Паранойя и режим

Юри уже не первый день замечал, что Виктор ведет себя странно. Все началось примерно месяц назад, когда Виктор впервые пожаловался на бессонницу. - Я совсем не могу спать, - признался он, сидя с утра за столом и потягивая ароматный чай из большой кружки. - В смысле? – неужели японский фигурист мешает ему спать? Может, он во сне сильно ворочается? - Ну, нет желания спать, - пожал плечами мужчина и усмехнулся, - и ладно бы, если бы ты ворочался, мог бы сказать, что это один слишком милый мальчишка мешает мне спать. Но, нет, он спи-и-ит слишком крепко, - щеки 29-летнего мужчины надулись совсем как у ребенка, и Юри сначала даже облегченно вздохнул – причина бессонницы совсем не он. Но тут же в мозгу заворочалась мысль: тогда в чем дело? Может, это какая-нибудь болезнь? - Может, тебе стоит обратиться к врачу? – Виктор, почувствовав на своих плечах теплые руки молодого человека, усмехнулся. - В России, Юри, к врачам стоит обращаться только в том случае, если ты хочешь умереть не тихо и спокойно, а в страшных муках, - покачав головой, Никифоров потянулся и прижался щекой к груди японца, где участило свой стук сердце. На бледных губах расцвела довольная улыбка – ему нравилось иногда прижиматься к Юри, вслушиваться в его сердцебиение, чувствовать, как под щекой мерно вздымается его грудь, как тонкие руки перебирают прядки его серебристых волос. И Кацуки никак не мог отказать мужчине в ласке и заботе, благодаря чему решались почти все конфликты, возникавшие в их семье. Даже в самый разгар ссоры, стоило японцу подойти к мужчине и привлечь его к себе, тут же Виктор забывал все эпитеты, которые очень хотелось высказать минутой ранее, прикрывал глаза и успокаивался. И в такие моменты Юри замечал, какая же холодная у него кожа. Даже щеки прохладные. Хотя еще год назад подобного совершенно не наблюдалось. Теперь еще и бессонница… Ветер, кажется, решительно настроился загнать их втроем – Юри, Виктора и Маккачина - в квартиру. Он продувал до костей, путал волосы, которые приходилось постоянно вытаскивать изо рта из-за этого же самого ветра, вырывал зонтик. И только Никифорову все было все равно, словно он так каждый день расхаживает – в расстегнутом пальто и без шапки. Кацуки, в отличие от русского фигуриста, был закутан так, что из всего лица открытыми остались только глаза, да и те почти наполовину закрыты сползшей шапкой. - Ю-у-ури, давай зайдем в магазин и купим Маккачину вкусненького, - услышав в одном предложении «Маккачин» и «вкусненькое», пес радостно залаял и потянул Юри вперед, к своему второму хозяину. - Д-давай, - почти прокричал молодой человек, стараясь перекричать порыв ветра. - Юри, ты замерз? – полный неподдельного удивления взгляд Виктора заставил японца нервно усмехнуться. Замерз? Да он почти что окоченел! - Тогда, давай быстрее! Быстрее дойдем, быстрее вернемся домой! – схватив возлюбленного за руку, Виктор буквально побежал на свет вывески с улыбающейся нарисованной собакой. Юри же оставалось только удивляться той закалке, которой обладал его муж. И которая начинала его пугать. Не то что бы Юри был суеверным или верил в мистику. Конечно, в Японии было много различных легенд и мифов, которых боятся не только дети, но и взрослые. И хотя Кацуки никто в детстве не пугал «Бабайками» и «Бабой Ягой», как со смехом рассказывал Виктор, все равно сохранилось в душе чувство, что иногда, даже в пустой квартире, ты бываешь не один. Это ощущение еще больше усилилось, когда Виктор стал знакомить своего любимого с российским фольклором. Он увлеченно зачитывал ему сказки про Кощея Бессмертного, у которого «смерть в яйце, это ж больно, наверное, игла в яйце!», Елену Прекрасную, которую «всегда с Премудрой путал и еще в детстве не понимал, почему это две разные Елены. Только с возрастом допер!», про Леших и Кикимор, которыми «детей пугают, чтобы в лес и в поле не ходили, я вот их до жути в детстве пугался, и когда девушку в поле увидел, с криком побежал. Кто ж знал, что она загорать пришла!». И с каждым разом, с каждой новой историей, с каждым новым персонажем Юри становилось понятно, почему в России такие люди смелые – еще бы не быть смелым, когда на ночь тебе читают про Леших, Бабу Ягу, которая пытается добрых молодцев зажарить в печке, и всяких Голубых Змеек. Виктор иногда шутил, что никакие «Сумерки» или «Голодные Игры» не переплюнут русских сказок, от которых волосы дыбом иногда встают. И с каждым днем Юри все больше пугался, что Виктор превращался в кого-нибудь из этого самого, до ужаса пугающего фольклора. Последней каплей стал тот факт, что Виктор почти перестал есть. То есть, Юри за последнюю неделю вообще не видел, чтобы Виктор что-либо ел. Постоянные отмазки в стиле: «Я потом, Юри!» и «Что я хочу на ужин? Ну… Есть одно блюдо… И его я умею готовить лучше всего!» И как бы Юри себя не уговаривал, как бы ни пытался взглянуть на ситуацию с рациональной точки зрения, долгое время, проведенное в России, заставило его мозг принять тот факт, что в России достаточно мистики. - Юри? Что это за запах? – Виктор сморщил нос, заходя на кухню, и Юри с недоумением взглянул на него. - Это чеснок, Виктор… Тебе не нравится? – парень чуть отодвинулся от плиты, но целью Виктора оказалась не сковородка, а он сам. Сильные руки легли на его талию и на мгновение оторвали от земли, заставив испуганно сжать лопатку в руке. - В-виктор! Поставь… на место… - не прошло и секунды, как он оказался на твердом и прохладном полу квартиры в Санкт-Петербурге, а Виктор получил по лбу резиновой лопаточкой. - Ну, Юри, мы же с тобой столько поддержек выполняли! – обиженно надув щеки, пробормотал мужчина, все еще удерживая его в своих объятиях. - Это было на льду, мышцы были разогреты, а ты не стоял босыми ступнями на достаточно скользком линолеуме, - пробурчал японец, отмечая про себя, что на Викторе только легкие штаны и футболка. На самом Кацуки был теплый свитер, джинсы и тапки. Виктор, чмокнув молодого человека в щеку, потрепал темные пряди и присел на стул, облокотившись на стол. Его взгляд перемещался вслед за пятой точкой супруга, снующего между шкафчиками и плитой. Ну как можно было не любоваться фигурой молодого человека? Как оказалось, Юри вполне мог позволить себе наслаждаться любимыми блюдами. Просто для поддержания формы у него теперь имелись собственные тренировки, которые оказались даже более продуктивными в плане сохранения веса. - Ты будешь есть? – спросил Юри, доставая тарелки и, не услышав ответа, обернулся. Виктор, как он сам это называл, «залип». Его взгляд был направлен туда, где еще минуту назад стоял молодой человек. Вздохнув, Кацуки щелкнул пальцами перед застывшим взглядом и усмехнулся. Виктор отмер и улыбнулся, притягивая к себе возлюбленного. - Ты что-то сказал? - Я спросил, соизволит ли его Ледяное Величество поужинать вместе со мной, - фыркнул юноша, почувствовав теплый поцелуй в районе шеи. - Юри, мне нужно еще доработать программу и созвониться с дизайнером костюмов… - вздохнул Никифоров, прикрыв глаза и утыкаясь в живот молодого человека, стоящего с двумя тарелками. В японце боролись два голоса. Один настойчиво советовал сказать Виктору, что все дизайнеры подождут и он очень обидится, если они не поужинают вместе. Другой так же настойчиво советовал второму голосу заткнуться, потому что делается это все для них обоих и для Кацуки в частности. Вздохнув, парень коснулся губами прохладного лба Виктора. Пальцы прошлись по щеке, легкие прикосновения вызвали теплую улыбку на губах Никифорова. Как только Виктор вернулся в комнату, Юри присел за стол и задумался. В полутьме все казалось слегка странным, иллюзорным. Единственным источником света осталась небольшая лампа на столе – не хотелось зажигать большой свет. Юри задумчиво глядел на пятно света, расползшееся по полу коридора – мужчина в комнате вел оживленную беседу, и до Юри долетали слова «молния», «блестки» и «шифон». Глаза почему-то закрывались, и молодой человек устало протер глаза, поднимаясь. Посуду он помоет потом. Осторожно скользнув в комнату, Юри замер на пороге. На подоконнике, свесив ногу, сидел Виктор… и в то же время не он. В свете луны, лившейся из окна, его кожа казалась созданной из мрамора. Волосы отливались настоящим серебром, и от подобной красоты перехватывало дыхание. Мужчина смотрел на падающий за окном снег и неожиданно обернулся, словно бы почувствовав присутствие в комнате еще одного человека. - Юри… - голос словно звон льда, манит и завораживает. Юри никак не может отвести взгляд от мерцающих в полутьме глаз, которые почему-то кажутся бордовыми в темноте комнаты. - Юри... Подойди… - шепот, отдающийся эхом в голове японца, спускается вниз по