Еще одно обычное расследование

      В Анк-Морпорк совершенно неожиданно вернулась зима, с которой горожане распрощались было еще на Страшдество. Бродячие собаки с радостным повизгиванием ловили падающие снежинки и поскользнувшихся прохожих. Крокодилы в порту стали как никогда похожи на бревна. Вороны с крыши Башни Искусств летали по городу и сварливо жаловались на ломоту в суставах – большинству птиц давно перевалило за сто лет. Суеверные горожане, помнившие легенду о том, что, когда Незримый Университет лишится всех птиц, башня обрушится, распахнутся врата, из которых повалят армии монстров, а Анк выйдет из берегов, заботливо снабжали воронов вязаными шарфами и мазями в жестяных банках. В отличие от катастроф из священных текстов, потопы происходили регулярно и приносили куда больше убытков, чем легионы всех Темных Богов и Князей Зла, вместе взятые.       Слой быстро тающего снега – какого угодно цвета, только не белого, – на целые сутки парализовал работу Гильдии Нищих. Попрошайки, бубнители и выпрашиватели настолько решительно собирались выйти на улицы, что Королевское Страховое Общество, клиентами которого они недавно стали, испугались убытков и договорились с главой Гильдии, Королевой Молли. Белошвейки же, наоборот, собрали почти рекордный доход.       Где-то там, на улицах, хлюпала, возмущалась и торговалась за каждый полпенса жизнь, а командор Городской Стражи Сэмюель Ваймс вот уже десять минут как торчал посреди лавандового цвета гостиной и кивал, когда его жена Сибилла Овнец представляла своих знакомых. Происходи это сборище в особняке Овнцев, Ваймс мог бы сбежать на кухню под благовидным предлогом присмотра за поварами, но сейчас он был гостем.       Лорд Растерзай, приветствуя Ваймса и Сибиллу, выглядел несколько смущенным, но принимать у себя командора Стражи не опасались только любители скандалов. Растерзаи принадлежали к жуликам старой закалки – древним семьям благородных кровей, как их отрекомендовала Сибилла. Прежде Ваймс ни с кем из них дела не имел – что могло означать как то, что они воровали по-крупному, так и то, что нынешнее поколение было фантастически ленивым.       Следом за хозяевами Сибилла представила коренастую пожилую особу в пенсне, господина в жилете канареечного цвета, похожую на вешалку в мюзик-холле даму с тремя дочерьми и очень полную молодую пару. Примерно половина из них попыталась втянуть Ваймса в разговор фразой «Как вам нравится патина на этих щеботанских подсвечниках?». Сибилла каждый раз вовремя наступала мужу на ногу, и тот отвечал, что в Анк-Морпорке хватает своих хороших мастеров. Хотя хотел ответить, что подсвечники не помешало бы почистить.       На его взгляд, в прихожей и гостиной было слишком много вещей, которые нормальный человек назвал бы «старыми». Но в этом была вся психология аристократов – если два поколения не удосужились заметить рассохшуюся оконную раму, третье объявляло её антиквариатом.       Особняк Растерзаев был почти таким же огромным, как родовое гнездо Овнцев, хоть и не настолько старым. В Анк-Морпорке вообще было не больше дюжины зданий старше Овнец-холла. И всё это было буквально забито совершеннейшим антиквариатом – даже очудноземские закуски, подававшиеся в глубоких мисках и с маленькими вилочками, были приготовлены из коровы, забитой в прошлом веке. Если бы не новая краска на стенах и потолке, Ваймс всерьез беспокоился бы, не упадет ли им на головы фамильная крыша.       Люди вокруг обменивались друг с другом ничего не значащими фразами и туманными намеками. В дружеских приветствиях и комплиментах было больше яда, чем в аптеке, уставленные малосъедобными «легкими» закусками столы зловеще скрипели. Но при этом все выглядели совершенно счастливыми. Все, кроме Сэма Ваймса.       Он страдал на этом приёме только ради жены. Сибилла была бы рада, сумей он завязать хорошие отношения с кем-то из присутствующих– или просто поговорить хотя бы четыре минуты. Но большая часть джентльменов знала друг друга если не с пеленок, то с частных школ, куда их ссылали родители. Солидные мужчины из Гильдии Купцов и Галантерейщиков же воспринимались Ваймсом не иначе как подозреваемые.       Кроме того, у командора была еще одна, самая важная причина чувствовать себя не в своей тарелке. Возле камина с фарфоровым наперстком, в который кто-то догадался налить кофе, стоял Его Светлость патриций Анк-Морпорка.       По крайней мере, его присутствие действовало не только на Ваймса. Лорд Силаччия уже дважды подходил к камину и пытался своим громким голосом втянуть патриция в обсуждение каких-то своих дел. Тощий как жердь, будто подкопченный епископ Бога Огня и Старший Жрец слепого Ио – брат и двоюродный племянник хозяина – отбросили былые разногласия и попытались втянуть лорда Ветинари в спор о том, насколько ужасным богохульством являются свободные големы, которых пока было всего три или четыре штуки. Остальные гости старались держаться на другой половине зала.       