Darkness

      Темнота. Это все, что окружает меня. Сколько я помню себя, я всегда видел мир в приглушенных темных тонах, тьма стремилась затмить мой повседневный мир и забрать меня с головой. Другие боги сторонились меня из-за тьмы, обволакивающей меня с ног до головы. Никто и не пытался разглядеть во мне что-то светлое, дружелюбное и безопасное, они будто исключали меня из круга нормальных. К темному мнению обо мне прибавлялось имя, которое с каждым днем становилось мне все противнее. «Смерть» — оно звучало чересчур резко, холодно. По большей части, я был безутешно одинок, отрезан от увеселений богов и скитался по творению Жизни. Я привык к одиночеству, хотя иногда, будто стальным лезвием проходились косые взгляды, грубые отрицания и немые уходы. Какой-то частью своего сознания я понимал их, но сколько бы я не получал отказ даже в деловом разговоре, всегда становилось больно.       И сейчас я пришел в завораживающую своей тишиной и спокойствием рощу, чтобы выговорить свою боль растениям. Мне не казалось, что они слушали, или понимали, но это давало выпустить мне негатив, который накапливался во мне с катастрофической скоростью. Я не хотел однажды сорваться на всех, напугать еще больше и поставить на себе вечный крест. Если бы они только поняли, что я не настолько отвратителен и позволили завязать хоть маленькую беседу.       Мои шаги беззвучны, будто мои ноги не касаются земной поверхности. Я уже облюбовал себе местечко между двумя сиренями, которые только начали свой дивный цвет и радовали чуть сладковатым, очень слабым ароматом. Мои черные, не в меру длинные руки потянулись к нежным кистям белых цветов, но чуть ли не в тот же момент я их отдернул: цветы умирали, засыхали лишь от моего приближения к ним. Я понимал, что это значит. Я был на пределе, и скоро я снова разгромлю уголок земли, превращу прекрасное в пустырь, руины, и снова ощущать вину перед расстроенным Жизнью, который и не подозревает о моих темных поступках. Насколько бы мне не было жалко, я не мог контролировать себя и свои силы. Внутри меня снова все содрогалось от понимания, что скоро эту рощицу снесет к чертям от озверевшего потока тьмы. Я искренне этого не хотел, но в глазах уже меркло и заливалось черными пятнами, ограждая мое сознание от мира. Мир скривился, будто презирая мое бессилие, выражая ненависть за следующие минуты, и скрылся за черной пеленой. Тонкие, вечно холодные пальцы ощутили сталь косы, и лезвие, будто клюв хищной птицы, готовился отнять жизнь у обитателей этой рощицы. Я ощущал нечеловечный оскал чего-то стороннего, будто другое существо управляло телом и заставляло меня кричать от отчаяния, может, даже страха. Сердце гулко застучало в ушах, прогоняя кровь по телу все быстрее, наращивало давление, намереваясь будто убить меня. Словно тысячи голосов слились в один и выли в голове, хотелось заглушить их, зажать уши, но существу эти голоса явно не мешали. От гибели этого места нас отделяла всего одна Секунда, но… Удар. Довольно сильный, он сбивает меня с ног, явно удивляя не только меня, но и его. Постепенно возвращаются ощущения собственного тела — он дал слабину, от неожиданности и растерянности. С каждой секундой жгучая боль в плече становилась яснее, а пульсирующая темнота отступала, давая снова ощутить яркий солнечный свет. От облегчения не могу ничего сделать и просто остаюсь неподвижно лежать, прикрыв печальные глаза и выдавив из себя мягкую улыбку. Мне впервые удалось сбежать от его воздействия, весьма грубым способом, но так даже лучше. — Что ты творишь?! — Мои зрачки сужаются от осознания, кто является хозяином резкого, в этот момент властного и разозленного голоса. Пришедший заставляет меня сесть и нелепо уставиться на его лицо. Жизнь был все еще наготове атаковать меня, что доставляло некоторый дискомфорт. Черная обволакивающая материя исчезла с моего тела. Я пытался показать, что больше не собираюсь проявлять негативных действий по отношению к всему окружающему. Мои попытки подняться на ноги не были слишком уж успешными: голова кружилась и отказывала в предложении начать соображать. — Я… Я сижу, — через несколько секунд глупо оглядываюсь, краснея и понимая, о чем мой собеседник, — Предпочитаю об этом не говорить. — Так это ты все время сваливал целые леса, или превращал деревню людей в кучу обломков?! Я не понимаю, какого черта! Тебе не хватает тех жизней, которые ты забираешь каждодневно? Или тебе просто хочется мне насолить? Отвечай! — Жизнь угрожающе наступал, нетерпеливо перебирая пальцами. Видимо, уже представлял, как размажет меня по стенке. — Пойми, я не специально это делаю! Я не хочу разрушать и убивать твои творения. Понимаю, после увиденного звучит абсурдно, но я не могу сказать точно, чтобы ты все понял правильно. Я не хотел тебе навредить своими делами, и не имею никакого враждебного настроя, — мои слова казались ему чем-то между фантастикой и мистикой, а проще говоря, он не верил мне. — Хорошая попытка. Я… Ты не имеешь права так поступать, и если совсем потеряешь голову, честно, я не стану так мягко бить и одним раздробленным плечом ты не отделаешься, — взгляд фисташковых глаз стал в разы ярче и злее, что заставило меня содрогнуться. В одно мгновение он исчез, рассыпавшись частицами, перемещаясь куда-то к себе, может, успокоиться, или кому-то рассказать обо всем. Больше всего… Больше всего боли мне доставляла ненависть Жизни. Он не понимал меня, и не пытался понять, игнорировал и избегал, а иногда впадал в ярость, даже не подозревая о моих чувствах к нему. А может, это только к лучшему. Может, так лучше для нас обоих. Я медленно начинал ненавидеть свое существование, пытался разбавить свои мысли посторонними делами, но все, что мне удавалось — это с новыми силами уйти в себя, перебрать каждую клетку тела и вынести неумолимый вердикт — Я отвратителен сам себе. В такие моменты я искренне жалел, что не родился простым смертным. В этот момент с такой травмой, скорее всего, я бы потерял сознание, но силы бога мешали этому свершиться. Мне не хотелось идти к остальным, может, мне даже бы «посчастливилось» встретить Жизнь, но я не мог сидеть здесь дальше. Глубоко вздохнув, я повторил последние действия моего недавнего собеседника — испарился в воздухе, оставляя маленькую, немного все же пострадавшую рощицу в полном одиночестве с печалью, которая навсегда останется в том месте из-за моего присутствия.