Вина и дешевое пойло

Ванитас пьёт чертовски дрянное вино и смеётся, когда Ной морщится, только пригубив его. Ванитасу нравится наблюдать, как вампир, словно кот, сначала настороженно осматривает предложенный ему бокал, потом, все так же недоверчиво, пытается по запаху понять, что же это за вино. Как кульминация — совершенно крохотный глоток и брови, сведенные на переносице. Ной никак не может понять, зачем и почему Ванитас пьет то, что назвал «вино», и не устает об этом повторять. — Ной, это алкоголь, и в моём Париже его пьют, чтобы опьянеть, — Ванитас хитро щурится и смотрит на вампира поверх бокала. Ной этого решительно не понимает. У него дома было принято пить вино медленно, наслаждаясь вкусом. Нужно было сидеть в уютной гостиной, расположившись на кушетках, и пить свою даже не половину бокала, потому что бутылка на нескольких человек. Ванитас же одного себя измеряет сразу в двух бутылках, а иногда и трех. Когда особо удачная неделя. Вино пить надо со вкусом, наслаждаясь каждым глотком. Его надо заедать только тем, что поможет раскрыться вкусу, а не есть по принципу «если съедобно, то с этим можно пить». Если красное, то сухое и к мясу. Если белое, то ещё суше и к сырам. Ной привык вести долгие и обстоятельные беседы, для которых вино — только приятное приложение, а не ровно наоборот, как это сейчас с Ванитасом. У него любая выпивка — предлог к беседе. И будет бесстыдной ложью сказать, что Ной этим не пользовался. Собственно, особая разговорчивость Ванитаса после уже первой бутылки и была причиной, по которой Ной, уже который раз, пытался влить в себя хоть один бокал этого пойла. Другого слова у него не было. Ной вообще слабо себе представлял, из чего оно сделано, и почему эту бурую жижу всё ещё зовут вином, но точно понимал, что от уже одного глотка особо не подготовленным можно опьянеть. — В том и суть, милый Ной! — восклицает Ванитас и пьёт залпом, даже не морщась. Ной аккуратно отодвигает от себя бокал. Ему точно, абсолютно точно, не понять Ванитаса. И дело не столько в вине, но всё же в нем. На самую крохотную долю. Ванитас каждую неделю бегает по городу, ищет самые дешевые лавки, где можно купить алкоголь, и довольный бежит со всех ног домой. Как он сам говорит — приценивается. И все это нужно, чтобы за скудным ужином смеяться с абсолютно любых шуток Ноя. Но Ною нравится. Он обожает пьяную полуулыбку, которую может видеть в короткий период между концом первой бутылки и началом второй. Ванитас никого не стесняется, потому позволяет себе смеяться в голос, откинувшись на спинку стула. Он, более открытый, дарит Ною всё свое внимание и это не может не льстить. Ванитас часто склоняет голову на бок, оперевшись подбородком о сложеные кисти рук, и просто смотрит. Он молчит, но в такие моменты в его взгляде столько тепла, что Ной готов пить хоть каждый день ради этого. Но это не все. Ной с замиранием ждет того момента, когда Ванитасу наконец станет жарко и он начнет скидывать ненужную одежду. Первым обычно становится пальто, и это ни капли не интересно. Второй на пол летит жилетка и это уже становится интересным. Нет, раньше Ванитас просто расстегивал пуговицы и всё, но с недавних пор он стал раскованнее. Если раньше он не снимал перчаток, то сейчас, все так же пьяно и тепло улыбаясь, просит Ноя сделать это. Ванитас отставляет в сторону надтреснутый бокал, протягивает руку и, улыбаясь, просит: — Сними их. Буквально пару недель назад у фразы существовало продолжение под названием «а то я уже не в состоянии», но довольно скоро отвалилось за ненадобностью. Ной покорно снимает и старается не смотреть Ванитасу в глаза. Он знает, что парень напротив делает всё ровно наоборот — он смотрит жадно, с нескрываемым интересом. Ной буквально ощущает на себе этот взгляд и готов поклясться, что Ванитас сейчас сидит с самым довольным выражением лица. В такие моменты он похож на лисицу, которая крайне удачно загнала свою жертву и сейчас просто любуется. Ной совсем не против быть жертвой, если бы… Если бы Ванитас просто позволил ему, да, только слабо кивнул в ответ на просьбу — Ной бы согласился на всё. Казалось бы, просто перчатки, но снимать их с Ванитаса до невозможного возбуждает. Видеть, как миллиметр за миллиметром, с тихим шорохом ткани, оголяется всегда