Наконец, патриций отделался от Силачии и жрецов фразой «Увы, я заглянул всего лишь выразить почтение хозяйке», допил свой наперсток кофе, сделал комплимент свежести зерен и направился к дверям. То, что его путь пролег мимо замершего с бокалом сока в руках Ваймса, можно было объяснить только общей несправедливостью мира. Ну и еще тем, что от Ваймса гости тоже старались держаться подальше, а значит и разбегаться с пути было особо некому.       – О, сэр Сэмюель, – поравнявшись с Ваймсом, патриций изобразил удивление. – Вы всё еще тут.       – Сэр, – только и мог ответить Ваймс. Можно было подумать, от него ждали какого-то иного ответа. Многолетние рефлексы требовали от командора при виде высокой черной фигуры сделать отчет, но он напомнил себе, что сейчас они оба просто гости. Он надеялся отделаться коротким приветствием, но патриций только приподнял уголки губ вверх на долю миллиметра и поинтересовался:       – Не обнаружили ли вы, сэр Сэмюэль, – патриций всегда обращался к Ваймсу, как к рыцарю, зная, что его это раздражает, – в этом доме какого-то ужасного преступления?       – Сэр, – Ваймс нахмурился. Если он действительно слышал, как Ветинари пытается шутить, то сок, который он выпил, успел забродить.       Патриций ловко увернулся от вина, выплеснувшегося из бокала спешащего к ним гостя.       – Сэр Сэмюель, это лорд Малый Гиппопотам, временно замещающий Дракона, Короля гербов, на посту главы Гербовой палаты. Сэр Гиппопотам, это командор городской стражи Сэмюель Ваймс, – представил он Ваймса и неловкого человека друг другу, после чего продолжил путь прочь из зала.       – Бедный, бедный Дракон, – сокрушенно покачал головой новый знакомый и попытался пригубить из опустевшего бокала. – Этот жуткий пожар совсем сломил его, вы знаете? Кстати, спешу выразить вам благодарность от всей Палаты за ваши попытки его погасить… Не помню, выслали мы благодарственное письмо или нет…       У Ваймса заныли виски. Он даже не стал гадать, что стояло за внезапным поступком патриция – месть за сгоревшие архивы или желание вывести его, Ваймса, из себя?       Он обернулся было к жене в надежде, что она возьмет болтуна на себя, но Сибилла оживленно разговаривала с какой-то моложавой дамой в роскошных серьгах и с брошью на покрытой кружевами груди. Такие безделушки с резными профилями – не то камения, не то камелии – всегда напоминали Ваймсу маленькие надгробия.       – Только между нами – я хочу выразить своё восхищение ролью, которую вы сыграли в прекращении этого нелепого фарса с войной за Лешп, – временный глава гербовой палаты понизил голос. – Вы представить себе не можете, сколько работы по установлению порядка наследования на нас свалилось бы, поумирай все основные наследники в песках. Кто-то, конечно, сказал бы, что это наш шанс напомнить о значении палаты для города… но работать пришлось бы в спешке, а спешка порождает путаницу. Я снова говорю только о себе, как некрасиво. Правда, что сериф Клатча обратился к вам за помощью в реформировании городской стражи Аль-Хали?       – Что-то подобное посол упоминал, – Командор пожал плечами. Кроме того, посол в очень цветистых выражениях рассуждал о важности торговли между двумя странами – и с целым архитектурным ансамблем прикрас о процветающей «подобно опухоли на вымени верблюдицы» контрабанде. Вряд ли клатчец всерьез надеялся, что совместными усилиями её удастся полностью прекратить – контрабанда и пиратство появились в тот момент, когда первая лодка переплыла узенькую реку, чтобы её владелец, прародитель Достабля, смог продать подгнившие яблоки и позеленевшее мясо людям, которых еще не успел отравить. Задержи власти Анк-Морпорка и Клатча все корабли, на борту которых провозилось что-то лишнее, – и море опустело бы.       Однако с тех пор, как начался шум вокруг Лешпа, анк-морпоркские моряки возомнили, что пока они вывозят ценности из Клатча и привозят в Анк-Морпорк, всё в порядке. Это просто проявление патриотизма, компенсация за потери, а Клатч не обеднеет. Хотя, когда их ловили на ввозе пары лишних тонн капусты на пустынный берег, моряки принимались утверждать, что это всего лишь гуманитарная помощь разоренному войной соседу. В любом случае новому серифу такое положение дел не нравилось, и даже патриций начинал многозначительно приподнимать бровь, упоминая портовую таможню.       Лорд Малый Гиппопотам всё еще пылал желанием общаться. Он подозвал необычно низкорослую и бородатую служанку, разносящую напитки, и обратился к Ваймсу голосом, исполненным трагизма.       – Я слышал, кодекс запрещает восстанавливать герб вашего предка?       – Меня мало волнуют эти старые доски с ребусами, – резче, чем хотел, ответил Ваймс. От навязчивого знакомого слишком несло вином, и выдержка самого Ваймса с каждой секундой разговора поддавалась всё большим испытаниям.       Временный глава Гербовой палаты, однако, и не подумал обидеться.       – О, как я вас понимаю! – понизил он голос до неразборчивого пылкого шепота и ухватил командора за рукав. – Не стоит принимать такое близко к сердцу! Герцог Анкский вправе затребовать для себя новый герб, и в кратчайшие сроки. В этом городе десятки семей, которые мнят себя благороднее богов на Дунманифестине, и которые теряли или изменяли свои гербы не один раз! Конечно, об этом не принято упоминать, но уж в нашей-то палате всё помнят. Вы, я полагаю, здесь ни с кем не знакомы? Позвольте просветить вас, сэр, в благодарность за вашу помощь в устранении Драко… последствий пожара.       