Записки молодого врача

Когда-то в молодости после учёбы, я занимался лечением одной молодой девушки. Девушка, что была так прекрасна, будто сама роза оставила поцелуй на её губах, а облака коснулись своей белизной её кожи. Она была больна тем, что не понимала и не видела реальности. У неё был свой мир, своя вселенная, где она жила. В этом мире у неё были друзья, семья, любимый человек. Но родителям этой девушки было горестно смотреть на неё, они считали, что она погибнет в своих мечтах. Когда я только с ней познакомился, ей было шестнадцать лет. Юная, чистая, столь красивая, что слова в голове строили немыслимые цепочки фраз, при виде её, но губы не могли произнести вслух этих слов. Чаще всего она молчала, хмурилась и улыбалась реже, иногда даже смеялась. Это не было страшным, на её смех люди всегда отвечали улыбкой. Её поселили в палату для умалишённых. В специальную, отдельную. Общаться с окружающими она все равно не могла, поэтому было и принято решение об отдельной палате. Врачи и медсестры заходили к ней несколько раз на дню, для моих же бесед с ней было отведено определённое время. Я заходил в палату с белыми стенами, покрывалом, одеялом. На белоснежной кровати сидела девушка с волосами словно смоль, алыми губами и серыми глазами. Казалось, все дожди Лондона проливаются в этих глазах. Наши беседы проходили обычно в формате монолога. Я ей рассказывал про жизнь за стенами лечебницы, про погоду, про спорт, музыку и живопись. Иногда она мне отвечала. А может и не мне? Когда заканчивались темы для разговоров, я ей читал. За несколько лет проведенных с ней я перечитал кучу книг, журналов. Я давал ей книги в руки, чтобы она могла потрогать бумагу, открывал настежь окно, чтобы она чувствовала ветер и дождь, как тепло от солнца, как холодно от капель воды. Прошло много времени прежде, чем она мне ответила впервые. Для нее мой голос был скорее закадровым голосом в фильме. Из беседы с её родителями я пытался выяснить, как это все началось. Но ответов конкретных я не получал. Росла, как растут все девушки её возраста, а потом случилось это. Она просто застыла. Как сказала её мать, был день пасмурный, лил сильный дождь они с дочерью проходили улицу. И внезапно резкий порыв ветра разогнал тучи, небо окрасилось в цвета ярко-закатного солнца, и она застыла. На месте. Просто встала и больше не шевелилась. Я долго пытался выяснить, что же она увидела в тот день. Что послужило нулевой точкой отсчёта её новой жизни. День, когда она мне ответила впервые, я запомню навсегда. Это был обычный день, самый обычный день. Начался он как всегда, ничем не примечательный. Когда я зашёл в её палату, она все так же сидела на своей постели. Не так давно её покормили, и теперь она слушала, как поют птицы за окном. Руки были сложены одна на другую, пальцы перебирали ткань пододеяльника. Как обычно, сначала я начал рассказывать какая чудесная погода, что вчера вечером я видел в фильме и что у меня было на ужин. - Этот костюм тебе очень идет, - словно, разрезав воздух в палате, произнесла она. Произнесла тихо, еле слышно, с трудом. - Я бы хотела, чтобы на нашу свадьбу ты тоже был в нём. Она улыбнулась. Эта улыбка, улыбка словно солнце, словно засиял свет. Я понимал, что это говорила она не мне, я понимал, что её внутренний монолог теперь вырывается наружу, но сознание все ещё в том, в своём мире. Я сел на свое привычное место возле неё, успокоился, выдохнул и спросил: - Мы так долго вместе, ты помнишь, как мы познакомились? Я решил, что это будет отличным ходом, хотя бы попытка для меня была чем-то вроде прорыва. Она молчала, по ней нельзя было определить думает ли она, вспоминает или уже ведёт свой монолог, отвечая сама себе. Я ждал. Я смотрел на неё и ждал, как пёс, которому показали кость, но решили не кидать. - Конечно, я помню тот день, - и снова её голос разрезал воздух вибрациями. Он так ясно и чётко звучал, казалось, я вижу, как её слова пружинят и отражаются от стен, залетая мне прямо в сердце. Я достал телефон из кармана и начал судорожно искать диктофон. И только я успел нажать на запись, как она продолжила. - Была осень, и было очень холодно, я ходила с мамой по магазинам и уже очень устала. Погода никак не располагала к прогулкам, дождь лил стеной, и казалось, ему нет конца. А потом резкий ветер, меня развернуло потоком, и я увидела тебя. Небо прояснилось, закатное солнце озарило тебя в каплях дождя. Ты помнишь? Ты стоял ко мне боком и пытался открыть свой зонтик, а он все никак не поддавался. Я подошла к тебе, помогла его раскрыть, и ты поднял зонт у нас над головой. Она снова улыбнулась. А я пытался сопоставить её рассказ со словами матери. Подошла к человеку? Помогла с зонтом? Но по словам родителей она застыла как только вышло солнце. Именно на этом моменте, именно на этом солнце началась её новая жизнь. Она замолчала, и в этот день мне больше не удалось её разговорить. Она только улыбалась, её глаза, полные дождей