Восход близок

Лето. Урук. 2670 г. до. н. э В Уруке всегда господствовал горящий шар Шамаш*. Ночью он отдыхал, пока Син, бог луны, освещал небо, и на утро опять Солнце опаляло лучами народ Шумера. Пожалуй, горящий шар - единственный, на кого Король Героев не мог смотреть долго. И это ему нравилось. Урук, жаркий город, город Солнца - так его называли в народе, или же единственный город на Земле. А кому хватило смелости жаловаться на жару вслух, перечa самому Шамашу, тот сразу подвешивался за руки на площади. Люди весь день смотрели на окаянного, только качая головами, не в силах что-либо сделать. Лишь под конец дня выходила она, пшеничновласая королева, любимица народа, что, как и король, имела в себе подарок от Ану* - лучик солнца. Это доказывали ее светлые волосы. Таких в городе больше не было, а, значит, никто не мог сравнится с божественностью правителей Урука. Своевольная, мужественная и в тоже время хрупкая и нежная Артурия имела редкий талант совмещать в себе эти качества. В отличии от Гильгамеша, она умела слушать мольбы и раскаяния народа, поэтому все те, кто был подвешен, молились, чтобы Шамаш поскорее устал и уступил дорогу Сину, а вместе с луной вышла бы и королева. - Будем милостивы, дадим второй шанс, - гласила она, когда гвардейцы снимали преступников и, уже возвращаясь в замок, кидала напоследок небрежное: — но не будем глупыми: покараем вместо третьего шанса! И Артурия была права, те, кто осмеливались пренебречь милостью королевы, снова подвешивались на площади, но уже за ноги. Дожидаясь минуты своей кончины, преступники бешено болтались на веревке, словно червяки на крючке. Гильгамеш страшно любил это зрелище, ведь именно в такие моменты простой народ понимал, как он беспомощен и жалок в сравнении с ним. Никто из этих шавок не способен был противостоять ему, на 2/3 богу - так считал король, и так должны думать его люди. - Мой повелитель, привести Элиля? - голос стража разносился эхом по тронному залу, во главе которого Гильгамеш восседал на своей троне. Артурия с трудом подавила желание чертыхнуться, в Британии она была равной круглому столу и, в отличии от нации Шумера, ее народ узнавал короля не по золотым вещицам. - Да будет так, — ответил Гильгамеш, даже не посмотрев в сторону гвардейца. Все потихоньку начинало ему надоедать, а король не любил скуки. Доказательством тому были львы, что беспечно расхаживали около царя. Один устрашающе зевая, крепко спал у ног Гильгамеша, а второй положил ему на колени голову и блаженно мурлыкал, когда рука правителя Урука трепала его за ухом. Тот, что спал, звался Хумба, он уже был при королевском дворе, когда родился Гильгамеш. Другой же появился совсем недавно: его королю подарил правитель Киша, в знак признания того, что Урук теперь главный шумерский город. Львенка лугаль назвал Артур, смеясь над идеалами жены. Но та была непреклонна. Человек, одетый в шерстяной набедренник и бронзовый шлем-шишак, одернул свою кожаную, крест-накрест перевязь через плечо, скрепленную большой медной бляхой. Войлочный плащ с вышитыми круглыми пластинами волочился по земле, а копье время от времени царапало пол. Ненадолго покинув зал, воин вернулся с человеком в потрепанной рубашке с коротким рукавом. Канди*, достигающая щиколоток, украшенная пурпурной бахромой, давала понять, что он знатный и довольно богатый человек. Но, сейчас, оглядывая его сальные волосы и грязную одежду, присутствующие зрители недоумевали. Присмотревшись к человеку, Гильгамеш скорчил гримасу недоумения и обратился к Энкиду: - Эн, это не тот торговец, у которого покупается мое вино? Помнишь, у него еще таверна на окраине города. - Вы совершенно правы, — учтиво ответил он. - Ну что же, рассказывай, как тот, кто был удостоен поставлять мне вино, оказался здесь предо мной. Но человек не спешил отвечать, он, согнув голову настолько, что не было видно лица, что-то тихонько шептал. Это взбесило гвардейца, и тот, рявкнув: ''На колени перед королем!'' - сбил Элиля с ног. Кажется, несчастный разбил себе нос: капельки крови время от времени стекали к краю верхний губы и спадали на пол. Его плечи подрагивали, подняв голову, Элиль всхлипнул: - П...Повелитель, прошу, пощадите, — дрожащий голос разбудил Хумбу, лев поднялся и потянулся, окончательно просыпаясь. Хищнику не нравилось, что его потревожили, и животное направилось к виновнику. Когда зверь остановился около лица человека, Элиль почувствовал дыхание льва, вонь сгнившей плоти ударила ему в нос, и он перестал дышать, борясь с приступом подкатившей рвоты. Металлическая жидкость смешалась со слезами, хищник прожигал ее своими янтарными глазищами, немного склонив голову на бок. Лев будто чего-то ждал, не решаясь придвинутся ни на сантиметр. Но, поддавшись звериной сущности, Хумба облизнул красную струю. Все с оцепенением наблюдали за этой картиной, ожидая, что из этого выйдет. Все, кроме короля. Он, вольготно рассевшись, неспешными, маленькими глотками опустошал бокал с вином: лугаля не беспокоила участь этого торговца. - Ваше Величество, вам не кажется, что пора заканчивать дурачиться? - прозвучало возле уха короля. Доселе молчавшей в стороне Артурии надоело смотреть на то, как король играет с невинной жизнью. Смерив королеву пренебрежительным взглядом, правитель Урука, все же, послушал ее: - Хумба, оставь смерда в покое, не будь настолько жалок — львы всегда слушались только Гильгамеша, и сейчас животное покорно отошло от напуганного Элиля — не испытывай мое терпение, отродье, говори