***
Занятия проходят с четырех и до восьми, по вторникам, четвергам и субботам. Ной приходит в свою первую субботу укомплектованный по полной: новая акварель, кисти, дорогая бумага и целая пачка карандашей разной мягкости. Он хотел взять еще пастель, акрил и масло, так как не знал, что может понадобиться, но карманные деньги не бесконечны. Ной надеется прийти одним из первых, так как в субботу всего две пары утром, так что парень уже к трем был на месте, а в пять минут уже стоял у входа в мастерскую. Ной надеялся, что сейчас спокойно разложит свои вещи, займет лучшее место, сделает пару набросков, или, как он узнал вчера, скетчей, и в самые короткие сроки станет самым лучшим учеником. Но за дверью мастерской оказался целый один человек, и не абы-какой, а тот самый парень с авторскими словами. Он уже стоял за мольбертом, сосредоточенно смотря на него и хмурясь. Парень поднял взгляд и что-то тихо пробурчал, что Ной принял за приветствие. В ответ он махнул рукой и стал раскладывать свои вещи. — Мы ведь так и не представились друг другу, — внезапно сказал парень и устало сел на стоящую рядом табуретку. — Я Ванитас и я абстракционист. Учусь в медицинском, второй курс. Хотел пойти в художественный, но без знания анатомии туда не берут. И вот я тут, — он развел руками и посмотрел на Ноя, как бы приглашая его к диалогу. — Я Ной, и учусь на юридическом, тоже второй курс. Пришел рисовать потому что не очень-то хочу быть юристом, — Ной не хотел рассказывать о себе так же много, как сидящий парень, но чувствовал, что должен что-то сказать. — У меня еще сестра есть. — Что ж, тогда приятно познакомиться, Ной, у которого есть сестра, — парень широко улыбнулся, протянув вымазанную в масле руку. — Взаимно, — Ной ответил рукопожатием, не без брезгливости заметив, что ему не очень приятны руки в краске.***
Ной исправно ходит на каждое занятие, и ему кажется, что он стал рисовать лучше. Солнце уже не похоже на паука, а трава — не просто зеленая полоса. Он пытается рисовать разных животных, птиц, пейзажи и людей. Учительница говорит, что это всё хорошо и возможно Ной сможет избежать ошибки многих художников — умение рисовать только что-то одно. Многие из её знакомых зацикливались на чем-то одном, совсем забывая об остальном. Никто не произносил этого вслух, но самым ярким примером такого художника был Ванитас. Хоть он и рассказал всем, что пришел подучить анатомию, но все равно продолжал рисовать сплошные абстракции, так похожие на те, что висят в музее современного искусства. За все четыре часа он мог сделать всего пару мазков, но с самым важным видом. — Мне просто нужно вдохновение, — говорил он Ною, когда тот спрашивал об успехах в обучении. Ванитас даже несколько раз просил Ноя побыть его моделью и каждый раз выходило что-то непонятное, мало походившее на человека. Хоть Ванитас и пытался приблизиться к академическому рисунку, он все равно не сдерживал себя и рисовал Ноя совсем не так, как тот позировал, но Ной не обижался. Кто он такой, чтобы судить других?***
Ной сам не заметил, как стал проводить с Ванитасом каждый свой выходной. Как по расписанию, ровно в десять часов утра в воскресенье ему приходило сообщение от нового друга, в котором тот звал в городской парк, чтобы потренироваться, делая разные наброски. Начинали с простого: зарисовывали цветки, лавочки, деревья и здания. Потом стало чуть сложнее, и вместо единичных цветков стали появляться целые клумбы, а на лавочках появились случайные бабушки. Ванитас как малое дитя радовался каждому своему успеху и с каждым новым наброском повторял, что близок тот день, когда он станет великим и известным художником. — Ты прав, современное искусство очень похоже на те кляксы, что ты вчера рисовал почти два часа, — Ной за это замечание получает альбомом по лицу, но не злится, а смеётся, ведь Ванитас не бьет его на полном серьёзе. Скорее как коты — предупредительно кусает. Обычно после нескольких утренних часов зарисовок парни направлялись в ближайшее кафе, где брали не самой полезной, но очень вкусной еды. У Ванитаса никогда не оказывается с собой денег — и он точно врёт — и Ной, пусть и упираясь для виду, платит за двоих. Он даже смотрит на Ванитаса своим самым укоряющим взглядом, но не может делать это слишком долго, потому почти сразу же начинает смеяться, неловко прикрывая рот рукой. Ванитас тоже позволят себе усмехнуться и даже выдавить что-то вроде «ты такой милый». Ной чувствует, как того уши краснеют и думает, что теперь они привлекают еще больше внимания. Всё же пара из высокого светловолосого и смуглого парня и его низкого худощавого компаньона притягивает к себе взгляды. Особенно когда второй начинает, хоть и в шутку, говорить, как сильно любит первого. — Вот за эту твою наивность я и люблю тебя, Ной, — Ванитас ест уже третье мороженное за Ноев счет, и тот прекрасно знает, что им пользуются и спокойно позволяет это. — Надеюсь, не разлюбишь, когда мне урежут карманные, — Ной усмехается сам своей шутке и даже собирается её продолжить, но ловит на себе абсолютно серьезный взгляд Ванитаса. — Никогда, — всё еще серьёзно говорит он и продолжает есть.***
