Память осоки

      1.              Ортегу разбудил тихий стук. Многолетняя выучка помогла ему подскочить и приготовиться отразить любую атаку, но мыслями он всё ещё летел сквозь мокрый туман над болотом, предвкушая скорую победу.       «Победу? Над кем?..»       Было холодно, даже слишком. За французским окном, которое закрыл Сантьяга, мокрый снег заваливал зеленеющий газон.       Ортега припомнил, что, вернувшись с задания, отправился не к себе на квартиру, а в спальню в загородном доме Сантьяги, надеясь неплохо провести остаток ночи, но постель оказалась пуста. После быстрого сканирования стало ясно, что комиссар где-то поблизости — судя по всему, в лаборатории. «Что ж, не буду его отвлекать», — подумал Ортега и стянул одежду, решив немного подышать холодным воздухом в приятной тишине. Короткая медитация расслабляла, но никогда раньше Ортега не засыпал. Даже будучи сильно уставшим.       «Странно».       — Ничего не нашли, — зевнул Ортега в ответ на вопросительный взгляд. — Промокли только.       «В этом… болоте».       Сон, распавшийся на смутные воспоминания, вдруг вспыхнул так ярко, что Ортега едва успел закрыться. Сантьяга мог почувствовать лишь резкую смену настроения: от рассеянности до смятения и острого неприятия, — но хватило и этого.       — Интересная реакция на «ничего», — ровно заметил он.       — Дурной сон.       — Не сочти за бестактность: ты пришёл сюда поспать?       Сантьяга не язвил, а именно уточнял, ведь иногда Ортега, в самом деле, отправлялся сюда ради пары часов сна.       — Нет. Я пришёл к тебе.       Первая ослепляющая страсть осталась в далёком прошлом, но желание время от времени видеть друг друга наедине и делиться чувствами нисколько не ослабло. Порой чаще, порой реже встречи заканчивались в постели. Боевые маги всегда относились к сексу просто. Боевые маги, прожившие сотни и тысячи лет, в принципе слабо представляли, как эта сфера жизни может стать поводом для ревности или ссоры.       «Или может?» — шепнул незнакомый голосок.       Ортега нахмурился.       Сантьяга, спокойный ещё секунду назад, подобрался и словно стал выше. Его тень — так и вовсе взвилась под самый потолок.       — Если позволишь…       Он ещё не сделал шаг, а Ортега уже понял: не позволит. Всё внутри противилось тому, чтобы открыться Сантьяге.       «Он тебя предал. Берегись! Он — предатель. Он обменял твою жизнь на…».       — Ортега!..       Всё заволокло туманом — густым, непроглядным, мертвенно-зелёным. Утопая в нём, Ортега упорно перебирал в уме арканы, яды и наркотики со схожим эффектом, но ничего не находил. В чём точно не осталось сомнений, так это во времени: последние несколько часов.       «Что же всё-таки люды искали в болоте на самом деле?»       Повышенная магическая активность в том районе тайги не была редкостью, Зелёный Дом часто проводил там масштабные эксперименты, но с появлением Ярги к каждой мелочи приходилось относиться с подозрением. Вместе с фатой Егорией, обер-воеводой Светланой и двумя молодыми феями Ворожеей и Дариной туда отправился командор войны Герман Штейн и сам Ортега. Чуд входил в круг ближайших друзей магистра и не стал бы портить отношения с Тёмным Двором. Оставались зелёные ведьмы. Егория отпадала в силу убеждений и почтенного возраста, а вот Светлана вызывала подозрения. Должность она получила недавно, во многом благодаря непростой ситуации, сложившейся во дворце. Зная характер женщин Люди, несложно было представить, что, стремясь выслужиться и дальше, обер-воевода убедила одну из девушек совершить опрометчивый поступок. Или просто приказала.       С феями Ортега провёл наедине больше всего времени: сначала отгонял комаров от Ворожеи, пока она сопела над арканом усиленного поиска, довольно сложным для вчерашней выпускницы, а потом пришёл на помощь Дарине, с визгом провалившейся в трясину по самую грудь. Эта фея выглядела младше, однако вела себя гораздо уверенней подруги и, пожалуй, могла бы легко помочь себе сама. Ортега подумал об этом уже после, когда она, вызволенная из беды, прижалась к нему и выдохнула на ухо горячую благодарность.       Даже слишком горячую.       Но такую приятную.       