или прими свое наказание. Испугавшись слов короля, человек переборол приступ слез и через силу, невнятно начал рассказ: - О, великий Король героев, я здесь потому, что... - он запнулся, — потому что убил ремесленника ткацкого производства. Но, клянусь, я всего лишь мстил. - Мстил? - Да, мой повелитель! Этот человек возлег с моей женой против ее воли, избил ее до полусмерти. Убил моего ребенка, что был в утробе жены. Несчастная сошла с ума и через несколько дней покончила с собой. - на последнем слове Элиль разрыдался, спрятав лицо в руках. Воцарилась гробовая тишина, где был слышен лишь тихий плач торговца. Молчание разрушил простолюдин, в слегка опьяненном состоянии, что вырвался из публики. Он не был одет настолько же прилежно, как и другие, но речь его была громогласной: - Ты убийца, как ты можешь говорить такие вещи, моля о пощаде? Сколько бед принес нашем людям твой дом распутниц! Так тебе и надо, великий Ану тебя покарал! Да? В ответ зрители начали кричать о том, скольких мужей утратили из-за таверны Элиля, некоторые провозглашали невиновность убитого. тронный зал поглотил хаос, шавки начали лаять, слишком много себе позволив. Но, стоило им услышать, как король раздраженно цокнул языком, шум постепенно начал затихать. Собаки знали свое место - это не могло не радовать Гильгамеша. - Король героев — обратилась Артурия, привлекая к себе внимание — я считаю, что человек уже вдоволь настрадался, смерть для него ничего не значит. Он утратил все, что имел. Если отнять у него таверну, где обитают путаны и отрезать два пальца на левой руке, это будет достойное наказание. - Королева, как вы можете сравнивать убийство с преступлением ремесленника? Торговец мог бы обратится к нам с информацией о роковых последствиях. Непосредственно, тогда мы бы вынесли совсем другой вердикт. А это самовольство считается неуважением применительно к самому королю! — в противовес девушке выступил Энкиду, и рассудить их способен только Гильгамеш, из-за чего оба ждали его приказа. Хищная улыбка, что промелькнула на губах короля, сильно насторожила их, и Артурия с советником переглянулись. - Весь мир - мой сад, — мерным тоном изрек правитель Урука — все, что зовется сокровищем, уже принадлежит мне. Но я настолько щедр, что позволяю своему народу разделять его со мной — жестом он позвал королеву к себе, и та покорно подошла, не смея противиться воле повелителя. Усадив женщину себе в ноги, Гильгамеш выпихнул льва с колен и закинул ногу на ногу — каждый имеет свою собственность. Для мужа его ценность - его жена — руки, что игрались со светлыми волосами, потянули синюю ленту: единственное, что осталось из прошлого королевы. Безупречная прическа водопадом спала на плечи Артурии, но девушка не выдала ни единой эмоции на лице — на твое позарились, запятнали, обесчестили, испортили. Больше никогда ты не сможешь ощутить ее тепло, больше никогда не увидишь ее улыбки, не ощутишь вкуса ее податливых губ — каждое слово, будто кинжалом, больно врезалось в сознание Элиля: закрыв уши он метался из стороны в сторону. Мольбы о прекращении этого истязания каждый раз слетали с кончика его языка, так и не достигнув до короля, пока все, наконец, не закончилось — Ты отомстил за него по праву, можешь быть свободным. Не веря своим ушам, торговец уставился на Гильгамеша, и правитель одобрительно кивнул в подтверждение своих слов. Помимо ошеломленного взгляда Элиля, короля прожигали еще и изумрудные глаза. Они излучали непонимание: с каких это пор сам Король героев дарует жизнь? Но Гильгамеш этого будто не замечал, сказав заветное ''на этом закончим'' и поспешив удалиться. - Король! - голос Энкиду заставил лугаля остановится. Буркнув что-то невнятное себе под нос, Гильгамеш, все же, не стал уходить от разговора, а судя по тому, что за спиной советника сверкала топазовая копна хаотичных, взлохмаченных волос, так быстро ему уйти не дадут. - А? Хочешь поговорить, Эн? - Да. Я хочу узнать хотя бы одну причину того, почему ты так просто отпустил того человека! - решительно ответил тот. - Я объяснил её уже в тронном зале, или тебе недостаточно? - Это не основание отпускать убийцу. - Избавь меня от этой скорби, какой убийца? Заплатить гвардейцам, чтобы они убили приговоренного, по-твоему убийство? - Если ты отпустишь его, то и другие захотят свободу. Ты должен быть справедливым правителем — догнавшая их Артурия поровнялась с мужчинами и сейчас тактично вмешалась, поддерживая оппозицию. - Хватит говорить мне, каким должен быть король, иначе ты узнаешь, как работают мои рабыни при дворе, и, вообще, не вмешивайтесь и тем более не обсуждайте приказы короля! - Каждый правитель должен уметь прислушаться к своим советникам, например Александр Македонский без обсуждений Гефестиона не решал ни единого приказа, каким бы незначительным он не был — буркнула королева обиженным тоном. - Неподходящий пример ты выбрала, женщина — в словах Гильгамеша слышались нотки насмешки, и, не зная, что ответить, Артурия лишь опустила глаза в пол, делая вид, что смотрит на свои сандалии с закрытыми задниками. Энкиду же, не желая больше что-либо обсуждать, направился в противоположную сторону. Девушка не могла понять, обиделся ли он, Король героев был слишком надменным, и будь она на месте советника, давно бы уже отравила такого друга. Гильгамеш, в свою очередь, хмыкнув, пошел по своим делам. За окном уже начинало темнеть, и нужно было возвращаться в свои покои, иначе найти выход из этого лабиринта помогут только львы...

