Бойня на пустыре

— Что опять несёт этот чокнутый старик? — устало спросил Макар. Дед надоел ему несказанно: он являлся по паре раз в неделю и лопотал что-то невменяемое. Его прогоняли, но он приходил снова и снова. — Да опять чушь какую-то, — с досадой отозвался Трофим, начальник охраны. — В психушку бы его сдать, деда. Бормочет про духа горы, кровавые жертвы и нас всех накажут. — Дед, — Макар поглядел в выцветшие старческие глаза почти ласково. Обижать ветерана не хотелось; кто знает, может, лет через пятьдесят и он будет таким? — Какой дух? Какой горы? Ты где здесь гору-то видишь? Горы — вон там, — он показал рукой, — а здесь земля ровнёхонька. Какие кровавые жертвы, дед? Это скотобойня, передовые технологии, ты котлетки любишь кушать, а? — Ты бойню свою на горе поставил, неуч, на горе! — лопотал старик; что-то булькало у него в горле. — Это гора, хуч тебе и не видно! И там, в горе, Хозяйка сидит, дух, а ты на неё кровь льёшь! Ты, что ли, книг совсем не читал после букваря? — Дед, если я сейчас начну целую скотобойню переставлять, да все разрешения заново получать, да всем, кому положено, лапы смазывать, ты знаешь, сколько денег уйдёт? Кто мне за это заплатит, ты, что ли, с пенсии своей? Да пусть тут хоть сто духов хоровод водят и раз в неделю сжирают у меня одну корову целиком, вместе с костями, мне это дешевле встанет. — Да если б она твоих коров сжирала! — покачал головой старый псих. — Она же дух, пойми ты! Кто может знать, что ей в голову взбредёт, если у неё и головы-то нет? — Слушай, Трофим, посади ты его в машину вежливо и отвези домой. Нет сил моих больше, я старость уважаю, но вот те крест, рано или поздно прибью его. И скажи его родне, пусть врачу деда своего покажут наконец. — Хорошо, Макар Сергеевич. Макар опустился в кресло и взялся за голову. Открыть пятую скотобойню было, конечно, полегче, чем первую или вторую, но всё равно непросто. Каждый новый встреченный им чиновник сперва требовал такие взятки, что они даже в самом лучшем случае окупались бы лет восемь. Приходилось напрягать связи в этом регионе — не бесплатно, конечно, — чтобы слегка унять аппетиты очередного крокодила, на всё это уходило время, разговоры приходилось вести в той манере, которую Макар, человек простой, ненавидел. Можно было попросить провести переговоры Рудольфа, вот уж кто умел обстряпывать всю эту дипломатию, но услуги Рудольфа оплачивались по почасовой ставке. Довольно высокой, хотя, надо признать, он отрабатывал каждую копейку. В общем, хлопот хватало, а тут ещё этот дед... В другое время Макар бы, может, и посмеялся над глупостью суеверного старика, но сейчас почему-то не смеялось. Вместо этого в голову лезли мысли о происках конкурентов, подославших под видом дурака шпиона или диверсанта, и хотелось раз и навсегда навести порядок, показать дремучим жителям этого забытого богом городишки, кто здесь хозяин. В целом к нему здесь относились хорошо, но были люди — он хорошо это видел, — которые его сторонились. Вплоть до того, что переходили на другую сторону улицы, когда видели его или его людей. Это раздражало, но пока что руки не доходили разобраться с наглецами. И как будто какая-то злая сила толкала Макара под руку, нашёптывала, что деда надо просто сбросить в старую шахту, или как там правильно называются эти дырки в земле, и забыть о нём. Макар не поддавался: старость нужно уважать, а что ветеран малость свихнулся на закате жизни, так это с каждым может случиться. Следующее утро принесло новые новости. Напуганные работники буквально за руки Макара тянули, торопили, как будто найденная туша могла наброситься на них и покусать. Он шёл, ворча, что из-за ерунды его отвлекают от важных дел, но когда оказался на месте, ворчать перестал. Зрелище действительно было не для слабонервных. Разрубленная на три части каменная туша коровы, на которой словно бы запеклась кровь — прямо в камне, — потрясала воображение. — Вы правда, что ли, с какого-то