С едва уловимым запахом каких-то болотных трав.       «Идиот».              …Погоня продолжалась. Промозглый полдень, затянутый пеленой тумана, не мог сбить Ортегу со следа.       «Он близко. Здесь. Совсем рядом».       Последний рывок в сторону — и Ортега поймал его в свои объятия.       — Догнал, — Ярга лениво улыбнулся. — Что дальше?       Вместо ответа Ортега склонился к запрокинутому лицу и забрал свой приз. Ярга отвечал на поцелуи охотно, но с ленцой, растягивая каждое прикосновение губ к губам и то и дело раздваивая язык. Здесь они дошли до самого дна, научившись наслаждаться победами друг над другом, — единственным утешением, доступным двум пленникам.       «Пленникам?»       — Разве ты забыл? — вкрадчиво прозвучало возле уха. — Твоя свобода в обмен на спокойствие Нави.       «Верно».       Сквозь болотный туман Ортега снова увидел кабинет комиссара в стиле хай-тек, где состоялся тот спокойный, как будто бы будничный разговор. Противостояние князей закончилось ничем. Были силы равны или нет, но Ярга признал, что лучше томиться в плену, чем повелевать столь ничтожным миром. Решил подождать времён, когда навы окончательно зайдут в тупик и сами обратятся за помощью к древнему гению. Он пожелал лишь другую, более просторную темницу да приятную компанию. Сказал, что за десятки тысяч лет одиночество успело ему наскучить. Сантьяга не растерялся и предложил достойную кандидатуру.       «Предатель!»       Туман скрадывал черты комиссара, а светлый костюм казался белым коконом, из которого глухо прозвучало:       — Ради блага Нави.       Ради блага Нави Ортега, не задумываясь, отдал бы жизнь. То есть, принял бы смерть. Но спорить с силой, знающей только один — самый прямой — смысл однажды произнесённых слов было уже слишком поздно. Ортега отдал жизнь — и теперь его жизнь принадлежала этому месту, как и жизнь Ярги.       Среди мокрых трав, обнимая Легенду, прижимаясь к нему в надежде получить хотя бы немного тепла, Ортега не чувствовал даже злости. Была усталость. Была тоска. Было удовольствие, низменное и притягательное. Рега всегда казался ему излишне небрежным, но с царственными движениями Ярги это несовершенство завораживало. Глядя на него, Ортега вспоминал игры чёрных аспидов. Больше песка они любили только весеннюю грязь, и стоило неопытному чудскому наезднику на учениях на секунду отвлечься, как его грозная чешуйчатая тварь тут же падала брюхом в ближайшую лужу и начинала елозить, издавая низкое сладострастное рычание. Драконы не знали стыда — в отличие от своих хозяев, мгновенно краснеющих до самых ушей.       Стон Ярги был схож с драконьим рыком. Не по звучанию — по сути.       Они ласкали друг друга до исступления. Там, в настоящем мире, не имело значения, чем они заняты, и сколько пройдёт тысячелетий, прежде чем оба поднимутся с пружинящей земли, затянутой мхом, или станут вжиматься в неё ещё глубже, стягивая потяжелевшие от влаги комбинезоны. Ортега представлял, что только что закончился бой, и они — живые — нашли тихое место за ближайшей кочкой среди осоки и затхлого болотного дурмана, чтобы освободить друг друга от томительной тяжести, медленно перетекавшей из кистей рук в плечи и спускавшейся вдоль позвоночника. Тяжести, прижимавшей к земле. Тяжести, от которой тело стремилось избавиться любым способом.       Одних поцелуев и ласк было мало. Не прерываясь, Ортега обхватил свой член.       — Уже готов? — смешок подлил масла в огонь.       «Остановись, Ортега, ты не должен…».       «Это он ничего мне не должен».       «Он?»       «Сантьяга…»       Чёрные намокшие волосы, болотные травы, грязный след от ладони на скуле, придавленный и блестящий от влаги мох, их стоны, далёкие крики выпи, — всё смешалось и словно отошло на второй план. Собственное желание вдруг показалось Ортеге слишком ярким и немыслимым для этого места с его потухшими красками, запахами и звуками. Продолжая ласкать стоящий член, он прижался щекой к груди Ярги, но там царила тишина. Ортега замер. Мокрая взвесь в воздухе разом стала неприятной, а объятия любовника обожгли холодом. Князь тихо и жутко рассмеялся, прижимая к себе ещё теснее, всё глубже погружаясь в мох.       — Нет!       — Ради блага Нави, — прошелестел ветер над ухом.       «Разве это благо?»       Незавидная судьба — стать таким же холодным, как Ярга, и не чувствовать ход крови в венах, забыть тепло своего дыхания. Стать призраком, втайне желающим только вечного покоя.       «Никто этого не заслужил!»       «Проснись!»       Чёрный взгляд, уже не принадлежавший Ярге, пронзил не хуже прямого меча. Ортега сжал зубы — такой резкой и настоящей была эта боль. Он истекал кровью и словно вытекал вместе с ней. Освобождался. Становился лёгким как туман, а после и вовсе исчез, в последнем рывке устремившись к тёплой улыбке на знакомых тонких губах.              Очередное пробуждение далось тяжело. Глаза никак не хотели открываться.       — Дарина, — пробормотал Ортега.       Сквозь уходящий сон он понял, что бесхитростно жмётся к Сантьяге в поисках тепла. Словно, и правда, с головой окунулся в болото, а после основательно продрог под мелким изматывающим дождём. В нормальном состоянии можно было абстрагироваться от этого всепроникающего холода, но в нормальном состоянии ему и не пришло бы в голову сомневаться в правильности решений, принятых комиссаром.       — Эту прелестную фею уже доставили в Цитадель, — отозвался Сантьяга, даже не думая отодвигаться. — Представьте себе, «Память осоки». Я не сталкивался с этим арканом со времён людской империи.       Ортега с трудом открыл глаза. Он хотел узнать подробности, но вместо вопроса выдал только невнятное мычание.       — Аркан схож с «Поцелуем русалки», если вам интересно, — услужливо продолжил комиссар, — но более сложный и старый. Уже тогда многие считали его утерянным вместе с остальными техниками воздействия, которые ведьмы практиковали до обретения Источника.       Ортега кивнул. Как и другие цивилизации, люды отказались от замысловатых и громоздких заклинаний в пользу более простых. В большинстве случаев маги предпочитали потратить чуть больше энергии, но получить быстрый и надёжный результат.       — Чего она добивалась?       — Интересный вопрос, ответ на который я тоже хотел бы знать, но прямо сейчас мне любопытно другое, — Сантьяга издал смешок. — Для того чтобы завершить первую часть аркана, нужно нанести на тело жертвы пыльцу… Дарина прикасалась к вам?       — Я вытащил её из болота.       — И только?       — Она шепнула мне на ухо благодарность.       Сантьяга хмыкнул, соглашаясь, что и сам не устоял бы перед искушением помочь хорошенькой фее, а после обсудить с ней забавное происшествие в более приватной обстановке.       — Дарина звонила, — продолжил он, — когда закончила вторую часть заклинания. Пришлось немного побыть вами: сначала мне, по телефону, потом Боге, уже на свидании.       Сантьяга выглядел спокойным. Просто дежурная ирония. Но Ортегу, знавшего его даже не первую тысячу лет, было сложно обмануть. Сейчас с ним говорил вовсе не комиссар Тёмного Двора, а давний любовник, и тепло между двумя телами стремительно превращалось в жар.       — Моим прекрасным обликом пользуются все, кому не лень.       — Хотите сказать, пора на этом зарабатывать?       Возмущённый взгляд только ещё больше развеселил Сантьягу:       — Тёмный Двор неплохо бы озолотился.       Грязные шуточки насчёт темперамента Ортега недолюбливал ещё со времён обучения, хотя и признавал, что заводится от них даже быстрее, чем от самых откровенных ласк. Только один мог безнаказанно использовать этот запрещённый приём. Тот, чей облик он придавал инкубам ещё учеником. Тот, перед кем он больше всего боялся выглядеть недостойно. Тот, за кого он и сейчас умер бы, не раздумывая.       «Сантьяга».       Они теснее прижимались друг к другу, и с каждым мгновением мысль о скользких чешуйчатых гадах в болотной грязи вырисовывалась всё чётче.       — Расскажи, что ты видел.       Самый интимный тон из возможных, и просьба, неотличимая от приказа. Ортега едва не застонал.       — Я не настаиваю, — мягко заметил Сантьяга, подразумевая, что не настаивает лишь до некоторых пор, — но зелёные ведьмы издавна манипулируют чувствами, и тебя явно задело за живое.       — Обычный бред.       — Когда-то «Память осоки» едва не свела меня с ума.       