За бездушным стеклом

Тихий голос завесой отгораживал чужой мир; руки бледные протягивались навстречу практически семейно - выцветающие линии шрамов опутывали кожу. Эвр - уставший призрак - была серой и стёртой; обезличенные черта лица не складывались даже в банальную ненависть - последняя инстанция безумных и непонятых не поборола и этого. В безмолвных пейзажах Холмс находил чужой взгляд - серый молчаливо уничтожал; хотелось смешаться с местностью, избавившись от старых привычек, заставляющих полумёртвую статую Шерринфорда безумно смеяться. Она - холодная, стальная - казалась хрустальной куклой на подмостках безумного театра; здесь руки пачкались в крови и голова шла кругом - сумасшествие крупицами разносилось по воздуху - прозрачные стены изоляторы едва сдерживали обездоленных. Тонкие пальцы дрожали, музыка была верной, но бездушной и холодной; у запутавшейся девочки не было ни шанса на человечность. Эвр улыбалась, и Шерлок видел распростёртую пустоту, цепляющими пальцами брошенной и оставленной. В могильной тишине комнат звук казался мертвым и равнодушным; у Майкрофта дрожали пальцы, словно то была не сестра, а останки прошлой жизни - брат ненавидел старое и ненужное. Эвр не была хламом, просто другой; у Шерлока на периферии сознания её имя, песня-загадка и серый беспринципный взгляд - “сестра” скребло рёбра и тянулось к четырёхкамерному. Шерлок цеплялся пальцами в чужую руку, разглядывал серую бесконечность в зрачках, строил собственное - там была пустота и холодные стены отдавали льдом, словно Эвр оставила отпечатки на каждой их части; ему хотелось нацарапать собственное имя прямо над рёбрами - сестра улыбалась, рассказывала про тёплые ветра её личного Лондона, где должен был упасть тот самолёт. У Эвр безумие бледное, странное, в бесшумных шагах, тихих касаниях и наивном взгляде отчаянно-серых глаз; Шерлоку хотелось остаться. Он не был безумным или бездушным, каждое его действие - следствие эмоций, но Эвр нравилось (ей казалось так; она могла только смутно представлять) - собственных не было, а брат (он и не помнил её; только русые волосы по ветру и мёртвый не-пёс) человечный, усталый, холодный; палитра эмоций яркими пятнами по периметру бледного здания. Мориарти сделал выбор, Мориарти был целой эпохой; Эвр вглядывалась в чужое безумие, видела - он был другим, непостоянным, взрывным, обречённым на громкий успех. Шерлок рассудительный, отстранённый, ранимый, привыкающий - цеплялся отчаянно, появлялся по расписанию, был верным и нужным; она губами по чужой коже - смеялась, спрашивала, что из себя представляет мораль. У Эвр не было рамок, даже бездушное стекло не ограничивало её, она хранила миры - собственные задумки с малиновым маревом заката. Шерлок не клялся в верности, но всегда возвращался; она была больной и лишённой морали, она касалась неправильно - за рамками нормальных брато-сестринских отношений, но судьями были стены и камеры, и волнение Майкрофта значило ровным счётом ничего. Старший строгий брат не поддавался ничему, остерегался с ней разговоров; Эвр не жалела (не пыталась; не могла), у Эвр был младший, такой же побитый миром и продрогший, безнадёжный. Люди были бессмысленными песчинками, холодные объятья брата не грели; у Эвр были миры, но не было чувств. - Ты бесценная вещь, Шерлок; лучший подарок во все времена, - определяющий фактор происходящего; у Эвр забрали смешного Джима и детство, Шерлок стал единственной константой серой жизни (но она не была иной; Шерринфорд хоронил заживо). Призрак протягивал руки и улыбался, призрак потерял жизнь, в серых зрачках тлело безумие; Эвр не могла быть спасённой, кто бы не пытался возрождать мёртвых.