И, придвинувшись поближе к Ваймсу, принялся самозабвенно перемывать кости присутствующим.       – Взять, к примеру, хозяев дома. Лорд Растерзай сам из себя ничего не представляет, но, говорят, финансовый гений. Еще пять лет назад всё имущество Растерзаев было заложено. Я лично приобрел у лорда портрет его бабки. Более красивой женщины я в жизни не видел. А какая собачка была у нее в руках!.. – лорд Малый Гиппопотам перевел дух и высморкался в платок со сложной вышивкой в углу. Ваймс успел рассмотреть гербовый щит и шлем. Очень похожи на тот, который украл со склада Шнобби.       – Или возьмем, как всегда, отсутствующего мужа леди Офелиии, с которой сейчас разговаривает ваша супруга, – с энтузиазмом экскурсовода на выставке диковин продолжил новый знакомый. – Лорд Карл Златолобстер – сын потомственных послов в Орлее. Прежде их фамилия была Златокраб – потому он и изображен на гербе, висящим над котелком и с пучком розмарина в одной клешне. Правда, золото с краба пришлось ободрать, чтобы заплатить карточные долги двух поколений…       Ваймс припомнил, что в его детстве в городе было несколько очень вонючих рыбных лавочек – «Солености Златокраба». Сразу стало ясно, как лорд пополнил опустевшую семейную казну. И почему они сменили фамилию – не могут же блистательные господа владеть очень прибыльной, но дурно пахнущей торговой компанией. Когда из порта в магазинчики на углу улицы Паточной шахты привозили очередную телегу, полную не переживших долгий путь деликатесов, у всех котов в округе случался экстаз.       Теперь Ваймс стал прислушиваться к шепоту Малого Гиппопотама более внимательно – следовало понять подноготную собравшейся в этом доме шайки.       – А вот и сам Карл, – протянул болтун, указывая бокалом. – Снова Силаччия просил его вложиться в военный флот. Безнадежное дело – он богат, как Креозот, но скуп, как кто-то из клатчских богов… не помню имени.       Сибилла, ноздрей которой достиг идущий со стороны Ваймса запах алкоголя, поспешила закончить разговор и вернулась. Малого Гиппопотама присутствие дамы не смутило. Ваймс подумал бы, что тот её не заметил, если бы можно было не заметить Сибиллу, одаренную фамильными габаритами Овнцев. Временный глава Гербовой палаты пребывал в собственном мире.       – Или вот наша прекрасная хозяйка, леди Матильда, в девичестве Подковерная… – он нетрезво хихикнул. – Да, «Растерзай» всяко лучше такой фамилии. Помнится, она поспешила выскочить замуж, едва над пансионом благородных девиц зазвенели колокола выпускного.       Сибилла поморщилась, не одобряя подбор слов, и принялась разгонять веером винные пары. Кисть её двигалась настолько размеренно, а движение воздуха было таким мощным, что Ваймс задумался, не преподавали ли в щеботанской школе благородных девиц греблю.       – В леди Растерзай чувствуется благородная клатчская кровь, – уже благожелательнее продолжил Малый Гиппопотам. – Помнится, её дед был выдающимся молодым офицером, которого взяла в плен варварская принцесса. Подковерным пришлось продать половину своих земель, чтобы заплатить за него выкуп – зато в Анк-Морпорке он вернулся уже с наследником и пятьюдесятью верблюдами. Семье чуть не пришлось поменять фамилию.       – Когда я была маленькой, эту историю пересказывали только когда были уверены, что дети и дамы уже спят, – со светлой грустью вздохнула Сибилла. – Но у отца всегда был громкий голос.       Она деликатно отцепила руку навязчивого просветителя от сюртука Ваймса и поинтересовалась у Малого Гиппопотама здоровьем его матушки. Ваймс испытал прилив благодарности.       Впрочем, уже через минуту его взяли в клещи жрецы. Духовенство Анк-Морпорка хорошо знало, кто протянул големам руку помощи. Командор сумел вырваться, проскользнув за спиной старой дамы в платье времен Патриция Булбуса. Такие платья пользовались популярностью у благочестивых жён рыцарей, которые любили отлучиться в военный поход лет на пять-десять, а потом нагрянуть домой без предупреждения, потому что интендант продал все палатки, сменных лошадей и еду. Колокола за окнами начали отбивать четыре часа. Ваймс поздравил себя с маленьким личным рекордом – обычно к этому времени он или успевал расстроить Сибиллу своей несдержанностью, или уже сбегал в патруль. Однако его терпение подходило к концу.       Ваймс заступил дорогу первому попавшемуся на глаза лакею и поинтересовался:       – Меня никто не спрашивал?       – Как вы догадались, сэр?! – вытаращился тот. – Только что два стражника велели немедленно позвать вас!       – Они вошли через парадную дверь? – уточнил Ваймс и, дождавшись кивка, пошел прощаться с женой.       По иронии – которая стала результатом того, что Слепой Ио выкинул двойку, а Афроидиота десять, плюс два за глубокое декольте – ровно через час после отбытия командора Стражи в доме Растерзаев произошло преступление.

