Искренне, глубоко, навсегда

Отсылать Шерлока на дела, касающиеся международной безопасности, это всегда сложно, долго и, чего уж душой кривить, довольно утомительно. Тот упорно не хочет внимать логическим доводам, предпочитая помощи брату копание в мусорных баках и прогулки по канализации. Одним словом, Шерлок развлекается, занимает свой чудесный мозг волнительными поисками улик, унижением сотрудников Скотленд-Ярда и бог (а так же Майкрофт) знает, чем еще. Однако, иногда Майкрофту все же удается отправить Шерлока решать правительственные задачи. Будем честны, нет такой проблемы, с которой Майкрофт не справился бы самостоятельно. Но он требует помощи брата совершенно не ради пары свободных часов, которые мог бы потратить на сон, или на изучение еще одного языка, входящего в романскую группу. Это тайна. Огромная тайна, которую Холмс носит в себе очень, очень давно. Она проедает ему разум, выливается наружу, разъедает кожу, вызывая зуд. Зуд, который унимается только от касания мягкого хлопка или проходного шелка. *** Сколько Майкрофт знал своего брата, тот никогда не был обеспокоен своей внешностью. В детстве он носил все, что еще не успел запачкать химикатами из набора юного химика, грязью со двора или шоколадом от тайно украденных конфет. В студенческие годы Шерлок заметно похорошел, вытянулся и нарастил немного мышц, отчего любая, даже самая просторная одежда, смотрелась на нем, как на модели с обложки. Да, Шерлок не стремился выглядеть хорошо, даже к понятию "прилично" не стремился, но это выходило у него само собой. Естественно. Как дышать. Затем последовал выматывающий, затяжной период, который Майкрофт про себя называл "Временем списков". Шерлок кололся так часто и в таких количествах, что Майкрофт решил - брату не дожить и до тридцати. На его виске появилась едва заметная седая прядь. Тогда Шерлок напоминал бездомного в рваных штанах, истоптанных кроссовках и грязном бомбере на голое тело. И все же, отмывая Шерлока в ванной, заботливо намыливая волосы отключившегося брата, Майкрофт думал о том, что даже с синяками и исколотыми руками, Шерлок прекрасен. А потом, как-то легко и неожиданно в жизни Шерлока, а значит, и Майкрофта тоже, появился Джон Ватсон. Джон Хэмиш Ватсон, если быть точным. И вот тогда-то гардероб младшего Холмса и он сам изменились настолько, что Майкрофт больше не мог скрывать от себя самого то, что поселилось в нем, кажется, с того момента, когда он впервые увидел шевелящийся сверток в руках своей матери. Что-то большое и очень сильное сжало тогда еще маленькое сердце семилетнего Майкрофта. Это нечто приносило бесконечную радость и тепло, заставляло чувствовать себя нужным и нуждающимся в один момент. Но потом, Майкрофт не знает, когда это точно произошло, и что послужило толчком, все изменилось. Шар света, живущий в его душе, стал душить его, заставляя проявляться чувства, которым Майкрофт не мог дать выхода. Шерлок прочно и безапелляционно занял приоритетную позицию в его жизни. Поглотил собой каждую клеточку. Желание. Самое настоящее, порочное желание обладания, вот что чувствовал Майкрофт. Лежа одинокими ночами в огромной постели, он думал, что будь Шерлок с ним, будь они по-настоящему вместе, то он сделал бы все, чтобы тот был счастлив. Никакой больше скуки. Никаких наркотиков. Но счастливым его брата сделал обычный отставной военный врач. Шерлок расцвел. Почти в буквальном смысле. Дорогие дизайнерские брюки, мягкие кожаные ботинки и приталенные рубашки присоединились к драматичному черному пальто. Что-то болело и выло в самой глубине его, как он думал, несуществующей души. Сантименты. Они не только не преимущество - самый настоящий яд. Майкрофт почти задыхался, глядя, как играют мышцы Шерлока под тонкой хлопковой тканью, как пуговки натягивают материю на груди, когда брат слишком глубоко вдыхал или разводил руки. И все это ради Джона Ватсона. В конечном итоге, Майкрофт пришел к тому, что имел сейчас. Оба жильца с Бейкер-стрит 221б были отосланы по чрезвычайно важному делу, а сам он стоял перед шкафом в комнате своего брата, нежно перебирая пальцами висящие на вешалках рубашки. Аккуратно пристроив зонт на незаправленной кровати брата, Майкрофт взял темно-лиловую шелковую рубашку. Она явно была ношеной и еще сохранила запах Шерлока. Прекрасно. Отложив на время заветный предмет гардероба, Майкрофт быстро принялся избавляться от собственных пальто, жилетки и рубашки, уговаривая себя не спешить, не вырывать пуговицы и не рвать галстук. Мягкая, почти невесомая ткань скользнула по рукам, тронула холодном спину и легла на грудь. Майкрофт не торопился застегивать пуговицы. Края рубашки приятно задевали соски и он намеренно глубоко вздохнул пару раз, усиливая воздействие. Запахи парфюма Шерлока, его кондиционера для волос и немного пота смешивались, проникали в нос, щекоча рецепторы и посылая волну удовольствия прямиком в мозг. Майкрофт закрыл глаза, представляя, что это не полы рубашки щекочут его живот, а длинные и ласковые пальцы Шерлока касаются нежной кожи. Он стоял, облокотившись одной рукой о дверцу шкафа и склонив голову так низко, что почти касался груди подбородком, остро чувствуя каждый дюйм касающейся его ткани. Он представлял, что это не гладкая ткань окутывает его тело, а брат обнимает его со спины, охватывая его руки своими. Майкрофт позволил себе потеряться в этом ощущении, забыть не на долго, что все, чего он хочет, единственная по-настоящему нужная вещь в этом мире страшно далека от него и от реальности. Он позволил себе быть счастливым всего минуту, едва заметно улыбаясь и не слыша сигнал телефона в кармане снятого и отброшенного пальто. - Майкрофт, - глубокий, узнаваемый из миллиона голос Шерлока вспарывает воздух у самого уха, а прохладные ладони сжимают запястья, закрывая капкан. Попался с поличным, верно, Майкрофт? Он молчит. Молчание - лучшая вещь, которую старший из братьев Холмс может сейчас себе позволить и осуществить. Сердце стучит гулко и быстро, почти больно, а мир вокруг разлетается на куски, оглушая своим грохотом. Он так и не открывает глаз, проклиная себя за минуту слабости, за то, что позволил себе блуждать в фантазиях слишком долго. Всему конец. Шерлок не поймет. - Я тоже, - едва слышно выдыхает Шерлок и прижимается губами к виску брата, - Я тоже, Майкрофт. Мир, словно в замедленной съемке, медленно начинает принимать прежние очертания. Лапа чудовища, сжимающая все существо Майкрофта все эти годы, наконец, ослабляет свою хватку, и он делает шумный глубокий вдох, чувствуя, что все теперь будет иначе. Из уголка его глаз скатываются прозрачные слезы, высыхая так быстро, что Майкрофт не успевает почувствовать прохладу на своих щеках.