закрытая кожа. Чувствовать её тепло в своих ладонях и совсем невесомо касаться кончиками пальцев. Ной жаждет и желает, чтобы после перчатки Ванитас легко провел по Ноевой щеке, от самой скулы. А потом Ной поцелует. Ему хочется целовать запястье и ощущать под губами неровную линию пульса. Провести рукой от самого локтя, наслаждаясь бархатностью кожи. Целовать всё выше и слушать учащенное дыхание, пока чужие пальцы перебирают светлые пряди. Прикусить в самом сгибе локтя и услышать в ответ тихий вздох. Вот и всё. Самое простое и невыполнимое желание. Это то, что может существовать только между ними. Но Ной крайне хорошо воспитанный молодой вампир, потому он, сохраняя максимальное спокойствие, снимает перчатки и кладет их на тумбу рядом с кроватью. Ему даже кажется, что слышит легкий вздох разочарования, а это мимолетное и робкое касание его лица — просто плод воображения. Ванитас вообще ведет себя странно, когда выпьет. Не то чтобы он и трезвый был образцом адекватности, но Ванитас пьяный и Ванитас трезвый — совершенно разные люди. Обычно он за деланной небрежностью в одежде прячет глухо застегнутые рубашки и из голой кожи у него остается только шея и лицо. О, эта шея. Ной сбился со счету, сколько раз он не мечтал, а просто думал, что же будет, если подойти прямо сейчас и легко коснуться губами той маленькой полоски, что видна из-за высокого воротника. Он прокручивал эту мысль в голове, раз за разом, и находил её все более абсурдной. Ванитас на такое никогда не согласится, всё же Ной — Архивист. Пьяный Ванитас вполне предоставляет Ною возможность осуществить задуманное хотя бы потому, что две верхние пуговицы на его рубашке уже расстегнуты, а пальто давно на полу. Но Ной помнит о манерах и о том, что он крайне воспитанный молодой вампир, потому отказывается. Мысленно. От предложения, которого даже не было. От чего Ной не отказывается, так это от желания Ванитаса провести вечер на крыше их дома, в компании всё так же плохого вина. Можно сказать, что Ной свыкся с его вкусом и, при должном желании, может даже выпить. И не то чтобы он не предлагал Ванитасу дорогих хороших вин, но тот так и не понял, в чем смысл платить больше, если эффект по итогу один. Они пропивают невероятные деньги, а могли бы за стоимость одной принесенной Ноем бутылки купить хорошего мяса. Так что было решено попытки бросить и смириться. Они сидят на крыше, а Ванитас достает уже три бутылки — просто потому что пить будет ещё и Ной — и закуски, и провозглашает начало вечера. Они пьют самую первую и Ной не без удивления обнаруживает, что вкус даже кажется ему приятным. Эта новость совершенно не радует, ибо значит, что он совсем разучился отличать нормальное от ужасного, чем и делится с Ванитасом. — Я просто попросил старуху дать самое сладкое, — в Ванитасе уже три бокала и ни грамма еды, так что ему можно начать смеяться в конце фразы без особых на то причин. Он уже давно покупает вино только у какой-то «старухи», так что ответ кажется исчерпывающим. Они разговаривают о всякой мелочи, даже без цельной темы, просто делятся впечатлениями от всего. К концу второй бутылки Ной всё еще чувствует себя трезвым и не знает — это от прохлады самой ночи или от идеи, которую он не решается осуществить уже вторую неделю. Ной отпивает из бокала и приходит к выводу, что виной всему именно второе. А еще его воспитание. Поразительная черта аристократии — пьют много, но пьянеть крайне неприлично. Если бы не это, Ной давно бы уже наплевал на все правила приличия и просто сделал. Ванитас замечает на себе сосредоточенный взгляд и улыбается. — Думаешь, достаточно ли пьян, чтобы поцеловать меня? — его голос тверд, а взгляд поразительно ясен. Ванитас давно уже не пьет, а его бокал стоит в стороне. Ной так и не допивает своё вино, потому что буквально чувствует эту усмешку в конце фразы, и ему неловко. Они и так сидят непозволительно близко. Теплое бедро Ванитаса не дает сосредоточиться на своих мыслях, а тут еще и настолько прямые вопросы. Хотя Ной был бы очень не против поцеловать. Он бы убрал руку, на которую опирался, сначала на талию Ванитаса, потом, тихо и нежно, провел ниже. Огладил бедро. Услышал вздох и улыбнулся. Но это был бы другой Ной, а этот только кивает в ответ на неловкий вопрос. И Ванитас целует.