Воронов целая тысяча

"По черткам и таблицам, желтеющим страницам И по словам, возможно, его стихов; По всем телеканалам, анонсам и порталам, По номерам на форме у игроков" Кагеяма Тобио — ни разу не романтик. Он, скорее, человек, который заметит, что все вокруг исчезли, только когда некому будет дать пас на тренировке, а еще хуже — на матче. И именно его угораздило родиться в такой вселенной, которая вся похожа на романтическую сопливую мелодраму. Кагеяме хочется сказать: "Эй, я не платил за этот фильм. Дайте мне какой-нибудь японский спокон или сериал про зомби, жрущих мозги, а не вот это вот все", но планета упорно крутится так, как ей надо, а люди продолжают видеть сны и по ним находить свои родственные души. В мире, где все пополам, где даже апельсин на шестерых не делится, Кагеяме досталось место тирана, который, по определению, должен существовать в единственном экземпляре. Кагеяма в нем — чертов эксклюзив, гений, VIP-зона с золотыми входными билетами, на которые ни у кого не хватает денег. Кагеяма привык не оборачиваться: сначала его предала команда, научив не поворачивать голову на сгорающие за спиной города, а потом — разбаловал Хината, который дал понять, что на пепелища не возвращаются. Улыбка тягучей карамелью липнет к зубам, кривится, трескается на сухих губах. Нет, Кагеяма, ты совершенно не умеешь делать комплименты — зато умеешь выгрызать в себе дыры размером с галактики 24 на 7, причем чаще всего по причине того, что кто-то оказывается лучше тебя. Например, Ойкава Тоору. Ойкава. Этот бывший сэмпай с целой армией за спиной, да еще и со своим соулмейтом. И кто вообще придумал все это дерьмо? Глядя на них с Иваизуми, хочется притаскивать домой котят с дождливой улицы и улыбаться даже гребаному Цукишиме — потому что ну посмотрите на это, там же все ясно с самого начала. Это как собирать пазл пейзажа на 4 000 кусков; только кому-то достается очевидное дерево в чистом поле — захочешь, не перепутаешь; а кому-то, как Кагеяме, — сплошной одинаковый фон — хрен подберешь, все куски одинаковые, как будто ксерокс заело. Ну, и где справедливость? Кагеяме снится белый цвет, снятся чужие острые лопатки со светло-кофейной неровной родинкой под левой, солнечный свет за дождевыми облаками и стаи воронов, которых он каждый раз насчитывает тысячу. Сны даже разгадывать не хочется. Все это скорее похоже на кассету из фильма "Звонок" — набор символов и знаков чьего-то воспаленного подсознания. Море цвета карамели, медная проволока вокруг запястий — гладкая и приятно холодная, — ссаженные локти и аккуратные небольшие пальцы правой руки со сломанным до крови ногтем на указательном. Кагеяма смотрит на единственную девушку, которую приходится замечать, потому что, прости, приятель, она все-таки менеджер твоей команды. Шимизу-сан, эта королева вечной мерзлоты с мягким и чувственным сердцем, ни за что не позволила бы себе прийти в школу без аккуратного маникюра. И кожа у нее совсем другая — белая, как луна. В одиночестве хорошо и спокойно, особенно когда твоей главной мечтой детства была немота всего окружения без права на выздоровление. Чтобы не спрашивали, не лезли с дурацкими разговорами, не трещали над ухом, когда так хочется подумать. Нет, серьезно, почему нет какого-нибудь дурацкого праздника молчания, когда все бы играли в аквариумных рыбок и занимались своими делами в полной тишине? Кагеяма согласился бы на проклятье дня сурка, если бы хоть раз смог прожить такие сутки. Пару недель Кагеяма даже пытается присмотреться к Хинате — вдруг они, как Иваизуими с Ойкавой — как спичка и сигаретка, как птичка и клетка? Кагеяма смотрит на красные от ударов по мячу ладони Хинаты, смотрит на ровную спину в веснушках на плечах и понимает, что Иваизуми с Ойкавой — это да, а они с Хинатой — это "что? вы ошиблись номером? Нет, честно, проебались, не звоните сюда больше". Судьба явно бесится, когда подкидывает ему сны, где закатное рыжее море, густое и горящее, будто кто-то нефть по поверхности поджег, оставляет волдыри на его коже. Судьба бесится и голосом Ойкавы томно тянет: "ну и мудак ты, Тобио-чан". Кагеяма посылает судьбу к чертям и в раздевалке упорно