хрена начали здесь туши рубить, а не в разделочном? — помолчав немного, спросил он. — Так вы ж сами велели в облсовет мяска подогнать, Макар Сергеич! — взвыл старший смены. — А в разделочном своя работа, некуда там ещё и это приткнуть, мы и решили, что разрежем тут на полутуши, а потом аккуратненько нарубим... — А кто рубил? В смысле, за резаком кто стоял? Макар гордился тем, что у него на бойне использовалась новейшая техника, настоящие немецкие резаки, мгновенно, а главное — правильно разделявшие туши. Но до полной автоматизации процесса никак не доходило: здесь не хватало места, чтобы запустить конвейер. — Семён Ярославцев стоял, — отвёл глаза старший смены. — И где он? Что говорит? — Ничего он не говорит, Макар Сергеич. Исчез, будто его и не было. Наружу не выходил. Никто не знает, где он. — Понятно. Конкурентов у Макара, понятное дело, хватало: скотобойни — дело прибыльное. Но до сих пор его матёрые кадровики, с которыми он прошёл огонь и воду, вполне успешно отсеивали шпионов и саботажников, пачками присылаемых теми, кто был недоволен его успехами. Неужели промахнулись? Но как можно протащить сюда этакую здоровую каменюку? Да ещё и не одну, а три? Макар присмотрелся. Зелёный камень с разводами, словно забрызганный кровью... — А ну погоди! — он прищурился. — А это не малахит ли? Работники переглянулись. — Чо? — спросил Трофим, как обычно, сопровождавший своего босса. Обычно он разговаривал нормально, если включалось «чо?», это означало, что Трофим находится в крайней растерянности. — Малахит, — повторил Макар, — он огромных деньжищ стоит. Считается, что его здесь уже не осталось. — То есть нам вроде как подарок сделали? — непонимающе хлопнул глазами Трофим. — Или просто не поняли, что эта штуковина ценная. Вот, ты же не знал. Не стоит недооценивать противника, — Макар похлопал по каменной коровьей жопе, — но переоценивать тоже не годится. Надо найти того, кто на месторождении малахита сидит; это и есть наш, как говорится, недоброжелатель. — Да, Макар Сергеевич, — с готовностью отозвался Трофим. — Найдём, Макар Сергеевич. О малахитовой туше, понятное дело, особо не распространялись, однако местные как-то сами узнали. Теперь затащить их на бойню стало совсем невозможно, даже на хорошую зарплату. Макар чертыхался, но возил таджиков. Пришлось даже выкупить домишко под общагу для них. Таджики каменных коров не боялись, работали себе и не жужжали. И самое главное — когда снова заявился взбалмошный дед, они улыбались ему, кивали, чтобы уважить старость, но не понимали ни слова из того, что он говорил. В итоге дед сплюнул в сердцах себе под ноги и ушёл восвояси. В общем-то Макар даже понимал, почему этот дед так его раздражает: обидно было. Скотобойня — дело сложное, грязное, но нужное для людей, а люди-то как раз и воротят нос, мол, не хотим, чтобы эта гадость рядом с нами была. Котлеты есть хотим! Но что ради них скотину забивают, даже знать не желаем. Те, кто это делает, — убийцы! Макар, привыкший смотреть правде в глаза и не любивший скрывать от себя что-нибудь неприятное, злился и норовил читать морали тем, кто морщил нос и переходил на другую сторону улицы. Сдерживался, конечно, кому его морали нужны, но обидно было. На самом деле дед этот дурацкий был проблемой очень мелкой, в чём Макар убедился, не прошло и недели. Кто-то проник на его бойню с уже настоящей диверсией, которая больше походила на теракт. Макар приехал сразу, как только ему позвонили. Когда его джип подруливал к бойне, занимался рассвет. На место Макар почти бежал. Шутки ли — вся ночная смена... Третий цех забоя выглядел страшно. Всюду кровь — по стенам, даже на потолке; на полу она засохла узорчатыми разводами, как на том камне, который совсем недавно с таким трудом отсюда вытащили. По углам валяются оторванные человеческие головы. Макар подошёл, взял одну за волосы. На мёртвом лице застыло выражение безотчётного ужаса. — Что с ними сталось? — хрипло спросил