Ной рисует уже третий месяц и теперь, кажется, понимает все разговоры Ванитаса о необходимости вдохновения. Он решительно не знает, что ему рисовать. Его лисы больше не похожи на собак, а портреты приобретают отдаленную, но похожесть на свои оригиналы. Но всё не то. Теперь в их группе два Ванитаса. Ной тоже часами кружит вокруг мольберта, иногда с карандашом, иногда с красками, иногда с углем. Он пробует разные материалы и разные техники, но никак не может найти то, что ему действительно захочется нарисовать. Он делает неуверенные штрихи, но тут же стирает. Кладет пару мазков, и горестно вздыхает, откладывая в сторону свой очередной неудавшийся шедевр. Так проходят почти все занятия, и если Ванитас, хоть и топчется на месте, но продолжает рисовать, то Ной чувствует, что у него совсем ничего не идет. — Может тебе попробовать рисовать то, что особенно нравится? — учительница замечает ступор Ноя, когда тот смотрит на чистый холст. — Не обязательно рисовать только чтобы учиться. Ной слушается совета и честно пытается рисовать то, что ему нравится. Он рисует голубое небо на целый холст, рисует воробьёв на подоконнике, рисует узкую спину, которую видит каждый вторник-четверг-субботу, рисует черные волосы с синим отливом, рисует звонкий голос. Он вспоминает, что Ванитас как-то в шутку сказал, что его имя созвучно с одним жутковатым жанром в живописи, и потому рисует череп, украшенный цветами. Ной сам не замечает, что самым частым цветом у него становится синий во всех его оттенках. Он заполняет им все холсты так быстро, что иногда не успевает купить новую краску, прежде чем кончится старая. Но Ной замечает, что Ванитас становится более скрытным. Он уже не демонстрирует с гордостью каждое своё новое творение, а скорее прячет их. Он прикрывает руками, набрасывает ткань, даже рвет свои наброски, чтобы никто и ничего не увидел. Ванитас ходит раздраженным и уже не зовет по воскресеньям в парк. Он лишь пару раз извинился за это, сказав что-то невнятное про внезапно образовавшиеся очень важные дела. Парень теперь раньше всех приходит в студию и позже всех уходит, всё так же напряженно кружа вокруг холста и думая-думая-думая. Ной предпочитает ему не мешать. Он как-то пробовал, за что получил кучу агрессии и твердое решение больше никогда не трогать Ванитаса, пока тот работает. Но Ванитас однажды сам зовет Ноя остаться и поговорить. Они дожидаются, пока все уйдут и дают честное слово, что запрут мастерскую, когда уйдут. Ванитас выглядит очень нервным, Ной замечает это по подрагивающим рукам и собранным в хвост волосам. Ванитас так делает только когда напряженно чего-то ждет, и чтобы не вырвать себе волосы, убирает их резинкой. — Это то, что я рисовал в последнее время. Но я никак не мог подобрать цвета, знаешь… все эти сочетания линий и цвета, да. Там, композиция, предметы, чувства, — Ванитас смотрит куда-то в бок и иногда запинается. Ванитас подходит к мольберту, который стоит у самого окна, накрытый белой тканью. Ной самому себе признается, что уже давно хочет узнать, что же там было такое, что от него так тщательно скрывали. Ванитас резким движением срывает ткань и Ной видит полностью записанный широкими мазками холст. В нем много белого и фиолетового. Есть несколько темных мазков, чуть красноватых. Он так же замечает очень бледный коричневый, словно пишущий сам был не уверен в его надобности. Так было почти со всем, пусть и широкими мазками, но не с белым. Он был положен резко, иногда перекрывая фиолетовый. — Хорошие белила, — отмечает Ной, не зная, что сказать. — Она называется «Признание», — Ванитас хочет уже прикрыть картину, но останавливается. — Я принимаю. — Что? — Ванитас как дурак застывает с тканью в руках, в полушаге, чтобы положить её на стул. — Я принимаю это признание, — Ной старается выглядеть серьёзным, но улыбка всё равно проступает у него на лице. — Тогда, я рад? — Ванитас и сам не уверен, что он чувствует, но отвечает на улыбку Ноя, всё так же неловко и с покрасневшим лицом. — И в воскресенье я буду не просто есть мороженное за твой счёт, но и делать это на свидании? — Ха-х, да, — Ной шире улыбается и берет со стола ключи. Им всё же нужно закрыть кабинет.