глядит в стену с дурацкой светло-голубой плиткой, а никак не на своих товарищей по команде. Потому что не дай, ками-сама, увидеть у кого на лопатке это чертово родимое пятно — неровное и странное, будто кто-то пролил кофе с молоком на белые простыни. У них в команде, как в большой семье или в магазине fix price, все по полочкам. Мамка-папка и чумазые детишки, играющие с дворовыми кошками на свалке за углом. Шумный Хината, горделивый угрюмый Цукишима, которого порой хочется укусить за лицо, чтобы не скалился, Асахи с Нишиноей со своими драмами на ровном месте, сломанными швабрами и разбитыми вазами в школьных коридорах. Кагеяма честно до последнего думает, что эти двое — половинки одного целого, а другими — полная задница. Ладно, соулмейты, или как там эта хрень называется. Однако в очередной раз не видит ровным счетом ни черта. Матч с Аоба Джосай — все, что занимает голову, а не вся эта муть с родственными душами и угадайками-головоломками от воспаленного и уставшего за день мозга. Потому что Ойкава. Потому что, когда бывший сэмпай говорит "я лучший, Тобио-чан, и ты это знаешь", хочется сделать пару особо точных подач ему в лицо. Потому что у Ойкавы есть его улыбка-татуаж — даже сильным ударом не сотрешь — и "Ива-чан", причем не знаешь, что из перечисленного более вечное. Однако совершенно неожиданно выясняется, что у них в противовес есть Нишиноя. Тот самый, про которого Кагеяма думал не иначе как "типа-Хината, только пониже, но уважать можно". Тот самый, которому на слова "Я — лучший защитник, я буду страховать вас" хочется сказать "я знаю", а не "заткнись". Тот самый, который принимает подачи Ойкавы с хитрожопой улыбкой, получая ссаженную кожу на локтях и сломанные с мясом ногти, как бы коротко он их ни стриг. Кагеяма не думает об этих сказках для девочек про родственные души, потому что он, черт возьми, гений и лучший связующий Карасуно. И Японии. И мира. И галактики. И вселенной. Тираны обречены на вечное одиночество. А еще тираны не видят дальше своего носа, даже когда раскрашивают своего либеро антисептиком после особо удачных приемов, видя, как йод расползается ржавыми пятнами по светлой коже. Во сне он по-прежнему считает воронов, которых оказывается ровно тысяча, и игнорирует защитника собственной команды с надписью во всю спину "Ровня целой тысяче". Игнорировать то, что уже стало очевидным? Да это же второе имя Кагеямы Тобио. Когда он видит сон, где его везде преследует цифра "четыре": на часах в гостиной, татуировкой на собственном запястье — прямо по выступающей вене, чужими руками в виде двух знаков "победы", он снова думает, что у судьбы с чувством юмора полная задница. Жизнь пляшет вокруг него с транспарантом, на котором большими ярко-рыжими буквами написано: "Родственные души — это защита, поддержка. То, что прикроет спину и поможет удержаться на плаву. Ау, Кагеяма!". Кагеяма же упорно отворачивается, мол, не ко мне это, госпожа вселенная, может, все-таки фильм про зомби? Кагеяма Тобио — ни разу не романтик. Именно поэтому, когда к нему подходит в раздевалке Нишиноя, улыбаясь той самой улыбкой, с какой отбивает чудовищные подачи, и просит снова помочь ему с йодом, он сохраняет выражение "лицо-кирпич". Ровно до того момента, как Нишиноя стаскивает с себя ярко-рыжую футболку либеро Карасуно и поворачивается к нему спиной. Кагеяма почти как наяву слышит, как злобно хихикает вселенная, мол, допрыгался, Тобио-чан, теперь не отвертишься. И у нее опять сладкий голос Ойкавы Тоору. Нишиноя передергивает плечами, будто спрашивая, чего Кагеяма застыл. А тот смотрит с занесенной над чужой спиной ватной палочкой в руках на кровоподтек на его левой лопатке. Пятнышко ржавого йода растекается на коже, Нишиноя шипит и смеется: "зато отбил". Красивая спина. Кожа красивая. Белая, но не как у Шимизу-сан, совсем нет. И не как у Хинаты с его веснушками. Кагеяма опускает руку, и Нишиноя чуть поворачивает голову, мол, все, или нет? Кагеяма чувствует, что это точно все. Совсем все. Полное все. И не может оторвать глаз от родимого пятнышка под синяком, на которое слегка попал йод. В голове звонко и пусто, только вороны кричат. Наверное, целая тысяча.