Однушка в Иваново

Лиза забывает в однушке в Иваново джемпер, пачку таблеток и свою больную, почти навязанную страсть к Глебу. У Лизы четкое расписание на каждый день: кофе в крохотной белоснежной чашке, душащая забота, жеманство /подчеркнуть двойной чертой/ и штампованная истерика. Казалось бы, схема безукоризненна, как свежий Лизин маникюр, но Бейбарсов, срываясь с почти аристократической выдержки, снова мчит к искристой, расхлябанной, шальной, продутой драконобольными ветрами Гроттер. Лизина схема дает хреновые сбои. Лиза строга и аккуратна до белоснежных от френча кончиков ногтей, от Лизы пахнет свежо и тонко. Но видимо, растянутые свитера и зеленые очи притягивают и чудаковатых маечников, и таинственно, почти утонченно темных некромагов. Зализина сжимает зубы и уверяет себя, что от упоминания рыжей сучки ее вовсе не тошнит. Всегда можно разбить белоснежную чашку и удалиться с идеально прямой спиной. Смачно хлопнув дверью при этом. Лиза жеманна, эмоциональна и истерично-женственна настолько, что невольно воплощает худшие стереотипы о девушках. В сочетании со светлой шевелюрой это могло бы превратить ее в ходячий штамп, однако есть одно «но»: Лиза коварна, жестока и у нее есть весьма шаткий лимит терпения. Зализина забывает приторность, мягкую, как розовый зефир, и теперь лишь цедит «Глеб» сквозь крепко сжатые зубы. Имя мраморное и холодное. Бейбарсов награждает ее загадочно-ироничным взглядом. Лиза устала слишком. Бейбарсов слетает с катушек, срывается со всех пут, едва не срывая дверь с петель, Бейбарсов возвращается к своей единственной огненно-живой одержимости. Лиза плачет сквозь стиснутые зубы, ломает ногти, сжимает кулаки до боли, методично бьется затылком, ненавидит Гроттер, ненавидит Бейбарсова и снова Гроттер. Лиза шлет на хер магический мир и остается в лопухоидном. Она хочет начать хоть что-то заново, но аккуратно кладет в сумочку черный флакон мужского парфюма, когда покидает квартиру. Воспоминания — это приятно. Иногда горько и остро, но приятно. Лиза возвращается в однушку за джемпером, потому что он ей нравится. За пачкой лекарств потому, что они нужны. За списаной страстью к Глебу она не возвращается. Через пару дней он возвращается сам. С каким-то безумным отчаянием в черных глазах и с черными прядями, наверняка еще хранящими запах таниных коленей.  — Вернулся? За парфюмом, что ли? — Зализина вспоминает черный флакон из дорогого стекла. Взгляд прожигает обугленную дыру. Лиза замирает на пару-тройку мгновений, теряя дар речи. Глеб делает несколько шагов, сгребает ее в охапку, прижимая к себе, и сползает вниз по стене, шепнув куда-то в шею:  — Зализина, черт, я же вернулся. К тебе. Она на краткое время позволяет чему-то в груди ожить. Бейбарсов подавлен отсутствием магии в жилах, Лиза пастельно-блеклым равнодушием. Глеб напоминает загнанного зверя. — Я больна. Смертельно больна. Ты можешь не оставаться. Он остается. Он хочет ее вылечить. Это безысходность?