Ведьма.

Она была странной. Это не заключалось в какой-то вещи или манере поведения, она была просто странной, да и выглядела несколько чуднò. Некогда светлый балахон потемнел и приобрёл странный коричневато-зелёный оттенок. Местами пятна складывались в причудливый рисунок. В растрёпанных волосах мелькали осенние листья рябины. Казалось, она не чувствовала пронизывающего до костей холода зимы. Она, словно марионетка, танцевала под безжизненным светом стылой луны. Руки и ноги от снега давно покраснели, и она не обращала на это внимания, продолжая легко двигаться. Я не понимал, зачем она каждое полнолуние танцует среди снега. Я не понимал, зачем каждый раз прихожу наблюдать за танцем с смертью; она даже не замечала моего пристального взгляда. Ещё у нее была странная манера говорить, она часто меняла тему, болтая сначала о ненавистных бабочках, а потом резким скачком переносилась на историю того, как на её балахоне появились ярко-красные пятна. Иногда она вовсе не произнося ни слова, просто заливается смехом. Если честно, я никогда не интересовался причиной её веселья. У неё в целом понятие «веселье» отличалось. Она не любила, когда я начинал петь и когда проявлял к ней нежность, я мог начать обнимать ее, она всё равно отстранялась, противно сморщив лицо. И часто давала мне подзатыльники. Мне иногда кажется, что там успела вырасти не одна шишка. Она до безумия любила страсть: она могла кричать до хрипоты, о том что я лжец, и как она меня ненавидит, а потом она жадно целовала в губы и больно кусала за шею. Меня удивляла иногда острота зубов. А потом грязно шептала «Ты мой!» и я понимал, что я люблю её, люблю так, как не полюблю никого другого… Знаете, любовь, может, и светлое чувство, но иногда не хочется чувствовать вообще. Ведь даже самые светлые и яркие чувства и эмоции приносят боль. Я часто думал об этом, но плохо представлял, что это означало. До встречи с этой ведьмой я не задумывался о вопросах любви. Как-то не до этого было. Поляна, на которой она танцевала зимой, была нашим местом встречи. Просто потому, что ведьма любила спать на мягкой голубоватой траве, которая появлялась тогда, когда девушка ступала на снег. Да и какие мысли у неё в голове? Не задумывался как-то, а зачем, если не пойму? Ведьма любила говорить загадками. Когда ее подготавливали к сжиганию, я слышал, что палачи кричали: «Гори в вечном пламени бездны!» Они и пытали её, наносили кровавые, ноющие и колющие порезы на руки чистым серебром, поили святой водой и кормили едой, в которой был мышьяк. Я тогда не успел и попал только под конец. Когда всё это было? Как будто жизнь назад. Хотя возможно это было так. Вместо старого грязно-белого на ведьме был огненная одежда, кожа почернела, волосы сгорели. И смех. Жуткий, надрывный смех перерастал в бешеную истерику и разнёсся эхом от невидимых стен. Я не плакал, всё до абсурда казалось смешным. Они серьёзно намеревались сжечь ведьму? Настоящую, а не очередную девчонку с рыжими волосами и зелёными глазами, которая родилась такой и не владеет магией! Абсурд! Какой же это восхитительно-тонкий абсурд! Меня ещё больше повеселило, когда всё закончилось, и народ разошёлся, довольный сожжением ведьмы. Которая уже через секунду бессовестно играла в карты со Смертью, пытаясь выторговать у неё новое тело, а то «Это слегка поизносилось». — Слушай, Ведьма, ты у меня каждые сто лет просишь новую жизнь, достала уже! Совесть-то надо иметь, — причитала Смерть, покачивая головой и поправляя чёрные волосы, щекотавшие бледное лицо. Я не выдержал и разразился громким смехом, выдавая присутствие, и Смерть секунду смотрела на меня с шоком, переводя взгляд на ухмыляющуюся ведьму несколько раз. И выдала. — Какого чёрта? — Только его нам не хватало! — чуть ворчливо протянул я, стараясь не смеяться Смерти в лицо. Жить-то охота! — И где ты, Ведьма, его только нашла? — недовольно пробормотала фигура в чёрном балахоне. — Я его не находила, — покачала головой ведьма. — Он сам как-то смог пройти через барьер, — собеседница недоверчиво на неё посмотрела, мол, действительно, взял и прошёл? — Без понятия, как у него получилось. Он обычный человек. Хотя, каким чёртом он тебя видит, я тоже не знаю. — Нда, на тебя странные личности липнут как мухи на мёд! — хихикнула Смерть. — Не твой, вот и завидуешь! — уголки губ приподнялись. — Больно надо! — в голосе пробежались нотки обиды. Я смотрел и наслаждался представлением. Это было забавно. Хотя и пугало. Всё же моя Ведьма играла в карты со Смертью, как-то ждать её нового перерождения мне невмоготу. Но если мне снова не повезёт, я буду ждать, снова и снова, как и обещал. Когда же это было? Как будто жизнь назад. И это было точно так.