Сounting to infinity

Суматоха доброй сотни горластых тел вьётся вокруг него, обманывает, иступлённо вопит и рыщет иные доказательства своего фиктивного бытия постфактум. Свежий лесной воздух упрямо набивается прямо в узкие щели ноздрей, самовольно втискиваясь в его слизистые. Неориентируемые в пространстве хлопья угольно-чёрной гари обволакивают белок глазных яблок, в центре которых вольготно примостился янтарный розлив радужной плёнки. Все эти помехи взывают страстными молебнами к его органам чувств, но скоро он распустит гнилую плеяду броуновских частиц. Его прошлое изменчиво и опционально. Кем он был — несчастной жертвой, благородным войном, подлым отступником?.. Кто убил его в первый раз, к какому миру он принадлежит; всё это не более чем компактная загогулина, разместившаяся на самом верху искомого. Тоффи наблюдает за воистину огромным военным лагерем рыцарей, очевидно, посланных по его душу самой с недавних пор королевой Мьюни — Мун Неустрашимой. Именно монстр обеспечил юной экс-принцессе столь резкий скачок по карьерной лестнице, убив её мать. Сейчас же Септарсис внимательно наблюдает за раскинувшимся перед ним кластером лучших рыцарей, поражающий непроходимые чащобы неповторимым соцветием суетливого гомона, беспокойного ржания военрогов и ритмичным перезвоном тяжёлых доспехов. Тоффи склоняет голову с всегда зализанными волосами на бок, благодаря Числа за столь радушный подарок. Воистину, карма его Нумерологии непоколебима, вера в математическую бесконечность тверда, а тело неинтегрируемо. Ящер ещё раз окинул равнину пристальным взглядом. Большая часть палаток представляла из себя лишь деревянные остова, ещё не обтянутые тканью, скопище поперечных и продольных перекладин, наскоро убитых в землю. Несмотря на это, над лагерем практически с самого момента остановки переменных рыцарей экзотической птицей веяло знамя рода Баттерфляй. Переменные неистовы, аки злобливые гончии. Кругопись их сословий навеки предана анафеме шестеричной параболы. И да спасёт моё искомое Еврастихия крови Модуля Его. И да не совратят Мой Множитель неотвратимое бахвальство натуральных логарифомов, что предали лицо линейного оператора свое, воздающий горсть проса страждущему. Септарсис давно не ведал победного предвкушения, ровно как и хоть сколько-нибудь внятного тактического планирования. Это были рудиментарные атрибутики первых трёх ста пятидесяти восьми перерождений. Тангенсоиды в любом случае направят его длань. Ящер плавно съезжает с крутого склона, мастерски прячется под сенью широких листьев папоротника и нападает, безотчётно и сухо. Монстр на всей скорости сбивает дозорного, что на полторы головы выше его самого, и переменная рыцарь падает на колени, не успев даже обернуться на источник шума позади себя. Тоффи заводит лезвие серпа за голову война и медленно смакуя первое своё первое число на заданном интервале. Монстр специально рубит не слишком глубоко, он даёт воздуху со свистом выйти из взрезанной гортани. Он убивает лишь для чисел. 12, Славься корень дробей неокруглённых, 76354… Септарсис врывается в лагерь, пафосно раскинув руки в стороны. Помимо привычного делимого серпа, в левой руке у монстра оказывается компактный гладиус, которым он подрезает колено молодому коренастому пареньку, секундой ранее судорожно пытающегося нанизать ящера на некое местечковое подобие нагинаты. Сам же Тоффи разворачивается вокруг своей оси и выставляет главное орудие прямо перпендикулярно, вразрез траектории падающего тела; сила гравитации сама отсечёт голову, выделяя целую часть производного. 1276355… — Это Бессмертный! — лейтмотив сразу нескольких панических фальцетов возвещает о прибытии Тоффи куда лучше звона соударяющихся клинков. 1276356… 1276357… 1276358… 1276359… Септарсис в столь лицемерно-опостылевшей самому себе манере вбирает числа с каждым взмахом клинка. Скромно довлеющие в руках вражеских переменных жала исправно ломаются о тело Бессмертного. — Лусидорский огонь к бою! — громогласный рык шкафоподобного командира живо предваряет грубо сбитые сосуды, брошенные под ноги ящеру. Странное стекло распадается микроскопическими чешуйками, пыльцой, рутиной, и алое марево, яркое от яркого, что до этого самого мига вибрировало иступлённым тремором внутри распавшегося на хлопья неидентифицируемой принадлежности узилища, вырывается наружу; сразу же обвивая монстра непрестанно меняющимся на единицу времени вьюном. Огненная сердцевина хорошо знает своё, оплачиваемое на четверть ставки ремесло: постоянная Тоффи сгорает ровно за одну целую и одну восьмитысячную секунды. Не остаётся даже робкого напоминания в лице злопыхающего селитрой пепла. Тоффи умирает в 1921-ый раз. Числа его гибели это тоже числа, которые достойны не меньшего поклонения, чем тем, что он пожинает сам. В числах истина, в числах слава. В числах покой. Числа — единственное, что осталось у Тоффи. После 34-ой смерти он перестал ощущать ласку женщин, после 77-ой — вкус еды, после 210-ой — монстр начал терять память. Столь миров, и везде одна и та же дрянная лубянистость, фальшивость. Тоффи Септарсис приходит в себя на месте уже опустевшего лагеря. Ночь. Ветви мьюнианской ольхи нежно покачивает лёгкий ветерок, дующий со стороны мраморных шпилей замка Баттерфляй. Должно быть, Тоффи-то ощутить не может. Место сожжения ящера отмечено характерным ореолом выгоревших прогалин, вот только в следующий раз лусидорский огонь будет не многим продуктивнее всё того же ветерка. Ещё одна фальшивка, новая единица в копилку переменных. Огоньки звёзд боязливо сияют на холодном куполе небосвода, будто догадываясь, что когда-нибудь он придёт и за ними. Погасит, крепко сжав в кулаке до хтонического хруста в перевязи неразрезаемых мышц. Лишь в полной темноте Тоффи сможет наконец-то досчитать до бесконечности.