нервам, и ноги начинают двигаться раньше, чем он успевает подумать. Медленными шагами Кацуки почти что влетает в распахнутые объятия мужчины, чувствуя ледяные руки, обхватившие его за талию. - Мой Юри… Ты чудесно пахнешь… - шепот на ухо буквально завораживал, заставляя Юри терять голову от нахлынувшего возбуждения, отразившегося лихорадочным румянцем на щеках. Мягкие губы легко скользят по скулам, вниз, к горячим губам юноши, утягивая в медленный поцелуй, неторопливый и неспешный до того момента, как Никифорову сносит крышу, и язык проникает меж разомкнутых губ, напористо лаская, слегка покусывая. Юри отвечает пылко, жадно, на мгновение отбирая первенство, ведет и неожиданно чувствует, как язык касается длинного и острого клыка. Виктор коварно ухмыляется в поцелуй, и в одно мгновение японец чувствует прохладные пальцы в волосах и опаляющее дыхание напротив бьющейся жилки на шее. Клыки пронзают тонкую нежную кожу, и с губ срывается громкий стон, огласивший комнату. - Виктор! – Кацуки вскидывается и распахивает глаза, тяжело дыша. Перед ним – тарелка с недоеденным ужином, вилка упала на пол. Пальцы касаются шеи – все чисто, никаких следов укуса, вообще ни царапины на коже. С тяжелым вздохом он падает обратно на стол, а в кухню заглядывает обеспокоенный мужчина. - Все хорошо? – голубые глаза смотрят с беспокойством, Юри мотает головой, все еще будучи не в силах привести дыхание в норму. Виктор зажигает свет и присаживается перед Юри, который с оттенком страха смотрит на него. - Что случилось? Юри? – молодой человек протягивает руки и неожиданно для мужчины приподнимает его верхнюю губу. В карих глазах плещутся недоумение и облегчение, и это приводит Никифорова в еще большее замешательство. Резко выдохнув, Кацуки обнимает возлюбленного за шею, чувствуя легкие поглаживания по спине. - Я чем-то напугал тебя, мой хороший? - Витя. Ты… Ты только не смейся. Ты же… не вампир? – выпаливает молодой человек куда-то в шею. Виктор не смеется. Он обеспокоенно отстраняет от себя юношу и касается губами лба. - Температуры вроде нет. Это точно были опята? - К-какие опята? – недоумение на лице Юри бесценно, но в данный момент Виктор больше обеспокоен состоянием своего возлюбленного. - Не знаю, Юри, но мне кажется, у тебя галлюцинации. С чего ты взял, что я вампир? – юноша сбивчиво что-то бормочет, уткнувшись в грудь мужчины. - Я… ты перестал есть… спать… не устаешь совсем… а еще не мерзнешь совсем… И мне сон приснился… И чеснок… - на мгновение воцарилось молчание, которое, казалось, могло разорвать барабанные перепонки своей тяжестью. - Вампир… я… серьезно… - Виктор начинает смеяться, содрогаться от смеха, и Юри неловко улыбается, глядя на мужчину, который никак не может успокоиться. От смеха по щекам полились слезы, и Никифорову пришлось потратить пять минут, чтобы отдышаться. - Но ты так скривился от чеснока! И тебе не холодно! И не спишь… - прошептал Юри, которого отсмеявшийся Виктор притянул к себе, крепко обнимая. Уткнувшись носом в грудь мужчины, Юри вслушивался в стук сердца, чувствуя, как остатки страха отступают. - Юри, ты больше не будешь читать сказки на ночь, твоя японская психика не выдержит, - усмехнулся Никифоров, подхватывая молодого человека на руки. - И чтобы не снились кошмары, мы с тобой отправимся в теплую постель… И там ты поймешь, что я очень даже «живой», - мурлыкнул на ухо возлюбленному Виктор, чувствуя обхватившие его за шею руки. - Витя! – возмущенно воскликнул японец, чувствуя пальцы, забравшиеся под свитер. - Что? – лукавый взгляд голубых глаз скользнул по очевидному возвышению на джинсах. - Неси… быстрее, - прошептал смутившийся парень, прикрывая глаза и стягивая очки. - Тебе так понравился мой вампирский образ? – шепот над самым ухом заставил тело покрыться мурашками и шумно сглотнуть, - может, мне купить бутафорские клыки и красные линзы, ммм? – получив легкий шлепок по губам, Виктор ухмыльнулся, повалив молодого человека на кровать. Быть вампиром, может быть, очень круто. Но чувствовать рядом с Юри течение жизни гораздо лучше вечной, даже самой богатой событиями, жизни. «И все-таки», - думал Виктор, поглаживая теплую щеку задремавшего Юри, - «режим дня пора основательно привести в норму. Пока у него психика не полетела окончательно». С этой мыслью молодой человек прикрыл глаза, погружаясь в спокойный сон.