он. Ответил незнакомый тип, судя по всему, эксперт-криминалист: — Похоже, у них резко повысилось давление, как будто их надули кровью, как воздушные шарики. Они и лопнули. Как воздушные шарики. Менты произвели на Макара странное впечатление. С одной стороны, они явно были шокированы. С другой, ему постоянно казалось, что они знают, кто всё это натворил, кивают понимающе: да, да, этот мог. Ему, ясное дело, не говоря ничего. К тому же, прямо из цеха забоя пропало ни много мало два десятка коров. Просто исчезли, как корова языком слизала. Макар поставил усиленную круглосуточную охрану. Собрал совещание и хорошенько припугнул всех, до кого дотянулся. Посулил ментам хорошую награду, если отыщут того, кто устроил этот беспредел. Менты качали головами и обещали постараться. Макар им не верил. Коров Макар нашёл сам. Будь у него не такое крепкое здоровье, он бы после этого точно в дурку загремел. Коровы мирно паслись на лугу за городом, он увидел их, когда ехал на другую свою бойню. Оторопев, Макар остановил машину; этих коров он узнал сразу: на них стояло клеймо специальной краской, такие ставили, отбраковывая скотину для бойни. Он вышел из машины, сам толком не зная зачем; одна из коров подняла голову и жалобно замычала. Что-то загрохотало, задрожала земля, заходила ходуном — и вдруг разверзлась, и вся скотина мягко, будто на эскалаторе, опустилась вниз. После чего земля вернулась на место, и даже трава с цветами выглядела нетронутой. Так это Макар, конечно, не оставил, но никаких скрытых люков и эскалаторов в этом месте не было. Он нагнал технику, там, куда пропало стадо, выкопали здоровенную яму, раздолбали камень, но всё было чисто, никаких следов человеческой деятельности. Макар метался, не понимал, что думать, у кого просить совета. Даже свечку в церкви поставил. А потом наткнулся на бабу с коровьей головой. Это было уже слишком, такие, если Макар ничего не путал, только в египетских сказках водились, но она была настоящая! Стояла у стены его собственного кабинета и глядела на него. Тогда Макар и решил, что кто-то, видать, очень хочет его в психушку засунуть. — Врёшь, не возьмёшь, — пробормотал он, сжимая кулаки. — Возьму, — прозвучал женский голос у него в голове. — Возьмуууууу... Макар сбежал тогда, не выдержал. И наткнулся прямо на полоумного деда, который ухватил его за рукав и залопотал что-то про кровь, желания убиенных и что им всем конец, если не выберутся. Макар тогда здорово на него наорал, вырвался и выбежал на улицу. «Надо всё-таки снять офис в городе», — мелькнуло в голове. Раньше он не собирался задерживаться здесь надолго, наладит дела на бойне — и назад, но, похоже, дела придётся налаживать дольше, чем он надеялся. — Макар Сергеевич! — окликнул его Трофим. — Поглядите. Он указывал рукой на здание бойни. Макар посмотрел — и похолодел: части стены не было. — Что за херня здесь происходит?! — заорал он. — Кто это делает?! Трофим глядел на него озадаченно и, кажется, немного испуганно. Он сам сейчас был похож на корову, которая уже начала понимать, что попала не на другую ферму, а туда, где её превратят в мясо. «А вдруг и правда превратят? — подумалось вдруг. — Вдруг это бойня для нас всех?» Он тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. — Трофим! Деда этого можно как-то упаковать в психушку или он нам до смерти на нервы действовать будет? — Я поговорил с роднёй. Они вызвали его сына, он какой-то там профессор, должен приехать и разобраться. — Скорей бы. Когда очередной цех был разрушен огромными коровьими рогами, которые проткнули его насквозь и на которые были нанизаны в живописных позах рабочие, начался апокалипсис. Увольнялись все подряд; в конце концов в полном составе ушёл отдел кадров. — Знаете, Макар Сергеевич, — Трофим мялся, но всё же говорил, — я не знаю, кто это так на вас озлился, но мне кажется, лучше сдаться. — А то и ты уйдёшь? — резко спросил Макар. Они стояли посреди полупустой бойни, точно