***

В королевской опочивальне витал запах, отдаленно напоминающий королеве корицу, он манил и приглушал сознание. Ни одно другое благовоние так не влияло на девушку. Возможно, из-за того, что оно было доселе неведомо Артурии, или потому, что этот аромат появлялся всякий раз, когда королева достигала эйфории. Пелена в глазах, сладкие стоны, секундный поцелуй и... горячая жидкость, что блаженством разливалась внизу живота. Обмякшая Артурия обессилено опустилась на грудь Гильгамеша. Укрытая по пояс, она прижалась к Арчеру настолько, насколько смогла. Шершавые ладони короля по-хозяйски устроились у Сэйбер на бедрах, полностью оголяя королеву. Когда очередная попытка вернуть покрывало на место не увенчалась успехом, Артурия лишь раздраженно фыркнула в шею Гильгамеша, на что тот ответил коротким смешком: - Ты, привыкшая к сырости Британии, даже сейчас, в такой теплой стране, дрожишь будто кролик и жмешься ко мне в поисках тепла. - Как будто ты не знаешь, что мне здешний климат не очень подходит — еле слышно шепнула королева обессиленным тоном. - Как будто ты не знаешь, что мне все равно — с этими словами, лугаль небрежно скинул Сэйбер с груди и, не стесняясь своей наготы, поднялся с кровати. - Тебе надо поговорить с Энкиду — укрывшись с головой, Артурия пыталась согреться. - Не лучшее время ты выбрала для разговора — поставив руки на стол, Гильгамеш потянулся к кубку, полному вина, и опустошил его одним глотком. Вытерев уголки губ, Арчер причмокнул и, направившись к двери, отдал приказ гвардейцам принести еще вина и медовуху для королевы — коль он мнит себе, что может обсуждать мои приказы, то и просить прощения начнет первый, ибо нечего было королю перечить. - Я думала, ты ценишь единственного друга. - Что за вздор, тебе ли не знать, что так и есть — будто в подтверждение своих слов, Гильгамеш притронулся к щеке Артурии, что уютно разлеглась в его руках попивая теплое молоко с медом, и та поежилась. Сладкий вкус питья сменился на неприятную горечь, а перед глазами против воли возник тот случай. Тогда только прибывшую на эти земли, испуганную и растерянную Артурию страшно бесил всегда спокойный Энкиду. Он, будто зная ответ на все вопросы, величественно возвышался над ней, и его дежурная улыбка, выражала совсем не благодушие, а наоборот - притворство. Имея вольный нрав и острый язык, как-то раз, будто невзначай Сэйбер назвала советника глиной*. Боже упаси, она не врала, лишь констатировала факт - думала Артурия. Но тот взгляд, которым наградил ее король, девушка никогда не забудет. Злой до чертиков Гильгамеш не поскупился на смачную пощечину, а подземелье в котором она провела целую ночь, иногда до сих пор снится ей в кошмарах. Злость обуяла королеву, и она захотела отомстить. Ухмыльнувшись возникшей идее, Артурия, отставив медовуху в сторону, приблизилась к Гильгамешу и нарочито медленно стала целовать его шею. Мокрой дорожкой поцелуев Сэйбер поднималась выше. Достигнув уха, она несильно прикусила мочку, а участившиеся дыхание Арчера придало ей уверенности. Девушка была на правильном пути: король постепенно возбуждался. Алые вишенки грудей терлись о его плечо, из-за чего, не выдержав, Гильгамеш уже было хотел посадить королеву себе на торс, но рваный шепот не дал этого сделать: - Скоро тебе придется буйствовать плотью с другими девушками. - Ни одна другая шавка не достойна короля. Сэйбер ели сдерживалась, чтобы не рассмеяться в слух: ребячество Арчера не прекращало ее удивлять, впрочем сейчас это было ей как раз на руку. - Тогда ты будешь ждать несколько месяцев — загадочно ответила королева. Пребывая в легком недоумении, поднявшись, Арчер покосился в сторону жены: - Неужели мое семя пустило корни, и ты понесла? - Да... Голос Артурии дрогнул, и, чтобы не выдать себя с головой, она предпочла больше не говорить. В мыслях это звучало совсем по другому, но она и не могла подумать, что в последний момент на самом деле поймет, в какой ситуации оказалась. Другая эпоха, другие обычаи, другой язык - в этом окружении без Гильгамеша Сэйбер бы и дня не продержалась. В последней встрече с Широ, он пообещал, что призовет ее опять, чтобы выполнить мечту короля Артура. Но прежде чем это произойдет должно пройти двадцать пять лет. А за это время сознание еще юного школьника может сотни раз изменится. Жизнь научила королеву продумывать все до мелочей, и все пути вели к Арчеру. Видит Всевышний, она не хотела ребенка. Было бы это так, уже давно бы по замку слышался топот не одной пары маленьких ножек. Просто раньше, завоевав доверие короля, Артурия могла спокойно перемещаться в окрестностях замка, без каких либо ограничений. Воительнице не составляло труда незаметно для полуслепого придворного целителя Нихмара воровать несколько мешочков лунного чая*. Напиток приходил на помощь всякий раз, когда королева не выходила в красную луну, но везде сующий свой нос Энкиду поймал ее с поличным. Он пообещал не рассказывать Гильгамешу об этом, вот только теперь самолично следил за протекающими периодами Сэйбер. Иштар не заставила себя долго ждать и наградила Артурию ребенком. Узнавший одним из первых про это Энкиду дал королеве неделю, чтобы та осчастливила лугаля. Девушка не спешила, в тот проклятый день она так и не сомкнула красных от рыданий глаз, а на следующее утро старик Нихмар перевязывал ей стертые в кровь руки под недовольным взглядом короля. Сколько раз ее голову посещали мысли о побеге, но Сэйбер сразу гнала их прочь, она уже сбегала и дорого за это поплатилась.