* * *

      – Я слышал, Гильдия воров собирается пересчитать ставку откупа для частных домов c более чем восемью окнами, – пробормотал в бокал с шампанским лорд Сесил Златолобстер.       Его собеседник лорд Чвяк покачал тяжелой, почти лысой головой.       – Снова придется выпускать птичек полетать ночью. Они поднимают такой шум при виде чужаков, что даже мои ленивые псы просыпаются. Ха. Ха. Ха, – как истинный аристократ, он считал ниже своего достоинства откупаться от Гильдии.       Лорд Златолобстер вежливо растянул губы в улыбке, хотя соли шутки так и не понял.       – Ваша супруга снова доставила нам удовольствие, позволив любоваться камеями работы Шестипала, – леди Чвяк, наоборот, поморщилась и прикрыла рот веером. В отличие от мужа, она нервничала при мысли о пробирающийся в дом через форточку людях, а сторожевые псы, привезенные из самого Убервальда, жевали её обувь и уже начинали нехорошо поглядывать на болонку. – Скажите, дорогой Сесил, правдива ли легенда о том, что вашей пра-пра-пра-пра бабке Амелии подарил их сам король?       - Всё верно, – подтвердил лорд Златолобстер. – Только это была моя пра-пра-пра-пра-пра-прабабушка Лукреция. С предпоследним королем её связывала долгая и крепкая дружба.       Ни один порядочный анк-морпоркский аристократ никогда не упустил бы шанса прозрачно намекнуть, что у него в предках мог быть королевский бастард. Ходили слухи, что жена Златолобстера так часто надевает фамильные драгоценности именно потому, что тот любит упоминать старую историю. Другие считали, что он просто слишком скуп и за двадцать лет брака так и не преподнес леди Златолобстер других украшений.       – Я должен признать, что тоже не плачу Гильдии, – благодушно заметил он. – Это пустая трата денег. Краб-Холл, дом моих предков, настоящая крепость. Ни одному вору вот уже сорок лет не удавалось проникнуть дальше малой гостиной. Их глава, господин Боггинс, уверяет меня, что это временное недоразумение, но это пустое бахвальство. Еще не родился вор, который смог бы вырвать из наших клешней, то есть рук, хоть одну монету!..       Как и бывает в любой хорошо срежиссированной пьесе, именно в этот момент леди Златолобстер, до того задумчиво уничтожавшая печенье из хрустальной вазы, стряхивала салфеткой с груди крошки и обнаружила пустоту на месте броши. Серьги, как она выяснила мгновением позже, тоже пропали. Леди Златолобстер потеряла сознание, упав на руки ближайшему джентльмену и погребя того под бесконечными ярдами полосатого атласа.

* * *

      Ваймса новость о краже настигла во время задержания шайки налетчиков-эксгибиционистов. Точность требует отметить, что в самую гущу драки командор не лез, оставив это патрульным. Он просто сторожил единственный выход со склада. Билли-Бык, лидер банды, вовсе не был слабоумным, просто страдал тяжелой близорукостью и именно потому счел стоящего между ним и дверью стражника не соперником себе. Тем более, у стражника даже не было оружия.       Меч Ваймса остался в Псевдополис-Ярде, а дубинку он одолжил Детриту – безоружных ударов тролля налетчики могли бы и не пережить. Но у него всё еще оставались огромный опыт, умение уклоняться и приоткрытая дверь. Тяжелая, дубовая и обшитая с одной стороны листовым железом. Оставив Моркоу оказывать первую помощь громко стонущему Билли-Быку, Ваймс забрал с собой Ангву и Шелли и поспешил обратно в богатые кварталы. Внутренний голос, появившийся вскоре после свадьбы, ехидно намекал, что Сибилле будет что сказать о его побеге с приёма.       Особняк Растерзаев из непонятного чуждого мира превратился в хорошо понятное и знакомое место. В воздухе висело напряжение. Гости или искренне переживали, или судорожно проверяли, на месте ли их собственные украшения и кошельки, или тихо злорадствовали. И все они чувствовали себя на месте преступления совершенно неуместно.       К немалому удивлению Ваймса, почти все, кого он успел запомнить в начале вечера, до сих пор оставались в гостиной. Обычно в таких случаях аристократы спешили разъехаться по домам и пить успокоительные капли в тепле своих спален, то и дело повторяя «Это было ужасное потрясение!».       Хозяин дома поприветствовал командора еще более неловко, чем в первый раз. Во взгляде лорда Растерзая читалось явное сомнение в том, подходит ли какой-то стражник для такого деликатного дела, как поиск драгоценностей. Махнув рукой на вежливость – и промокнув платком вспотевший лоб, – он поинтересовался:       – Разве Его Светлость не пришлет Черных Клерков, чтобы обыскать дом?       – Не вижу в этом никакой необходимости, – Ваймсу только чудом удалось не оскалиться.       Но больше никаких претензий лорд Растерзай не высказал и предпочел исчезнуть с пути командора. Тот же поспешил отыскать среди дам, обмахивавших пострадавшую веерами, свою жену.       – Ох, Сэм, – Сибилла моментально протянула ему чистый платок, и Ваймс попытался наугад оттереть с лица грязное пятно. Чудом отыскал его и очень удивился, откуда оно могло появиться. Никаких обвинений, что в его присутствии никаких преступлений не произошло бы, так и не прозвучало. Сибилла Овнец была великолепной женщиной, Ваймс иногда забывал, насколько. – Я намекнула бедной Матильде, леди Растерзай, что камеи Офелии мог забрать кто-то из гостей, и та убедила всех дождаться Стражу.       – Обокрали леди Златолобстер, а бедная леди Растерзай? – Ваймс не собирался допрашивать жену, но стражник в нем был сильнее мужа.       Леди Сибилла пожала плечами:       – Камеи Сэсил – это лорд Златолобстер, если ты забыл, – застраховал давным-давно. А кража в доме – скандал, который может уничтожить репутацию хозяев. Со стороны Растерзаев очень благородно рискнуть репутацией и позволить обыскать гостей.       