посередине, и рассматривали вздыбившийся пол. Глубоко вниз уходила огромная дыра старого рудника. Деревянные перекрытия там сгнили так основательно, что было совершенно ясно: по ним даже ребёнок не спустится, а не только десяток коров, которые исчезли отсюда два часа назад. Трофим отвёл глаза. — У меня семья, Макар Сергеевич. Жена, дети. Я не хочу... вот так. Ладно бы ещё за дело, а тут... Сами не понимаем, что это, кто, что им нужно. — А я говорил тебе, говорил! — раздался дребезжащий голос, который Макар ненавидел всей душой. — Я говорил: уходи отсюда, беда будет! Сколько людей ты погубил, дурак? Полоумный старик надвигался на Макара, потрясая кулаками. Тот сначала хотел закричать: «Кто его сюда пустил?», а потом подумал, что, собственно, его задержать-то некому, разбежались работнички. — Ты кровью напоил духа, дурак! Дух не человек, он пьёт кровь и слышит тех, кто её проливает! Коровы твои чего хотят? Уйти отсюда, и чтобы вас всех разорвало, вот оно и сбывается! Она же не человек, она не рассуждает! Макар понимал: надо просто уйти, что возьмёшь с психа, глупо на него сердиться. Но он совсем недавно видел эти страшные, искорёженные тела, оторванные головы, оскальзывался на разбросанных по полу кишках, собирал осколки костей, разорванных непонятной, чудовищной силой, и слова деда, весь этот кошмар приписывавшего персонажу детских сказок, казались ему кощунственными. — Замолчи! — закричал он. — Замолчи, психованный! Тут люди умерли, а ты со своими баснями лезешь! — Это не басни, это тайная, запредельная сила, ты не понимаешь. Говорю тебе: уходи отсюда! Уходи! Отсюда! Дурак! Он не хотел. Он никогда этого не хотел, но в тот момент злость была сильнее него, а этот противный, брызжащий слюной дед казался таким отвратительным. Он наверняка имел ко всему этому отношение, иначе зачем сейчас он здесь? Наняли, заплатили... Макар взревел и, легко ухватив деда за грудки, бросил вниз, в дыру под ногами. Тот не сопротивлялся. Летел вниз и орал: «Уходи отсюда!» Потом раздался удар, и всё затихло. На миг. Казалось, вся бойня пришла в движение. Заскрипели стены, захлопали двери. Земля дрожала, и в какой-то момент Макару послышалось, что кто-то там, внизу, сыто чавкнул. А потом всё исчезло. Бойни не стало — она просто растворилась в воздухе. Макар и Трофим стояли посреди пустыря, точно такого, каким он был до того, как здесь вырыли котлован под фундамент, заделав все эти старые дыры. Они безумно озирались, пытаясь найти кого-то, что-то, хоть что-нибудь! Но здесь не было никого и ничего. Только они и кучка рабочих, таких же перепуганных; они переминались с ноги на ногу и явно подумывали дать дёру. С визгом затормозила машина. Из неё выскочил мужик в костюме и очках, в сердцах хлопнул дверцей. — Я опоздал! В его голосе было что-то такое отчаянное, что Макар мигом пришёл в себя. — Вы кто? — хрипло спросил он. — Я профессор Мартынов. Вы убили его, да? Моего отца? — О чём вы... — начал Трофим, но Макар перебил его. — Если ваш отец — тот полоумный старик, который донимал нас всё это время, то да, я его убил. Простите, я не хотел. Он набросился на меня с кулаками... В общем, он свалился в дыру. Он уже много лет не говорил «Простите». Но, чёрт возьми, он правда не хотел убивать деда! Из последних сил не хотел. Он посмотрел под ноги. Почудилось, будто земля сыто рыгнула. — Пойдёмте отсюда, — сказал профессор. — Ради бога, пойдёмте. Никому не дано знать, что ещё она натворит. — Вы тоже, что ли, будете нести эту чушь про духа горы? — прорычал Макар. — Это не чушь, к сожалению. Мы не знаем, что это за сила и откуда она здесь, но существование духов горы подтверждается разными независимыми исследованиями. Садитесь в машину, я расскажу вам; ваши сотрудники, как я вижу, уже сами разобрались. Макар оглянулся и увидел, как таджики, лопоча что-то по-своему, набиваются в старенький автобус, который он прикупил, чтобы возить их на работу и с работы. — Садитесь, не бойтесь, я