Flashback

Зима. Урук. 1269 г. до н. э. Впервые за несколько десятилетий в Шумере бушевала зима. Не готовые к такой резкой смене климата люди умирали от мороза. Некогда чистый и процветающий город превратился в грязное болото. Ветер выл голодным волком, будто непрошеный гость, он врывался в окна. Сильнее всего от непогоды страдал простой народ. Отбивая колени в зиккурате Адада*, люди молили хотя бы малость той теплоты, что раньше давал бог. Большинство из них винили в непогоде Артурию, мол это она привела за собой хвостом все беды. Королевский замок же был настолько большим, что отапливать его попусту не имело смысла. Половина комнат была закрыта до приближения теплой погоды. Как Сэйбер тогда удалось сбежать, она так и не смогла понять. Королева бежала грязными снегами, не оборачиваясь. Притаившись в маленькой лачуге неизвестных хозяев, девушка полагала, что ее не найдут, но все было напрасно. Гильгамеш сам двинулся в погоню за ней. В ушах слышался лай собак, преследователи догоняли. От безысходности Артурия забежала в первое, ближайшее здание: помещение оказалось ужасно вонючим свинарником. Раньше белоснежная канди, обшитая бахромой, теперь превратилась в холодные тряпки, подолы которых испачкались навозом, но Сэйбер было все равно, ее больше беспокоили отдаленные шаги. От понимания того, что девушка в тупике, ее сердце грозилось вырваться из груди. Королева никак не могла умерить дыхание, что ее и выдало. - Думала, сможешь сбежать?! - разгневанный лугаль надвигался на Артурию, и та попятилась назад, пока спина не ощутила холодную твердость камня. - Арчер, я...я не... - голос не слушался Сэйбер, казалось, сердце стучит громче, чем звучат ее слова — ты...ты никогда не сможешь заставить меня полюбить себя! Прижав королеву к стене, Гильгамеш сомкнул пальцы на ее лебединой шее. Не ощущая пол под ногами, Артурия схватила руки правителя Урука, что сильнее и сильнее сжимали горло. Все расплывалось перед глазами. Постепенно мраморная, бледная кожа Сэйбер меняла цвет, и, замахнувшись, Арчер влепил королеве звонкую пощечину. Не выдержав силы удара, Артурия упала на колени, холодная ладонь немного успокоила обожженую кожу щеки. Помещение снова охватил звук хлесткого удара, и лицо уже будто горело, Сэйбер даже не пыталась подняться из вязкой грязи. Ее дыхание еще не пришло в норму, сил почти не осталось. Казалось, сознание уплывает в другой мир, пока его не вернул в реальность треск рвущейся одежды. Ее одежды... - Нет! Арчер, остановись! - вопила то ли от боли, то ли от унижения Артурия, изо всех сил вырываясь, однако все было напрасно. - И не подумаю! Ты должна отвечать за свои слова и поступки. Это не Британия, Сэйбер, очнись! — грубо повернув королеву на живот, Гильгамеш поставил девицу на четвереньки и, силой заведя ее руки за спину, связал их тряпьем, что осталось от платья. Королева, не сдаваясь, брыкалась, кричала, срывая горло, и это еще больше заводило лугаля. Он растаптывал честь самого короля Артура: нагая, испачканная как духовно, так и физически, она не могла остановить Арчера. - Что? Что ты ощущаешь, Сэйбер, когда ненавистный тебе человек притрагивается к тебе? - шепот у самой шеи будто раскалял кожу, в то время как алчные руки блуждали по ее телу. От бессилия на глазах девушки выступили слезы, а в голове появилось липкое ощущение презрения к себе. Британская львица, королева рыцарей не может плакать! Вот только Короля героев это не беспокоило, он, полностью оголив молочные, девичьи бедра, одарил их шлепком наотмашь. Вскрикнув скорее от неожиданности, Артурия попыталась лягнуть Гильгамеша, но была прижата весом короля. Сжав лодыжки Сэйбер до синяков, правитель Урука резко вошел в воительницу, сорвав с ее губ приглушенный стон боли. Хрупкие плечи королевы било мелкой дрожью, пока лугаль покрывал их багровыми засосами и глубокими укусами. Не заботясь об Артурии, Арчер вторгался в нее, создавая свой собственный ритм, а когда королева рыцарей, подавшись вперед, сжалась, король рыкнул от сладкой истомы. В следующее мгновенье он, выйдя, повернул Сэйбер на спину и излился ей на грудь и живот. Бледная, униженная Артурия развязанными руками попыталась вытереть позор, что оставил Гильгамеш на ее теле, но она лишь больше размазала грязь и семя, чем рассмешила Короля героев. Еще никогда Сэйбер не была так беспомощна. Именно сейчас, перед правителем Урука лежала растоптанная, с распухшим от слез лицом девушка, но никакая не воительница, и эта мысль была для Гильгамеша слаще, чем вкус вина. Криво ухмыльнувшись, правитель Урука снял с плеч красный конас с золотыми пластинами и накрыл им Артурию: - Поднимайся, нам еще предстоит немалый путь домой. Не дожидаясь королевы, Арчер поспешил как можно скорее выйти из этого вонючего места. На выходе он столкнулся с