время дневных переездов, чтобы подарить подопечному возможность долго смотреть сквозь пляшущее на углях пламя. Спать один он тогда не любил, каждый раз ощущая просто животный ужас при мысли, что когда он проснется единственный оставшийся у него близкий человек исчезнет. Просто растворится в воздухе, словно его никогда и не было. Поэтому немного повертевшись с боку на бок в слишком большом для него спальнике, он выбирался и шел под бок к Генри, чтобы прижаться к теплому телу, удобно устроить голову на чужой груди и уснуть под четкий размеренный ритм чужого сердцебиения. Сейчас этот детский страх кажется ему глупым, хотя Джон все еще обожает засыпать рядом с Генри, как в далеком детстве вслушиваясь в размеренный ритм тока крови по венам. Но куда больше он обожает целовать чужие теплые губы, зарываясь руками в темные волосы и царапая подбородок и щеки о короткую жесткую щетину. Еще из воспоминаний детства в его голове сохранились обрывочные картинки постоянно сменяющих друг друга школ, и лица друзей, спустя столько лет слившиеся в одну блеклую полосу. Но четвертый хорошо помнит, как Генри приходил забирать его после уроков,и пока другие дети ходили в парки аттракционов и кормили животных в зоопарке, он слушал историю своего мира и учился выживать. В его жизни не было развлечений, но зато были бескрайние заливные луга, покрытые сочной зеленой травой, хрустальные горные ручьи и величественные полутемные лесные чащи. Он и сейчас очень любит такие места, где время словно замирает, застывая вокруг тончайшим стеклянным узором, а Генри, хотя и твердит про необходимость быть осторожными, все так же потакает его желаниям. Хотя сейчас все иначе. Прошло много лет, прежде чем они сумели переступить через себя и пойти на взаимные уступки, но все же Джон научился быть осторожнее и прислушиваться к советам, а мужчина стал со временем больше ему доверять. А еще в детстве четвертому очень нравилась растянувшаяся почти на все предплечье Генри татуировка. Он мог часами неотрывно изучать ровные резкие линии, складывающиеся в несколько неизвестных ему символов, заключенных в оплетенный линиями ромб. Помнится однажды он даже сказал, что хотел бы себе такую же, а на удивленный вопрос мужчины: «зачем?» важно пояснил, что тогда и все вокруг знали бы, что они связаны и не задавали бы глупых вопросов. Спустя больше десяти лет он точно знает, что один на двоих узор вовсе не панацея, но сейчас четвертому это уже не важно. Ему достаточно знать, что этот мужчина целиком и полностью его. И вовсе не из-за данной когда-то клятвы защищать избранного, а потому что они две половины одной души. Сейчас он может позволить себе изучать так манящий его узор кончиками пальцев, уже наизусть зная каждую линию. Может ощущать приятное тепло, когда метки на их руках соприкасаются и растворяться в прикосновениях, отдавая себя без остатка. Несомненно, каждое из воспоминаний о прошлом для Джона большая ценность, но все же куда важнее тот, кто объединяет их все, тот, кому принадлежит его настоящее.