Ортега нахмурился, и тогда Сантьяга уже непритворно удивился:       — Неужели есть что-то, что ты боишься мне рассказать?       Дело было не столько в страхе, сколько в словах, которые никак не желали сойти с языка. Ортега словно побывал на самом дне. Тешил свои самые низменные стороны. Давал волю самым нелепым и неприятным фантазиям.       — Я наскучил тебе своими недостатками, и ты нашёл способ от меня избавиться, — наконец ответил он.       В наступившей тишине Сантьяга медленно провёл пальцами по его руке к плечу, по шее, по щеке. Ортега закрыл глаза. Ему стало спокойно — как становилось всегда, когда он позволял себе не скрывать чувств. Не было сказано ничего нового. Сантьяга давно всё знал — как про его любовь, так и про немногочисленные слабости, — и не осуждал. Только из раза в раз спокойно напоминал, что настанет день, когда Ортега освободится и от этого. Сможет открыть сердце Тьме по-настоящему. Сможет подняться ещё выше, одновременно погружаясь в её глубину.              Если верить стрелкам на часах, они пролежали так восемь минут. По внутренним ощущениям времени прошло гораздо больше. Ортега окончательно пришёл в себя, и сон уже не казался ему таким отталкивающим. Кое-что из увиденного он бы с удовольствием повторил.       Услышав подробности, Сантьяга ответил:       — В болоте? Не скажу, что мысль об этом приводит меня в восторг, но при случае не откажусь, а сейчас, — он посмотрел в сторону окна, где продолжала бушевать непогода, — я предпочёл бы что-то более… привычное.       Привычными в представлении любовника с тысячелетним опытом порой оказывались довольно интересные вещи вроде взаимной мастурбации с завязанными глазами и непременным использованием не менее десятка арканов такого раздела магии, говорить о котором было принято лишь находясь в одной постели или же во время научных диспутов. Ортега оставил выбор за Сантьягой, и не пожалел: отдаваясь ему, бесстыдно рыча от удовольствия, он освобождался почти как во сне. Сантьяга владел им полностью: его телом, его душой и даже его страстью, которую направлял, как лучник направляет стрелу в далёкую цель, — и тем доводил до исступления. Он не использовал Ортегу, а искренне и просто любил. Как если бы в нём не было ничего дурного. Как если бы эта любовь не была чем-то, о чём не говорят вслух. Уже ничего не думая, яростно насаживаясь на член и пытаясь как можно скорее кончить самому, он кричал — и знал, что Сантьяга наслаждается этим криком.              В завершении, лениво целуясь после пережитого оргазма, Ортега всё-таки раздвоил язык.       — Наскучил мне, говоришь? — хмыкнул Сантьяга, не скрывая удовольствия.       Он был не против продолжения прямо сейчас, но почти сразу раздался звонок из Цитадели — в допросе феи случился интересный поворот.                     2.              Дарина уже не выглядела такой самоуверенной, как на болоте, но держалась достойно. Смелая, отчаянная девчонка. Если бы не настоятельная просьба, Ортега не остался бы в комнате допросов. Он скорее согласился бы продолжить дело дознавателя, чем стоять за спиной комиссара безмолвной тенью и просто смотреть, как обнажается чужая душа.       Из короткого доклада Дэги, работавшего с ней, стало известно, что фея не отрицала вину, но изрядно повеселила его предложением рассказать всё, что знает о перевороте в Зелёном Доме, в обмен на защиту князя Тёмного Двора или хотя бы быструю смерть. Смех смехом, однако нав был вынужден сообщить об этом Сантьяге, и тот принял решение продолжить допрос сам.       После ухода дознавателя, Дарина сообщила, что оказалась втянутой в интриги не по молодости лет, а по глупости своих подруг, которые болтали при ней много лишнего. Что в страшном сне не могла представить себя причастной к нападению на покои королевы Зелёного Дома и уж тем более — женщины, дающей жизнь. Что после приказа обер-воеводы заманить Ортегу в ловушку окончательно поняла: выбор невелик. Можно либо отдать жизнь бесплатно, либо поторговаться.       — Какую же цену вы назначите за предательство? — уточнил Сантьяга.       «Какую цену один предатель назначает за другого?»       — Я хочу пережить смуту.       — И только? — комиссар удивлённо поднял брови. — Не боитесь продешевить? Или надеетесь, что в Зелёном Доме никто не догадается о том, что вы сделали?       