Энкиду, видимо, советник хотел что-то сказать, и это не скрылось от глаз Гильгамеша: - Опять будешь говорить мне о том, что я совершил поступок после которого Артурия меня никогда не простит и не сможет полюбить? - король не был настроен на разговор, сейчас его тревожило совсем другое, поэтому Энкиду, лишь мотнув головой, направился к другим гвардейцам. Ждать Сэйбер долго не пришлось, хоть и прихрамывая, она все равно старалась идти быстро. Не отрывая взгляда от земли, королева не ожидала, что вместо того, чтобы посадить ее на коня, руки и талию свяжут концом плотной веревки. - Думаешь я опять убегу? - еле слышно спросила воительница. - Нет. Просто ты не поедешь со мной верхом. К замку несколько миль. Имея силы убежать так далеко, я уверен, вернутся ты тоже сможешь — Гильгамеш говорил будто между делом, привязывая другой конец веревки к ноге чепрачного жеребца — если будешь отставать, не беспокойся, я позабочусь от том, чтобы ты бежала. Дорога стала ужасным испытанием в жизни Артурии. Постоянно одергивая подолы ткани, которые то и дело подымал ветер, королева едва поспевала за Арчером, ведь когда она, споткнувшись, задержала коня, лугаль, ни секунды не раздумывая, пришпорил скакуна. Беготня, казалось, никогда не прекратиться, окоченевшие ноги будто отваливались, и воительница была готова упасть на землю. Только лишь, когда они добрались до маленького поселка, словно прочитав мысли Сэйбер, Гильгамеш замедлил коня, и они продолжили идти дальше. Королеву очень тревожили те косые взгляды и крики ''позор'' из толпы, что встречала и провожала их к концу деревни. Королева рыцарей не могла понять, как простые люди могут любить такого тирана и деспота. Несмотря на все причиненные им беды, задавленные налогами, все без остатка преклоняли головы перед Королем героев, словно он божество, хотя в каком-то смысле так оно и было, но это не меняет ситуации. Народ, словно затравленная собака, ластился к своему хозяину и скалил зубы на того, кто был его врагом. Артурия хорошо знала, что люди Шумера сразу ее невзлюбили, и, если раньше они прикусывали себе языки только из-за Арчера, сейчас им нечего бояться. Публика рвалась к ней, грозясь убить, и гвардейцы сдерживали народ. Вот только в самом конце селения несколько проворных девиц увильнули от страж и чуть не расцарапав Сэйбер лицо, успели вырвать несколько прядей золотых волос. Благо, подоспевший лугаль не позволил закончить начатое. Отпихнув нахалок, он поднял королеву на руки и, оседлав коня, сильно прижал ее к себе. Весь оставшийся путь прошел без происшествий: в Уруке люди тоже выходили на улицы, чтобы рявкать, как бешеные псы, только подойти к жеребцу повелителя не осмелился никто. Во дворе, король, легко выпустив из объятий Артурию, приказал кинуть ее в темницу, а сам направился в купальни, желая поскорее смыть с себя этот запах. Погрузившись по шею в горячую воду, Гильгамеш не смог сдержать стона блаженства. Откинув голову, он позволил себе расслабится. Вода словно бы смывала не только грязь, но и мысли о Сейбер. По мнению мужчины, она заслужила это. Как бы то ни было, Арчер - король и ему приходится карать грешников. Даже если это его жена, она должна понести наказание. - Ты бросил ее в темницу? - вопрос вырвал короля из размышлений, и он краем глаза покосился на Энкиду, словно возникшего из неоткуда. - Тебя это не должно волновать, а также я запрещаю тебе посещать пленницу, ясно? - Мне кажется, что твой поступок тогда был достаточной карой, Артурия никогда не сможет смыть с себя этот позор — как и всегда, советник говорил спокойно и уверенно. Энкиду не боялся перечить лугалю, но запрещать ему что-либо не мог. - Почему ты защищаешь ее? Она яро тебя ненавидит и даже не пытается скрывать этого. Единственный человек к которому она испытывает больше ненависти - это я, — обернувшись к другу, Арчер пристально смотрел ему в глаза, пытаясь найти ответ. Он знал, что Энкиду лишь взмахнет головой, будто стряхивая наваждение, и, искренне улыбнувшись, подернет плечами. Король героев не ошибался. За столько лет лугаль наизусть выучил привычки и поведение своего советника. Как всегда, оставшись наедине со своими мыслями, Гильгамеш спрятал взор и обреченно вздохнул — в том жалком месте, я не смог сдержать себя. До сих пор не понимаю, что это было: ее наказание или мое удовлетворение? Черт, Эн, я взял ее прямо в том дерьме! Резвая и непослушная, Сэйбер держалась молодцом, не удостоив меня ни слезами, ни стонами. Похоть накрыла меня с головой, словно сама Иштар желала этого. Черт! - чертыхнувшись, король ударил по воде, отчего брызги разлетелись в разные стороны. Усмехнувшись самому себе, Энкиду поднялся и, с сопровождающим взглядом лугаля, удалился. Совсем скоро Гильгамеш все поймет, ну а пока что пусть отдыхает с тяжелой дороги.