не сумасшедший и ничего дурного вам не сделаю. Отсюда надо уезжать, да поскорее. Поколебавшись ещё немного, Макар всё же полез в машину. Трофим уселся рядом. — Я — доктор культурологии, как и мой отец, — рассказывал профессор, выруливая на шоссе. — Мы исследовали Хозяйку, местного духа, и пришли к выводу, что она относится к редкой группе духов. Видите ли, многим божествам приносили — и приносят — кровавые жертвы, но обычно это делается для того, чтобы они исполнили желания тех, кто отдаёт им жертву. А некоторые духи, напитавшись кровью, начинают исполнять желания жертв, и наша Хозяйка именно такая. Мы с этнографами анализировали фольклор про неё; она появляется именно тогда, когда с людьми, работающими на руднике, ведут себя жестоко, избивают, издеваются по-всякому. Иными словами, ей начинают приносить кровавые жертвы, не осознавая этого, и она пробуждается, а потом начинает восстанавливать справедливость, как она её понимает. Скажите, вы видели её? Макар помолчал, потом нехотя ответил: — Я видел женщину с коровьей башкой. В зелёном платье и с бубенчиком на шее. Профессор кивнул, не сводя взгляда с дороги. — Вот видите, она очень зависит от того, какую именно жертву ей приносят. Вы щедро полили гору коровьей кровью — мы называем это место горой, на самом деле это как бы гора наоборот, растущая в землю, а не из земли. И вот Хозяйка принимает образ коровы, хотя более привычен ей всё же человеческий, и начинает исполнять то, что способна истрактовать как желания коров. Мой отец понимал, что вы не поверите, и решил развернуть ситуацию тем способом, который был ему подвластен. — Что вы имеете в виду? — Макар уже почти не хрипел. Очень хотелось водки. — Он решил стать жертвой, — просто ответил профессор. — И в момент насильственной смерти очень-очень захотеть, чтобы бойня просто исчезла. Он надеялся, что вы не станете отстраивать её заново на том же месте. — Откуда вы всё это знаете? Он вам сам сказал? — Да. Письмо написал, я нашёл в его комнате. Я приехал сегодня, очень надеялся, что успею, но... Очень жаль, что так вышло. Я вас не обвиняю в его смерти, вас можно понять, вы были в нестабильном психическом состоянии, а он может кого угодно до состояния аффекта довести. Но я вас прошу: не надо здесь строить новую бойню. Этот кошмар не прекратится. Макар молчал. Может, это и происки конкурентов, но, ей-богу, у него не был сил бороться дальше. Профессор высадил их с Трофимом в городе, возле офиса, который Макар снял всего на полгода — как знал. Высадил и уехал, пообещав не выдвигать обвинений и списать смерть отца на несчастный случай. Трофим смотрел настороженно. Макар вздохнул и положил руку ему на плечо. — Я всё понимаю, браток. У тебя жена, дети. Ради семьи можно и кореша бросить, я бы сам так сделал. Если я уйду отсюда, останешься со мной? — Останусь, — не раздумывая ответил Трофим. Помялся и добавил: — Только это, Макар Сергеевич. Прежде чем строить новую бойню, ну, где-нибудь в другом месте, давайте сначала спросим, что там раньше было, а? На всякий случай. — Обязательно, — кивнул Макар. — Ну их к чёрту, духов этих. Оба посмотрели в сторону пустыря с опаской. — И, наверное, отпуск возьми, Трофим. После такого отдохнуть надо. На море съездить, на пляже поваляться... — Только, пожалуй, не в Египет, — нервно хохотнул Трофим. — А то там, говорят, фараоны. — Не, фараонов нам не надо. Вещи собрали быстро; дольше оформляли бумаги о закрытии бойни. Наконец, можно было уезжать: в городишке Полевском их больше ничего не держало. Таджиков удалось убедить, что попалось просто дурное место, тем более другие бойни работали исправно, так что уезжали тремя машинами и автобусом. Пылила плохая дорога, тихо матерился шофёр. Макар смотрел в окно, за которым быстро сгущались сумерки. В какой-то момент ему показалось, что посреди пустыря, от которого он усилием воли не отвёл взгляд, стоит стройная женщина с коровьей головой и внимательно смотрит ему вслед.