Такой разный. Но такой любимый.

Вот уже месяц как мы с Виктором живем на съемной квартире. Месяц был насыщенный и даже по началу непривычен.  Я долго не мог привыкнуть к сбивчивым словам « Я люблю тебя и ты меня тоже » Виктора после смены, я не мог привыкнуть к тому, что в его руках начинаю чувствовать себя марионеткой. Он управлял моими чувствами. Фигурист ловко снимал с меня футболку и пальцами проводил по ключицам, а после переходил к волосам и перебирал каждый мой локон, приговаривая как же я хорош, от чего сразу бросало в дрожь. Грубые пальцы нежно скользили по моей щеке и пощупывали пухлые губы. Виктор всегда делал это уверенно. Без капли стеснения. А глаза его в это время сияли, то ли от гордости, то ли вообще не пойми от чего. Я буквально таял, когда Виктор вплотную прижимался ко мне и шумно выдыхал в шею. Но я не мог вымолвить и слова, хотя в мыслях я репетировал целые речи. Я просто не мог. И Виктора это расстраивало. Но голубоглазый был и совершенно другой. Серьезный и суровый. В его глазах не мелькал тот самый огонек, который кажется даже сможет зажечь поток воды. Он был тихий в те моменты. Теперь его очередь была молчать. Всегда когда я пытался завести диалог, он получался примерно таким: — Э, Виктор? — Да, Юри? — Что случилось? — Ничего… И после этого фигурист вставал из-за стола и уходил. Как же мне хочется знать, что творится в его голове. Хочется узнать все, вплоть до грязных мыслишек. Я всегда думал, что Виктор для меня — это раскрытая книга, но как оказалось, это не так. Он переодически закрывается, а потом открывается при порыве ветра. Когда все налаживалось, возвращался мой самый любимый Виктор. Это милый Виктор. Когда он со спины обнимал меня, не чувствовалось никакой похоти и животной страсти, как тогда.  И повторял вновь и вновь « Я люблю тебя и ты меня тоже ». Нежно, с любовью. А не властно и будто требующе. Холодными вечерами, он сворачивался клубочком у меня на ногах и тихонько сопел, от чего я умилялся. Когда пробуждался, всегда чмокал меня в щеку и хихикал. Тепло. Спокойно. Хорошо. Только вот без похоти Виктор не Виктор. Бывало даже когда он приходил с работы дико уставший, у него оставалось сил раздеть меня на барной стойке. И опять я ничего не смог сделать. Это же Виктор. Он всегда любил, когда я медленно тянул его за волосы, прижимая к своей груди, куда он привычно шумно выдыхал. Глаза его как всегда сияли, а язык часто скользил по его губам. А я убегал от его взгляда. Просто не мог видеть такого Виктора. Возбужденного, дикого. Потому что если увижу — я просто не знаю, что с ним сделаю. Меня очень заводил этот взгляд.  Даже слишком. Как все наслаждение заканчивалось, парень начинал вести себя так, будто ничего и не было и мы просто мирно попивали чаёк. Такой разный. Но такой любимый. Виктору было иногда грустно. В эти моменты я как ошпаренный бегал по квартире и искал все возможные развлечения, но кроме теплого пледа ничего не находил. Я всегда аккуратно закутывал фигуриста в ткань, а тот лениво перекатывался и тихо шмыгал носом. Когда дело доходило до слез, я садился на его колени и крепко обвивал его шею своими руками. Моё тело дрожало, как и его. Хотелось самому сесть на пол и рыдать  от безысходности. Я не мог видеть такого Виктора. Порой Витя исчезал на несколько дней, недель. По началу я ужасно переживал, был в замешательстве, но родственники парня мне объяснили, что порой Виктору нужно побыть наедине самому с собой. Как же я был рад, когда мой парень возвращался со своего «отпуска» и буквально вис у меня на шее. Как правило, заканчивалось такое возвращение падением, а потом долгой бесонной ночкой с диким Витей. Традиция. И все-таки, каким бы он не был, милым, серьезным, грустным, похотливым, веселым — он всегда будет моим. Моим Виктором.