***

Темница, насквозь пронизанная нечистотами и влагой, была погружена во мрак. Окон не было, а единственным источником света были факелы, что, потрескивая, хоть немного освещали камеру. Разбросанные кучи соломы не могли согреть королеву, ведь холод закрался в самое сердце. День слился с ночью, сколько она уже здесь? Сутки? Неделю? Может, вообще месяц? В любом случае, за это время никто не пришел навестить пленницу, только нахальные гвардейцы приносили похлебку и немного воды. Стражи, от которых ужасно воняло навозом, каждый раз не упускали момента, когда приходило время нести еду, долго харкать и сплевывать в пищу королевы. А потом, с ужасно дразнящей ухмылочкой, желали ''приятного'' аппетита. И Артурия это ела. Ела, чтобы жить, выжить и отомстить за унижения всем тем, кто смеет насмехаться над ней. Прислонив испачканные, слипшиеся в мокрые пряди волосы к стене, что скорее всего, так же как и другие, была в высохших пятнах крови, воительница, прикрыв глаза, сконцентрировалась на посторонних шорохах. Головная боль мучила ее уже несколько часов, и даже мельчайший писк крыс или отдаленные звуки смеха гвардейцев, казались ей ужасно громкими, а скрип дверей, что будто нарочито медленно отворялись, заставили девушку неприятно поморщиться. Найдя в себе силы приоткрыть глаза, Сэйбер отчетливо увидела женщину, чье лицо было скрыто под капюшоном. Единственное, что выглядывало из-под черного плаща, это вьющиеся, рыжие локоны, достигающие лопаток. Незнакомка двигалась неспешно, словно ее шаги были просчитаны сотни тысяч раз. Опустившись на корточки, рыжеволосая приподняла ткань и, сверкнув алыми глазами, спросила: - Неужели ты и есть та широко известная королева? - не услышав ответа, незнакомка прищурилась, присматриваясь к Артурии и продолжила — вот ты какая, та, что бежала от самого Гильгамеша. - С кем я говорю? - шумно выдохнула воительница. Бессилие заметно отпечаталось на словах, впервые в жизни Сэйбер ощутила отнюдь неприятный запах от самой себя. А рыжеволосая будто не замечала ни запаха, ни вопроса. Она оценивающим взглядом прожигала Артурию, затем рука потянулась к красной накидке пленницы, и, резко дернув на себя, незнакомка оставила королеву без одежды. - Ха! - громко рассмеявшись, женщина выпустила из рук красную ткань и, подобрав ее, Артурия спрятала под ней нагое тело — Наивные овечки ошибались, нет под твоим платьем ничего чудесного и необычного. Ничем не выделяющееся тело, еще и с мальчишескими формами. Золотой загривок, да и только! - Как вы смеете? Вам не позволено здесь быть, навещать пленников имеет право только королевская семья и главный советник Энкиду! - Упс, милая, — хмыкнула рыжеволосая, — не строй из себя невинную дурнушку. Я знаю, что ты догадываешься от том, кто я. Ну же! Не стесняйся. - Нинсун, — будто пробуя на вкус имя, прошептала Сэйбер, получив в ответ положительный кивок — покровительница пастухов и стада, мать Короля героев. Честно признаться, я представляла Вас совсем по другому. - Мне приятны твои слова, Артурия, но я пришла сюда не за лестью. Возрадуйся, ничтожная овечка, ведь сама Нинсун пришла помочь тебе. Ты ведь хочешь опять участвовать в войне за Грааль? - Откуда вы знаете о Граале? Сколько еще людей знают о нем? - внезапно подорвавшись, воительница неосознанно потянулась затекшими руками к богине, только цепи не дали ей достигнуть цели. -Гильгамеш поведал нам с Энкиду о том, что случилось, король Артур. Также мне ведомо о твоем желании и рвении получить чашу, исполняющую желания, и я могу подать тебе руку помощи — Нинсун нашептывала Артурии не хуже змея искусителя. - Что вы хотите взамен? - обреченно спросила воительница. - Хм. Я хочу то же, что и любая мать. Твой героический дух сродним с божеством, Королева рыцарей, как раз под стать Королю героев, а их отпрыск будет величайшим правителем во всей династии. - Вы?... - но договорить королеве не дала богиня. - Да! Я хочу, чтобы ты родила наследника моему сыну, а может и несколько. Затем я дам тебе убежище, в котором ты сможешь жить до начала войны. Дрожащими руками Сэйбер приобняла себя за плечи, не в силах бороться с искушением: - Я согласна... Дальше все проходило будто в тумане: в глазах плыло, а в ушах бушевал звон различных звуков. Артурия могла различить лишь голос Нинсун, что, поддерживая ее, выводила из темницы. Кажется, гвардейцам не понравилась вольность посетительницы, но, узнав в ней мать короля, стражники мгновенно смолкли. Девушка не понимала, как дошла до покоев богини, и неудивительно, ведь она упала в обморок. Благодаря противному запаху растения, имени которого Сэйбер не знала, воительница пришла в себя. Нинсун не придала этому никакого значения, но за здоровье Артурии переживала, ведь ей еще вынашивать наследников. Скорее всего, от истощения и непропорционального приема пищи, Королева рыцарей просто потеряла сознание - ничего особенного, из-за этого пустяка богиня даже не стала звать целителя. Оказалось, на дворе царил день. Сэйбер безумно соскучилась по свежему воздуху. Какая жалось, что ей даже не дали отдохнуть, а сразу начали подготовку, ведь сегодня Артурия проведет ночь в опочивальне короля, как и следует королеве. - Никогда не скрывай своего наслаждения — напутствовала Нинсун, в то время как рабыни разглаживали невидимые складки одежды воительницы — не сдерживайся, радуй его слух своими стонами. - А если...