Лондона, улыбались вместе с ней. Я не мог спать, у меня пропал аппетит, перед глазами стояла её картина, её слова о том человеке. Неужели она влюбилась и впала в такое состояние? Кто этот мужчина? Как он выглядит. Немного позже я встретился с её родителями и дал им послушать то что мне удалось записать в тот день. Её мать расплакалась, узнав голос своей дочери. Около двух лет эта девушка молчала. И теперь может, появился шанс достать её из этой сказки? Наши сеансы продолжались и как вы уже могли понять, девушке исполнилось восемнадцать лет. Красота её только расцветала, иногда мне удавалось с ней пообщаться. Пусть и редко, но она говорила. Она описывала мне свою комнату, дом, любимого мужчину, их друзей. Она рассказывала мне все и счастье не сходило с её лица. Я смеялся вместе с ней с её шуток, я переживал вместе с ней грустные дни… Но однажды, мне пришлось уехать, и наши сеансы прекратились, я не видел девушку около полугода. А когда вернулся, её было не узнать. Меня долго не хотели впускать в палату к ней, я долго ругался с врачами и медперсоналом, я выпрашивал разрешение у родителей, пока не добился своего. Я помню, как зашёл в палату, закрыв за собой дверь. Она лежала на постели, отвернувшись к окну. Я подошёл ближе и позвал её по имени, как делал раньше. Ко мне повернулась совершенно другой человек. Её взгляд стал осмысленным, её прекрасные серые глаза отражали теперь не дождь Лондона, теперь в них зияла буря. Кожа прежде белоснежная и прозрачная стала темнее, будто грязного цвета. Она молчала. Теперь она была псом, которой показали кость, но не бросили на съеденье. Я представился. Объяснил, что я тот врач, который начинал с ней вести беседы, чтобы достать её из иллюзорного мира. Она молчала. Просто слушала, просто смотрела. Мне казалось, я не слышу самого себя, губы шевелились, но говорили ли они? Я не понимал ничего. Что с ней стало? - Зачем? Только эта фраза сорвалась в тот день с её губ. Глаза наполнились болью, горечью и, в конце концов, слезами. Она начала кричать, как кричат буйные и тут же в палату ворвались медсестры. Это было столь быстро, что мне показалось, они стояли за дверью и ждали её сигнал. Я видел, как ее привязывают к кровати. На кровати есть ремни? Давно ли они там? Зачем? Меня силком вытолкали из комнаты и заперли дверь, крики раздавались еще какое-то время, потом стихли. С оборвавшимся ее криком замолчало все, будто в лечебнице больше не было ни единой души. Мне запретили встречи с этой девушкой и общение с ее семьей, мне отказали в работе во всех больницах этого города, и мне пришлось снова уехать. Я не знал ничего о ней, пока не нашел случайно интервью одного врача. Начав копаться в этом деле, я выяснил, что после моего уезда родители, решив, что их дочь уже на грани возвращения обратились к другому врачу. Этот мужчина гарантировал, что их дочь поднимется на ноги за пару недель. И она очнулась из своего сна, действительно, но те методы, которыми он ее достал из этих снов оказались более, чем губительными. Ее мир рухнул, посыпался прахом, а толчком к этому разрушению послужил - я. Девушка долго не прожила. Просто не смогла. В статье, что я нашел, был указан возраст двадцать два года. После себя она оставила только письмо, и никто не представляет, каких усилий мне стоило достать этот клочок бумаги адресованный мне. «Здравствуйте, мой Дорогой друг. Вот и смогла я очнуться от своего «сна» как говорите все вы окружающие меня. Я очнулась в палате, когда меня обливали водой и били током. «Шоковая терапия» - так эти люди назвали то, что они вытворяли со мной. Я ведь и правда была не в себе? Для вас это выглядело все именно так. Я пишу письмо именно вам, потому что вы больше всех знали обо мне, я узнала ваш голос, когда вы пришли ко мне в тот день. Простите, что разговора не получилось. Я не смогла. Я просила принести мне ваши отчеты, хранившиеся в больнице, и успела прочесть очень много о себе. И да, действительно, ваш голос был закадровым в моем фильме, и да, я правда там была очень счастлива. Мне очень жаль, что вам не позволяют больше встречаться со мной, о запрете мне рассказала одна из медсестер. Здесь и правда, хороший персонал. Не правда ли? Знаете, мы не успели пожениться. Я осталась в том мире стоять у алтаря, так и не успев сказать «ДА» этому человеку. Наверное, он остался ждать меня там. Как вы думаете, смогу ли я с ним встретиться вновь? Если я засну, мы с ним увидимся? Спасибо вам за все, ведь вы не пытались достать меня оттуда, вы лишь пытались узнать как мне там было. Вы скрашивали пребывание моего тела в этом мире, пока мой разум был счастлив в другом. Спасибо и прощайте. Искренне ваша, девушка, с глазами дождей Лондона» Я сидел. Я молчал. Впервые за мою молодую жизнь слезы сами текли из глаз, на меня накатывала истерика. Даже сейчас, спустя десятки лет, перечитывая это письмо, я все так же думаю о ней. Как ты там? Встретила ли ты его? Я надеюсь, что да. </i>