Ваймс мрачно хмыкнул, за что немедленно заработал укоризненный взгляд.       – Это древний обычай, Сэм. Хозяин отвечает за безопасность и неприкосновенность гостей. В былые времена отпор получали даже короли. Постарайся понять, что Растерзаи идут тебе навстречу.       Он никому не признался бы, но новость, что точно так же недружелюбно здесь приветствовали и короля, заметно улучшила настроение Ваймса, даже несмотря на то, что каждый гость, будь то мужчина или женщина, считал своим долгом устроить скандал, услышав про обыск. Вопли их, правда, не отличались разнообразием. Дамы изо всех сил старались упасть в обморок, спокойно дали Ангве заняться делом только Сибилла, хозяйка дома и успевшая прийти в себя леди Златолобстер. Джентльмены так буйно протестовали против подозрений в воровстве, что Ваймс сдался и послал за Фредом Колоном и Шноби Шнобсом. Фред с подобострастной улыбкой выслушивал возражения, а Шнобби тем временем шарил по карманам.       Но камеи – два дюйма в диаметре, белейший лик Оффлера в профиль – так и не были обнаружены. Отпустив гостей по домам, Ваймс вздохнул с облегчением. Оставалось обыскать как следует гостиную и курительную комнату – окно в ней не открывалось, это он уже успел проверить – и допросить обслуживавших прием слуг.       – Эти камеи были очень дорогими, верно? – Ангва отошла за портьеру, где принялась звенеть застежками нагрудника. Шансов отыскать серьги и брошь по запаху было не много, и с каждой секундой они таяли.       – Почти десять тысяч долларов за весь комплект. Работа какого-то щеботансого камнереза.       – Гвидо Шестипала? Или Четырехпала?       – А какая между ними разница? – Ваймс потянулся за своим блокнотом.       «Ничего удивительного, – сказал он себе, – что Ангва разбирается в драгоценностях – она же из знатного рода».       – Разница? Примерно десять лет, пока Гвидо не научился крепко держать инструменты. Но меня тревожит другое – камеи обычно не выглядят дорогими.       Ваймс думал о том же. Когда простой человек, такой, как слуга в большом доме, думает о дорогих украшениях, он представляет золото и яркие, сложно ограненные камни. Может быть, жемчуг. Чтобы понять ценность резного каменного украшения, нужно знать о ювелирном деле несколько больше. Слуги Растерзаев еще могли бы знать, сколько стоят украшения хозяев – но обокрали-то гостью.       – Господин Ваймс, – в дверь прошмыгнул Шнобби с надкушенным пирогом в руках. – Мы с Фредом спустились вниз, решили осмотреть кухню… Посудомойка только что нашла в тазу с тарелками каменную сережку. Фред её уже задержал. Можем здесь заканчивать?       Ваймс небывалым усилием удержал ползущие наверх брови.       «Они нашли одну сережку, – напомнил он себе. – Только одну! А ведь Шнобби точно сунул нос в каждый мешок. В каждую кастрюлю и банку».       Командор не верил, что они найдут вторую серьгу и брошь в цветочном горшке или под ковром в гостиной, а единственными, кто мог вынести драгоценности, были именно слуги. Пришло время поговорить с ними.

* * *

      Поселившись в огромном особняке, Ваймс узнал вещи, о которых иначе никогда бы не догадался. Еще будучи обычным стражником из ночной смены, он знал, что в больших домах трудится множество людей. Но только прожив в Овнец-холле больше года, он понял, для чего их нанимали в таком количестве. Настоящий аристократ переодевался минимум три раза в день, пользовался к каждому блюду новыми тарелкой и ложкой и совершенно не способен был самостоятельно встать с кровати, не то что подмести мусор. Дом Растерзаев был увешан невыразительными картинами в собирающих пыль рамах – внимательно присмотревшись к одной, Ваймс сумел разглядеть среди городского пейзажа тележку СБНР Достабля, – коврами, которые не пыталась сожрать моль только потому, что мыши успели первыми, и многими другим вещами, которые нужно было протирать только бархатной тряпкой. Здесь должен был работать просто легион лакеев и горничных.       Но в квадратной, очень высокой и оттого похожей на колодец комнате его ждали всего трое.       Первой была богатырского роста домоправительница. По обеим сторонам от нее стояли мужчина с выскобленными до синевы щеками и облаченный в платье горничной гном с очень красиво заплетенной бородой.       – Где дворецкий? – первым делом поинтересовался Ваймс. Он точно помнил, что тот открывал дверь им с Сибиллой.       – Господин Иди-Прочь не заходил в гостиную, – отрезала домоправительница.       – А вы, госпожа….       – Леденец-Дуболом-Башмачок-Крещендо, – так же недружелюбно прогрохотала дама. И уточнила. – Глория.       – Башмачок-Крещендо, – последняя фамилия была настолько иностранной, что сбивала с толку. Но вот остальные…– Вы дочь пекаря Тома Леденца, вдова плотника Макса Дуболома и сапожника Джо Башмачка? Я был уверен, что вы навсегда покинули Анк-Морпорк.       – Я тоже вас помню, офицер, – дама поджала губы и бросила на него взгляд, которым можно было убить человека помоложе и почувствительнее. Взгляд отразился от коварно начищенного Вилликинсом нагрудника и вернулся к самой госпоже Крещендо. Та сникла. – Я вышла замуж за повара и недавно вернулась в город.       – Значит, гостей обслуживали всего трое? – Ваймс не стал пока припоминать старую историю, сперва следовало собрать показания.       – Вчера вечером большая часть слуг отравилась луковым супом, – домоправительница метнула еще один злобный взгляд. – Большинство из них, включая моего мужа, до сих пор не пришли в себя. Нам с господином Иди-Прочь пришлось срочно искать замену, но после Страшдества в городе мало свободных людей с хорошими рекомендациями. Сейчас на ногах только мы трое, сам господин Иди-Прочь, младшая повариха с помощницей и посудомойка.       Ваймс понял, что еще немного – и домоправительница чем-нибудь в него бросит.       – Пожалуйста, пройдите в гостиную, – попросил он. – Капрал Задранец запишет ваши показания.       И, дождавшись, когда госпожа Крещендо уйдет, сел за стол.       Заметно нервничавшего слугу звали Прор Вскрик.       – Пророк Брутта Молится За Тебя Вскрик, – по буквам продиктовал он.       Командор кивнул. Он тоже не смог бы жить с таким имечком.       – Вы принадлежите к приходу Великого Ома, что в Малых Чудесах?       – К нему принадлежит мой отец, – лакей болезненно поморщился.       – Ланка Киркобой, – представилась горничная. У нее были необычно светлые для гнома волосы и борода, совсем как у первого гнома в Страже. Хотя тот точно не стал бы носить кружевную наколку.       – Я вижу, хозяева дома придерживаются прогрессивных взглядов, – большинство важных шишек всё еще цеплялись за идеи превосходства человеческой расы и брали на работу только людей.       – Вообще-то меня взяли работать с печью, – объяснила девушка-гном. – Но вчера вечером половина слуг слегла, и мне разрешили подняться из подвала. Все смогли увидеть моё красивое платье. – Она поправила манжеты. – Когда я служила официанткой в кофейной Вырвиглаза, у меня такого не было.       – Вырвиглаз – это вампир, живущий на Кривом Валу?       – Да, и он просто помешан на оборках. Сначала девушки думают, что носить всё это очень мило, но потом быстро увольняются, – Ланка пожала плечами. – Я продержалась целых полгода – боялась не найти другой женской работы.       В этом была вся гномья революция. У низкорослого народа никогда не было разделения на мужскую работу и женскую. Но узнав, что такое разделение существует, многие открытые женщины-гномы объявили, что желают выполнять именно её.       Шелли когда-то упоминала, что одна девушка-гном даже сбрила бороду, потому что иначе её не соглашались взять прачкой.

* * *

      В Псевдополис-Ярде после согласования отчетов Шелли решилась заметить:       – Мне кажется, вы не нравитесь госпоже Крещендо, сэр.       – Неудивительно, – хмыкнул Ваймс, ковыряя вилкой принесенный утренней сменой фиггин. Попытка разгрызть золотистую корочку едва не стоила Фреду коренного зуба. Ваймс был его начальником, а не наоборот, благодаря способности учиться на чужих ошибках. Фиггин всё не поддавался. – Кто-то снова покупал сдобу в гномьей пекарне? Согласен, шутка была смешной, но мы же договаривались больше так не делать.       Прояснять ситуацию с госпожой Много-бывших-мужей он не собирался, и Шелли пожалела было, что влезла в его личную жизнь, но вопрос услышал присоединившийся к совещанию Моркоу.       – У этой гражданки уже случались недоразумения с законом? – капитан, как всегда, был деликатен.       – С законом – нет, с мужчинами – да, – Ваймс, наконец проковырял корочку фиггина. Внутри тот оказался мягким и сочным. – Её первого мужа, плотника, я арестовал за кражу личных вещей покойников – господин Дуболом подрабатывал гробовщиком. Парень не дожил до суда, потому что успел обнести гроб любимой бабули господина Штопки, тогдашнего главы гильдии воров. Её второго мужа, Джо Башмачка, я арестовал за поджог склада и убийство соседа. Его повесили. Потом госпожа Глория чуть было не вышла за честного рыбака, оказавшегося контрабандистом. Его я арестовал за полгода до того, как Моркоу вступил в Стражу. Насколько я помню, потом госпожа Глория уехала из города…. Но тогда она была гораздо стройнее и не носила таких монументальных платьев.       – Бедная женщина, должно быть, думает, что вы её преследуете, – Шелли не могла не посочувствовать.       – Скорей всего, – Ваймс пожал плечами. – Её нынешний муж – повар, а большая часть слуг очень удачно отравилась. Думаю, стоит обратить на него внимание. Вкусу Глории Леденец в мужчинах можно доверять – как октариновая иголка всегда показывает на Пуп, ее взгляд всегда указывает на мерзавца.       – Что нам известно о других подозреваемых? – Ангва спрятала улыбку и осторожно переложила свой фиггин поближе к Моркоу. Гномья выпечка или нет, тот был единственным, кто мог справиться с корочкой без потерь. Казалось, он способен очаровать даже хлеб.       Моркоу, тем временем, припомнил, что Вскрик, работающий у Роскошей, это сын Незамутненного Помысла и Пионии Вскриков, живущих на Персиковопирожковой улице, и что он собирает булавки, но не всерьез.       «Парень прожил в Анк-Морпорке почти тридцать лет и ни в чем не замешан?»– усомнился Ваймс. Персиковопирожковая улица входила в число относительно благополучных, но жившие на ней мальчишки всё еще большую часть дня проводили, шатаясь по дворам и перекрестками вместе с соседями. А значит, с кем-то дрались, таскали что-то, что плохо лежало и изводили кого-то, непохожего на них. Хотя, – поправил он себя, – парень из истово верующей семьи скорее сам был объектом насмешек…       Омнианская община, члены которой отказывались принимать участие в большинстве объединявших город празднеств, была загадкой как для соседей, так и для Стражи. Естественно, по этой причине об омнианах ходили различные нелепые слухи. Чтобы справиться с ними, пасторы и женские организации приходов организовывали открытые проповеди, благотворительные ярмарки, проповеди, уроки Слова Омьего, проповеди, выступления церковных хоров на городских площадях и, конечно же, проповеди. Слухи после таких акций, почему-то только множились. Но теперь у них был собственный омнианин, которому можно было поручить расследование.       – Ты не знаком с неким Пророк Брута Молится За Тебя Вскриком, констебль? – констебль Посети Неверующего явился на зов едва ли не до того, как Ваймс его позвал. Такая исполнительность пугала.       Командор ожидал услышать в ответ пылкое заверение о непричастности истинно верующего к чему бы то ни было. Но Посети Неверующего оказался действительно хорошим стражником и только очень выразительно поморщился.       – Мы учились в одной приходской школе, но он был на несколько лет старше, – принялся перечислять констебль. – Пел в церковном хоре, пока его не исключили за курение во время мессы. Его отец очень уважаемый в приходе человек, но несколько скучен как собеседник…       Ветераны Стражи переглянулись с легким ужасом – кем нужно было быть, чтобы помешанный на цитировании омнианин почитал вас скучным?       – Должен признаться, что не одобряю такие претенциозные имена, как у младшего Вскрика. О чем только думали его родители? Будто за других пророк не молится! Кроме того, он просто не оправдывает своего имени! – от высказывания более конкретных обвинений Посети удержал страх перед клеветой. Помощник жреца и женщины из благочестивого Совета поступал не по-омниански, когда пересказывали чужие слухи. В праве выражать своё отношение презрительными взглядами Восьмой пророк своих последователей, однако, не ограничивал, чем Посети Неверующего воспользовался на полную.       Обсудить третьего подозреваемого – вернее, подозреваемую – помешал заглянувший в кабинет голем.       – Я Должен Сообщить О Беспорядках, – прогудел он. – У Нашего Крыльца Собирается Толпа.       – Они уже разбирают мостовую на камни? – Только еще одного скандала с противниками свободных големов Страже сейчас не хватало.       – Нет, сэр, но у них есть плакаты, – Ангва выглянула в окно кабинета. – Это комитет «Гномы на высоте».       Ваймс со стоном поднялся, надел шлем, немного подумав, прихватил неначатую кружку какао и пошел встречать активистов.       Заместитель генерального главы комитета, Пит Кривда, пребывал в глубочайшей уверенности, что вежливость ущемляет чьи-то права – как минимум его собственные – и поприветствовал вашего командора обвинением:       – Нам стало известно из достоверных источников, что вы задержали гнома по подозрению в краже драгоценностей на том только основании, что все гномы якобы одержимы дорогостоящими минералами! Комитет уже подал в суд заявление от имени жестоко притесняемого гражданина Анк-Морпорка!       В последние месяцы Комитет всё чаще стремился втянуть городские службы и крупные лавки в судебное разбирательство. По с каждым днем крепнущему подозрению Ваймса, активисты наконец сообразили, что, сражаясь за чужие права, они ничего не зарабатывают.       – Не знал, что госпожа Ланка Киркобой подписывала какие-либо обращения или документы, находясь в станах Псевдополис-Ярда, – деланно удивился он. – Да и к чему бы это ей – госпожу Киркобой, как и прочих подозреваемых, привезли исключительно по требованию их хозяйки, леди Растерзай, настоявшей на повторном обыске слуг. Они будут свободны уже через полчаса.       Но увлеченный обличением видистского заговора активист не слушал.       – Не надейтесь, что эти уловки собьют нас с толку! Задержать нескольких человек, не выдвигая им обвинений, – очень удобный способ замаскировать незаконный арест гнома!       Ваймс сделал последнюю попытку воззвать к логике скандалиста. Он спустился с крыльца, подошел к Кривде, который был примерно его роста, но телосложением напоминал этажерку, на которую набросили одежду, и похлопал его по плечу.       – Вот это – предельная высота, до которой госпожа Ланка Киркобой может дотянуться, став на цыпочки, – сообщил он. – А учитывая рост леди Злотолобстер, сережки были вот на такой высоте, – командор медленно, чтобы не провоцировать толпу, поднял руку и задержал ладонь на уровне виска активиста. Тот, от близости одетого в броню стражника, и в особенности от вида сложившейся в кулак, прежде чем исчезнуть из поля зрения, ладони, потерял присутствие духа. Но стоявшие в задних рядах поняли демонстрацию по-своему.       – Теперь вы утверждаете, что гном не мог совершить преступление, на том лишь основании, что он гном! – взвились они. – Видизм в чистом виде. Это полное неуважение к личности! Граждане, независимо от их роста и происхождения, равны в своей способности воровать!       Ваймс впервые в жизни согласно кивнул шумной особе. Это право подтверждала не только гильдия воров, двери которой были открыты для всех, но и его почти тридцатилетний опыт стражника. Он сдался. Отделаться от комитета без потерь ему не удалось.       Без потерь с их стороны.       – Капитан Моркоу, – обернулся он к дверям. – Согрейте какао и пригласите представителей этих господ обсудить вопрос преодоления дискриминации гномов в рядах Стражи. И не забудьте предложить им фиггины.       После чего подхватил под локти двух ближайших активистов.       – На самом деле ваш визит очень кстати. Господа, мы хотели обратиться к вам за помощью. Потому что нас давно интересует вопрос: наше нынешнее меню – это принуждение гномов есть человеческую пищу или попытка пищевой дискриминации и принуждение их питаться гномьей пищей? Капитан Моркоу, как старший гном-офицер в Псевдополис-Ярде, обсудит с вам это в мельчайших подробностях.       Попытка сохранить зубы при дегустации спорного «меню» и вопрос, можно ли считать человека гномом, если сами гномы считают, что да, должны были нейтрализовать Комитет где-то на полдня.