если мне не будет приятно, что тогда? — несмело спросила Артурия. - Глупая овечка. Мой лев не упустит возможности вновь показать свою власть над тобой. Он не любит преклонять пред собой головы грешников силой, особенно, если это его жена. Тебя он может подчинить путем плотских утех, не сомневайся: сегодня он будет ласков, как никогда — слова наставницы внушали веру в свои силы, но забившийся в уголке сознания страх, ничто не могло опровергнуть. Нежная на ощупь туника приятно обволакивала талию и бедра. Синева ткани нравилась королеве, а аквамариновые васильки в волосах, придавали виду воительницы невинность и чистоту. Теперь, когда все было готово, Нинсун сама вызвалась проводить Сэйбер к покоям Гильгамеша. Возможно, из-за того, чтобы Артурия не сбежала, а возможно она хотела поддержать. Хотя второй вариант был маловероятен. - Сейчас он с Энкиду в городе, но совсем скоро должен вернутся, не истрать свой шанс напрасно — бросила спешно богиня, прежде чем растворилась в глубинах замка. За эти несколько дней королевские покои значительно изменились. Арчер никогда не пускал в эту комнату посторонних, даже рабов, чтобы те убрали беспорядок. Разбросанные по полу золотые чаши и кубки с красными каплями на донышке, незатушенные свечи, что воском пятнали страницы книг - это так характерно для Гильгамеша. Куда не взглянуть - повсюду хаос, кроме письменного стола. Отнюдь не мало листов было сложено в симметричные стопки, если не учитывать скомканную бумажку. Борясь с интересом, королева старалась не смотреть в сторону листа, но желание овладело ею, и, охотно развернув письмо, Артурия начала блуждать глазами по абзацам, меняясь в лице от удивления:

Среди мерцания тысяч алчных светил Я постоянно повторяю твои имя. А ты, не замечая попыток четных и цветов, что я дарил, Стоишь и будто смотришь в дальние края, о свободе вздыхая. Твой взгляд из тех жарких ночей... Я не забуду никогда о нем. Ты тьма и свет моих очей. Прости, прости, что не укрою твои плечи знаменным плащом. Ах, Сэйбер! Тебе будто все равно, Не вижу больше я огня в твоих глазах. Взгляд твой стал же столь холодным, как и серебро. И в плоть мою закрался подлый страх. Я постоянно мыслю о тебе. О, пшеничновласая, моя лишь, королева! И что же делать нещадному, и будто умершему, мне, Когда все мысли в плен взяла чиста невинна дева? Я долго ждал мгновения, Когда смогу испробовать тот сладкий вкус Что источали твои губы и укус, Но это не имеет для тебя значения...

- Как ты здесь оказалась? - неожиданный вопрос заставил вздрогнуть королеву, и она спешно спрятала лист. - Я сама пришла к тебе. В ответ Гильгамеш лишь рассмеялся и, скорее рефлекторно, поправил светлые пряди, пригладив их назад. Когда-то они все были так уложены, сейчас же волосы вольно разбрасывались. Случайно это, или Король героев попросту хотел перемен - ответ почему-то всегда был разным. - Шутки в сторону, Арчер, — решительно заявила воительница. - Вот именно, Сэйбер. С каких это пор ты по своей инициативе приходишь ко мне в покои с такими заявлениями. Не зли меня, глупая женщина! У тебя мало времени, чтобы ты успела уйти отсюда как можно скорее — вольготность мгновенно сменилась злостью, это испугало Артурию, и она попятилась, но, взяв себя в руки, двинулась к королю. Девушка замешкалась, возможно испугалась, что Гильгамеш ее отвергнет, вот только она в безысходном положении. Откинув все мысли, воительница прильнула к губам короля. Пусть и действия Сэйбер были неумелыми, ведь завсегда лугаль брал инициативу на себя, поцелуй все таки вышел робким и нежным. Опустив руки на талию девушки, Арчер притянул к себе Артурию и ответил на поцелуй, а она мгновенно зарылась в его волосах. Их языки сплелись в танце страсти, но этого было мало, и, сильно сжав упругий девичий зад, Гильгамеш приподнял воительницу, усадив ее на стол, скинув все бумаги и прочий хлам куда-то в сторону. Наспех расшнуровав завязки на плечах, королева негнущимися пальцами старалась как можно скорее избавиться от одеяния, в то время как Арчер задрал многочисленные юбки и опустившись на колени, принялся целовать ее щиколотку. Проведя влажную дорожку языком от пальцев и выше, лугаль поцеловал Сэйбер под коленом, медленно, но верно пробираясь к заветному месту. Желание и страсть накрывали Артурию с головой. Королева не могла удержать веки, прикрыв глаза, она ощущала, как влажный язык Гильгамеша ели ощутимо коснулся половых губ. Сдерживать себя воительнице стало невыносимо, с дрожащих от возбуждения губ вырвался тихий стон блаженства, руки будто сами по себе притянули Арчера ближе, больно оттягивая волосы. Проведя языком по промежности, король внезапно быстрым движением коснулся клитора, и тот сжался. Рассудок Гильгамеша тонул в стонах Сэйбер, которая, уже не стесняясь, громко вскрикивала, а мужчина тешил свое самолюбие. Пусть весь замок слышит, как король и королева развлекаются! Вот только странные догадки терзали лугаля, не давая сосредоточиться. Гильгамеш, взвесив все "за" и "против", уложил Артурию на спину и стал осыпать поцелуями ее грудь. Алый сосок, оказавшись несильно сжат рядами ровных зубов, заметно набух, а сама воительница прогнулась в спине подавшись навстречу. Тело женщины охотно отвечало на ласки, сознание уже отключилось от реальности. Сэйбер не хотела думать, что будет потом, или что было раньше, она наслаждалась настоящим, но... Внезапно мужская рука обхватила шею, королева успела лишь коротко ахнуть, прежде чем ее сильно прижали к столу. - Ар...чер...- прокряхтела Артурия, ударившись о твердую поверхность головой. В глазах начало темнеть, и рот наполнился кровью. ''Молись, чтобы я ошибался'' — последнее, что слышала воительница проваливаясь в пучину тьмы.

Ночь... Ночь... Тьма. Она идет в тишине одна. Идет склонив голову, будто на все уже все равно. Кровь стекает по рукам. Она уничтожила свое счастье в пух и прах. Да будет свет! И лишь звякнет напоследок кровавый амулет...