Голос звучал серьёзно, но в том, что Сантьяга просто издевается, не осталось сомнений. Он не оценил наглость юной феи, и она это поняла. Дарина долго молчала, собираясь с мыслями, и ответила — неожиданно тихо и спокойно:       — Я надеюсь, что если Зелёный Дом уцелеет, хотя бы одно право в нём останется неизменным: право Белой Дамы быть свободной от прошлого.       Ортега мог поспорить, что этого Сантьяга ожидал меньше всего. Теперь наравне с неприязнью комиссар испытал неподдельный интерес:       — Удалиться от Тайного Города для колдуньи всё равно что умереть.       Дарина подняла взгляд. Ясные зелёные глаза. Она смотрела за спину Сантьяги, думая, что там никого нет. Смотрела так, словно прожила не два неполных десятка, а несколько тысяч лет. Смотрела в лицо своей смерти.       — Нет, — фея медленно покачала головой, — не всё равно.       — Откуда вам знать?       Ответ был очевиден, но Сантьяга хотел его услышать.       — Я дочь Белой Дамы.       — Она научила вас «Памяти осоки»?       Дарина дрогнула. Её глаза заблестели от едва сдерживаемых слёз. Ортега увидел в них неподдельную обиду и горький укор: «Зачем спросил, если знаешь?», — и пожалел, что остался. Если это была ловушка, значит, он попался дважды.       Всё произошло быстро: фея не успела моргнуть, как Сантьяга оказался у неё за спиной. Одно точное движение — и она закашлялась, выплюнув на пол белую капсулу размером с четверть ногтя. Оболочка тут же лопнула, по комнате распространился неприятный резкий запах, но без прямого контакта со слизистыми оболочками этот яд был не страшен. Судя по тяжёлому взгляду и заострившимся ушам, комиссар едва успел.       — Не стоит искушать судьбу, Дарина. Ещё одна выходка вроде этой, и вы не сможете даже моргнуть без разрешения.       Она всхлипнула, не поднимая головы.       — Откуда вам известен аркан «Память осоки»?       — Я не могу об этом говорить.       — Вы сами пожелали сотрудничать с Тёмным Двором.       Сантьяга привычным движением достал белый шёлковый платок и передал Дарине. Утерев слёзы, она призналась:       — Обер-воевода Светлана хотела, чтобы я использовала «Заговор Слуа». Её не волновало, что ваш помощник наверняка успеет построить защиту и если не убьёт меня на месте, то уж точно отправит в Цитадель. Предложив альтернативу, я лишь хотела… уменьшить свою вину.       — Очень интересно, — Сантьяга сузил глаза.       — «Память осоки» неприятный аркан, но не смертельный, — Дарина сосредоточилась, словно повторяла заученную мудрость. — В былые времена любая уважающая себя женщина проходила испытание «Памятью», а любой уважающий себя мужчина просил колдуний дать ему шанс.       — Продолжайте, — комиссар всё ещё стоял у неё за спиной.       — Сила и слабость идут от земли, — она глядела куда-то сквозь темноту. — Осока лишь напоминает об этом. Вашему помощнику ничего не угрожало — я смогла бы провести его сквозь мутные сны.       — Не думаю, что Ортега просил вас о подобной услуге.       — Уж точно он не стал бы меня за это убивать.       — Я бы сказал, что вы самонадеянны, но… — усмехнувшись, Сантьяга бросил в темноту: — Ортега, ваше мнение?       Мнение Ортеги лежало на поверхности: он хотел схватить негодницу, перенести куда-нибудь на берега Ангары и не выпускать из объятий в ближайшую неделю, невзирая на здравый смысл и собственную нелюбовь к зелёным ведьмам. Возможно, его разжалобили бы мольбы о пощаде, но чутьё подсказывало, что в этом случае у него скорее попросят добавки.       Дарина нахмурилась, силясь разглядеть Ортегу в темноте.       Кашлянув, он ответил:       — Я не сильно пострадал.       Она этого не видела, но комиссар не стал скрывать улыбку:       — В проницательности, Дарина, вам не откажешь. Что интересного вы можете сообщить Тёмному Двору о перевороте в Зелёном Доме?       Её взгляд вспыхнул и тут же застыл:       — Я слышала, как Всеведа говорила с Яргой и назвала его своим господином.              