Пустая каюта

Кларисса плакала. Почти бесшумно, лишь слезы текли по лицу, оставляя соленые дорожки, да иногда с губ срывался тихий всхлип. Хотелось — рыдать во весь голос, выть, захлебываясь и крушить все подряд. Но она не могла. Она — командор Шепард, живая легенда, надежда и опора не только экипажа «Нормандии», но и всего человечества. А потому она не могла отдаться горю целиком. Не могла плакать там, в больнице Гуэрта, где он умирал у нее на глазах, уже даже не пытаясь бороться за жизнь. Только здесь, когда никто не видит и не слышит. Только в пустой каюте, предназначенной специально для него. Шепард привыкла, что никто не звал ее по имени. Привыкла постоянно рисковать своей жизнью. Привыкла к политике, лжи, лицемерию и тотальной тупости Совета. Привыкла решать проблемы. Она не могла привыкнуть только к одному — терять. И молчать о своем горе, чтобы не пошатнуть боевой дух оставшихся в живых. А потому она сидела за столом, за которым так много времени провел Тейн, и вспоминала. Как он впервые назвал ее сихой, и загадочно улыбнулся в ответ на попытку узнать, что это значит. Как сказал о своих чувствах, странным образом не шокировала — хотя она никогда не думала, что сможет влюбиться в кого-то, кто не принадлежит к человеческой расе. Как смотрел своими странными глазами, и не видел перед собой ее, зато видел воспоминания — этому она завидовала теперь. И как поняла, что она может делать что угодно — а Тейн все равно умрет. Неважно, спасся ли он на базе Коллекционеров. Неважно, ответит ли она ему так, как хочет. Неважно, каких врачей найдет. Его смерть не только неминуема — это как раз отличает любую смерть — но и пугающе близка. И как решила, что несмотря на это, все же лучше побыть вместе немного, чем не быть вообще. Когда уговаривала Колята бросить оружие, как ни странно. Да. Именно тогда. И все же… И все же, выбравшись из тюрьмы, где получала наказание за отсрочку вторжения Жнецов, и попав на Нормандию, она первым делом потребовала освободить эту каюту. Ведь он придет! Ведь они еще повоюют спина к спине! То бы там ни было с синдромом Кепраля. Он ведь не был похож на больного после захвата базы Коллекционеров! Хотя был с ней там. И сражался наравне… А потом письмо на почту и четкое понимание: нет, не придет. Каюта так и останется пустой, напоминая о таких недолгих мгновениях счастья, что слезы подступают к горлу, стоит просто посмотреть на этот стол в углу. Но даже тогда, она верила, что в больнице ему помогут прожить хотя бы еще полгода… И навещала, столько, сколько могла. Да что там! Получив письмо, Кларисса бросилась на Цитадель, послав излечение генофага и Тучанку ко всем Жнецам. Хотя знала, что это неразумно. Просто потому, что она не была железной. И знал об этом только он. Да и просто не могла иначе. Физически. Для нее отправиться в больницу было почти так же необходимо, как дышать. И все же — даже направляясь к нему, она все равно приходила в пустую каюту рядом с системой жизнеобеспечения. И иногда говорила, сидя за столом. Представляя, что ее есть, кому слушать. Так глупо… На Цитадели она не плакала и не позволяла себе даже намека на хмурый вид. А он все же переплел ее пальцы со своими, и грустно улыбнулся. Рассказал, что по словам врачей должен быть три месяца как мертв. Посетовал, что не сможет прикрыть ее. Печально улыбнулся, серьезно глядя своими гипнотическими глазами. И она все-таки вынуждена была украдкой утирать слезы. А потом — Тучанка и смерть Мордина. Долгий монолог пустой каюте. Бесшумные слезы. И отчетливое желание рассказать на самом деле и просто уткнуться в зеленую грудь носом, забыв о том, как странно это выглядит со стороны. И молчание в ответ. Пауза. А потом — констатация. Того, что он в любом случае попытается задержать Удину. И Кларисса Шепард просто не может спорить, потому что он полон решимости, и, как будто бы, сил. Обманчивое ощущение. Хотелось верить, что все может быть как раньше. И она почти поверила… Пока Кай Лен не ранил Тейна. В Шепард в тот момент поднялась чудовищная волна, смесь ужаса и ярости. Она даже не закричала — взвыла. И бросилась проверять, что с ним. И снова Тейн парой фраз убедил ее, что делать следует то, что должно. И что он точно доживет до ее возвращения. В отличие от Совета. Долг был превыше любви, т она ушла. Правда, скорее потому, что хотела разнести голову этой твари. Никого и никогда она так не ненавидела, даже Жнецов. Ни с чьей физиономии не хотела стереть ухмылку, размозжив лицо ногой. И эта гнусная насмешка на лице подручного Призрака, когда тот удрал… Она будет сниться Клариссе в кошмарах. Особенно в тех, что она видит, задремав в этой пустой каюте, устав от слез и тоски. Шепард не знала, что хуже — эти кошмары, или те, где были тени и погибший маленький мальчик. Здесь вторые ей не снились, и иногда Клариссе казалось, что это боги Тейна оберегают ее. Пусть даже она и не верит ни в Калахиру, ни в кого-либо еще. Тяжелее всего вспоминать его смерть в больнице. Молитву. Собственную горечь. И дрожащий голос, которым она говорит слова, в которые верит Тейн, но не верит она сама. И горькое тепло, когда Колят поясняет, за кого хотел помолиться Криос в последние мгновения своей жизни. Снова вспомнив, Шепард перестает наконец сдерживаться и рыдает в голос, задыхаясь и хрипло выкрикивая бессвязный бред. О том, как устала терять. Как ей страшно. Одиноко. Больно. И вдруг, ей кажется, что она слышит успокаивающий голос. — Сиха, не плачь. Я жду тебя, помнишь? Она поднимает заплаканное лицо и оглядывается в удивлении. Но вокруг лишь пустая каюта.