Детский лепет... словно считалка, этот стих повторяется и повторяется... что это? Чей это голос? Вопросов было немерено, а вместо ответа звучали лишь эти слова. Сэйбер замотала головой прикрыв уши: - Замолчи! - вскрик оказался громче незнакомого голоса, и он стих. Появился другой, его Артурия узнает из тысячи. - Тебе нравится этот цвет? - надменно хмыкнул Гильгамеш. Все изменилось. Теперь она опять в своих покоях, сидит около зеркала расчесывая пшеничные пряди, а Арчер примостился на кровати болтая вино в золотой чаше. - Зачем ты спрашиваешь меня об этом? - обернувшись, воительница спрашивает прежде, чем успевает обдумать вопрос. - Хм — король замолкает, задумываясь над чем-то, а потом продолжает — ты много раз видела, как проливается жидкость такого же цвета. И вместо сладкого, или кисло-терпкого вкуса, она была соленой, словно слезы. Хотела бы ты такую судьбу своему ребенку? А? Сэйбер? Не желая отвечать, Артурия поворачивается назад, к зеркалу, и видит вместо отражения пятнадцатилетнюю себя в окровавленной одежде, а в руках не менее чистый меч. Наклонив голову, девочка не шевелится. С ее лица время от времени падают еле заметные капли, что мимолетно сверкнув, сразу же разбиваются о холодную, грязную сталь оружия. Громко всхлипнув, малышка утирает рукавом слезы, смотрит вперед и... О ужас! Ее глаза будто впитали кровавый цвет! Такие же, как и в... - Гильгамеш! - возглас откуда-то со стороны заставил Сэйбер разлепить глаза — О, слава всевышнему Ану! Она проснулась! - первое, что увидела королева, это Нинсун склонившеюся над ней. Богиня смотрела на нее так, будто могла прожечь дыру. Странно. Она столько пробыла без сознания? За окном уже стемнело, а свечи даже не потрудились зажечь, хотя людей в покоях было немало. Целитель Нихмар, что принес сбор трав, его прислужники, Энкиду и... он. Арчер даже не смотрел на нее, был слишком занят вином, не заметив, как алая струйка стекает с его подбородка, король делал большие глотки, стараясь как можно скорее осушить весь сосуд. - Что случилось? - еле выдавила из себя Артурия. Приподнявшись на кровати с помощью богини, она притронулась к затылку и нащупала значительного размера ушиб, уже обработанный травником. - Думаю, нам стоит идти. Позволим королеве отдохнуть, с ней ведь теперь все в порядке, да целитель? - направившись к двери, Энкиду жестом попросил всех выйти. Нинсун, привстав, тоже уже уходила, но собрав все силы, воительница потянула богиню за подол платья. Остановившись, Нинсун виновато опустила глаза в пол и, накрыв своими руками ладонь Артурии, трепетно убрала ее с юбки. - В таком случае, все вон! - раздраженно приказал лугаль, наконец отпрянув от дурманящего напитка. Боясь гнева короля, старик Нихмар и слуги сразу же испарились, за ними неспешно вышли и Энкиду с богиней. Двери громко захлопнулись, оповещая о том, что они остались одни, и Сэйбер не выдержала: - Может уже попытаешься, черт подери, объяснить, почему вы все так странно себя ведете? Слова Артурии разозлили итак гневного Гильгамеша. Заскрипев зубами, он бросил кубок прямо на пол и кинулся к королеве, что даже моргнуть не успела: ее волосы крепко потянули и злостно шепнули: - А ты не догадываешься? Ты понесла! Поздравляю, ты смогла. Прямо там! В том вонючем свинарнике! - Что? - переспросила королева, и мгновенно была опрокинута назад, на постель. Сразу вспомнился тот сон, глаза будто смотрели сквозь потолок, а рука неосознанно потянулась к плоскому животу. Смешно. Она пыталась ощутить маленький комочек под сердцем, а еще не прошло десять ночей после его зачатия. - Я понесла. Почему ты не рад? Проигнорировав вопрос Артурии, Арчер взял чашу, которую оставил целитель, и сунул ее прямо под нос Сэйбер: - Вот. Выпей. - не ожидая, что она будет столь горячей, королева выпустила ее из рук, и жидкость разлилась на белоснежные простыни, пачкая их — Ты это нарочно? Или, глупая женщина, думаешь, сможешь оставить этого ублюдка?! - Не...неужели ты хочешь убить своего ребенка?! Ты с ума сошел? - Думаешь, будущий наследник, сын короля Камелота и царя Урука может быть зачат при таких обстоятельствах? Не из-за этого ли я осторожничал? Наверняка, весь город слышал крики из королевских покоев. Слышал, как британская львица всеми силами пыталась защитить свое чадо. Только без толку, Гильгамеш силой влил в нее горячую, горькую жидкость и ушел, нет... убежал, поджал хвост, оставив ее наедине с последствиями его ошибки! Трус! Подлец! Подорвавшись, Артурия стала крушить все, что попадалось под руку, в особенности кубок, который своими осколками ранил ей ладонь. Взвыв, королева упала на колени и, согнувшись пополам, дала волю слезам. Постоянно он указывает на то, кто она: беспомощная женщина не в состоянии сделать что-либо без мужа, возможно это и так. Но скоро придет время, когда Сэйбер возьмет меч в руки, а пока пусть наслаждается... Странное прикосновение заставило вздрогнуть королеву: - Иштар — слово комом стало в горле Артурии, она не могла оторвать взгляд от черных, будто смоль волос богини и ее глаз цвета эвклаза. - Заблудшая душа, поторопись, иначе свет иссякнет. Настанет благодатная ночь и львица вновь оскалит свои острые клыки, ну а пока что не выпускай его из своих пут любви... - Иштар ушла так же мгновенно, как и появилась, словно ее и не было. Возможно, королева так бы и подумала, но деревянный амулет, что был плотно зажат в руках Сэйбер, подтверждал увиденное.

Flashback End