Ортега редко присутствовал на быстрой и формальной для навов церемонии — передаче свитка допроса. Берегиня трона Зелёного Дома и жрицы встретили тёмных крайне холодно и, даже когда настала пора диалога, говорили не больше необходимого. Лишь один раз Всеведа позволила себе отступить от общей линии, с затаённой надеждой, обращённой скорее к остальным колдуньям, в глазах которых хотела возвыситься до заботливого лидера Семьи, сказав:       — Дарина — юная и неопытная фея. Не отрицая её вину, смеем ли мы надеяться на милость со стороны Тёмного Двора?       — Предатели не заслуживают милости, — вежливо ответил Сантьяга. — Насколько мне известно, в Зелёном Доме бытует схожее мнение. Но вы, Всеведа, можете не переживать: мучить девушку не пришлось. Едва речь зашла о Ярге, она раскусила капсулу с ядом, против которого бессильны даже наши мастера. Он убил её за считанные секунды.       — Немыслимо, — Берегиня покачала головой.       — Юные умы чаще поддаются искушению, а нашему общему врагу есть, что им предложить.       — Вам удалось определить яд?       — Похоже на «Белую смерть», изобретённую вашими предками.       «В основном, для самоубийств».       Ортеге доводилось видеть парочку, и этого хватило. В Тайном Городе яд был под запретом последние две тысячи лет, но время от времени находились зелёные ведьмы, желающие проверить древний рецепт в действии.       — Мы проведём внутреннее расследование и сообщим о результатах, — произнесла Всеведа.       — Благодарю, — кивнул комиссар. — И сожалею, что нить, ведущая к разгадке замыслов нашего общего врага, снова оборвалась.       Сантьяга лгал. И Ортега видел, как эта ложь становилась бальзамом для колдуньи, за считанные месяцы прошедшей путь от затрапезной фаты до без пяти минут королевы. У неё не было и половины того таланта, благодаря которому юная фея обвела его вокруг пальца.       «Можно воспользоваться ситуацией, можно построить блестящую интригу, но нельзя изменить свою суть».       Всеведа так и осталась крепким винтиком в чужой системе.              На обратном пути Ортега разглядывал противную слякоть за окном автомобиля и прикидывал, как долго над ним будет подшучивать Сантьяга после интрижки с Дариной. Обеспечить безопасность феи комиссар ему уже поручил. Даже не пытаясь скрыть иронию. В отместку Ортега взялся за дело с невероятным рвением — и без малого через час предъявил клонированное тело, неумолимо разъедаемое белой плесенью, вместе с отчётом для второго советника, где объяснял причины, по которым на Дарину был наложен аркан, полностью закрывающий её от всех известных видов поиска, включая поиск по генетическому коду, но применяемый крайне редко по причине большой затраты энергии.       — «Полная завеса», — непритворно покачал головой комиссар.       — Странно набрасывать «Пчелиный рой» на фею, которая якобы мертва.       — Ортега, позвольте нескромный вопрос: вы обращаете внимание только на тех женщин, которым удаются нападения на вас?       — С чего вы взяли?       — К этому выводу меня подталкивает статистика. Сами посудите, та наёмница, Аглая…       — Это было три сотни лет назад!       — А Вивьен Анри из ложи Мечей?       — Её брат струсил, и она пришла на дуэль вместо него.       — Ясмин Пальярес? — улыбка комиссара стала шире.       «И эту помнит!»       — Случайное стечение обстоятельств.       — Ортега, она выстрелила вам в голову…       — Я убил парня, с которым она сбежала, и двух масанов-преследователей из Саббат, которым прислуживала её семья.       — …и попала.       Ортега развёл руками, признавая свой промах. Ясмин не собиралась в него стрелять, только угрожала, как может угрожать любая девчонка, первый раз взявшая в руки пистолет и при этом отродясь не обидевшая никого крупнее мыши. Просто неудачно поскользнулась в луже шампанского. Бывает. И нажала на курок.       — Я к тому, — продолжил Сантьяга после красноречивого молчания, — что с девушками можно знакомиться гораздо проще.       — Не дадите пару уроков? — съязвил Ортега.       — С удовольствием. Как только выиграем партию целиком.       — Полагаете, развязка близка?       — Да, — комиссар весело оскалился. — Ярга придумал достойный план, но выбрал плохих исполнителей. На его стороне только старые обиды и ненависть. А это мы уже проходили.       Ортега согласно хмыкнул. Именно так всё и было.