* * *

      Шелли закончила наблюдать за беседой командора и членов комитета и поспешила убраться из зала общей работы, чтобы не попасться радетелям за права гномов на глаза. Может, где-то в начале своего существования – в первые часов семь-восемь, – «Гномы на высоте» и приносили пользу низкорослому и бородатому сообществу, но в последнее время вреда от их акций было больше, чем пользы. В первую очередь потому, что в их собственных рядах не было ни одного гнома, и о реальных проблемах и потребностях своих «подзащитных» комитетчики не имели никакого представления.       – Осторожно, там гномофилы, – по пути на кухню предупредила она попавшуюся на пути девушку примерно своего роста и в черном платье. – Лучше выйди через черный ход.       Та окинул Шелли внимательным взглядом и прищурилась:       – Мы раньше нигде не встречались?       - Вообще-то мы два года учились вместе у доктора Непроливайса. В школе при гильдии Алхимиков, – напомнила Шелли. – И не заметив на лице Ланки – а это была именно она, – ни тени узнавания, представилась старым именем. – Тогда меня звали Шельма Задранец.       – Не может быть! – горничная Растерзаев вытаращилась на нее, раскрыв рот. – Я, конечно, слышала, что кто-то из Задранцев первым объявил про свой пол... Но ты всегда казался мне… то есть казалась настоящим мужчиной!       Придя в себя, Ланка совершенно по-девчачьи захихикала. Шелли так не умела, хотя и пробыла открытой девушкой-гномом дольше, чем любая другая. Видимо, здесь нужен был не только пол, но и женский шарм.       – Можешь представить, каких трудов мне это стоило, – долго завидовать Шелли не умела никогда. – Всё время класть ноги на стол и никогда не стирать носки…       – Да, это было сложно, – Ланка содрогнулась. – А выпивать по пять кружек пива и драться мебелью в кабаке Горно-Руда… Я думала, что сумасшедшая, раз мне это всё не нравится!..       Активисты-гномозащитики с шумом ввалились в зал общей работы, едва не снеся по пути конторку дежурного и шедшего за дровами для кухни Дорфла. Эта встреча вызвала небольшую заминку. В ходе которой комитетчики успели поругаться между собой и проголосовать по вопросу, может ли присутствие големов являться дискриминацией, если големы и сами являются существами, подвергаемыми дискриминации.       Шелли и Ланка поспешили спрятаться в допросной. Остальные спасающиеся от взора Комитета гномы предпочли забиться на склад улик, словно женщины-гномы болели чем-то заразным.       – Ты никуда не спешишь? – попыталась пошутить Шелли, слушая, как капитан Моркоу обносит неприятных гостей фиггинами и какао.       – Думаю, что уже нет, – решила Ланка.       Во время учебы они были не слишком близки, но теперь им определенно было о чем поговорить.

* * *

      Комитетчики засиделись допоздна, едва не сорвав передачу вахты от дневной смены к вечерней. Ваймс так и не понял, как Моркоу нашел в себе силы не оторвать никому из них голову – по крайней мере, общее число вышедших и зашедших совпадало.       Ваймс же там временем заперся в кабинете и продирался через отчеты об обнаруженных различными гильдиями товарах, которые появились в лавках, миновав их учетные книги. Гильдия Торговцев едва не уподобилась Гильдии Воров и не украсила свой шпиль очень натуралистично исполненным, Нечистым на Руку Дельцом. Но даже вытащенный стражниками из петли, Гарольд Бархат не смог объяснить как именно на его склад попали шестьдесят ярдов шелка. Гильдия ювелиров тоже выказывала беспокойство качеством золотых изделий, которые горожане начали приносить для оценки сразу после объявления мира.       Контрабанда золота – если она действительно происходила – была делом серьезным. И замешаны в ней были люди, которые ни перед чем не остановятся. Другие просто не стали бы рисковать – кража золота была преступлением против самого серифа и требовала от того проявить фантазию при выборе наказания.       Ваймс сложил все заявления от ювелиров стопкой и прижал её пальцем. Вышел почти дюйм. Если предположить, что в половине жалоб речь шла об одних и тех же украшениях, а каждый третий ювелир преувеличивал, чтобы заставить Стражу пошевелиться… Всё равно выходило, что где-то два килограмма желтого металла попали в Анк-Морпорк без одобрения городских властей.       Ваймс на всякий случай повторил подсчеты в столбик на обороте отчета дежурной горгульи. Груда золота не уменьшилась. Было сотня способов провести его незаметно: повесить на выброшенные за борт удочки вместо блесны, смешать с песком золотые опилки или мелкие самородки и рассыпать по полу капитанской каюты, просто рассовать маленькие украшения или монеты в щели между досками, а потом законопатить их – и все эти трюки были хорошо известны страже в порту. Но золото всё прибывало. Может, он смотрел не в ту сторону, и контрабанда шла не морем, а вылезала из пещер вместе с гномами? Бред, гномы бы никогда не стали сбывать золото людям. Скорее, наоборот.       На этом фоне пропажа пары украшений смотрелась почти нелепо – но именно это взбудоражило городское высшее общество. Ваймс отодвинул одну стопку отчетов и придвинул к себе другую, невольно подумав, что сбывается мечта Сибиллы – он сидит в сухом теплом кабинете и листает бумажки вместо того, чтобы бегать по улицам и получать по почкам.       Было в этой краже что-то неправильное. Даже не так – в ней не было почти ничего нормального. Красть пару отполированных камней, когда вокруг полно драгоценностей, и даже серебряные вилочки для закусок стоят дороже? И это при том, что сережки еще нужно было незаметно снять. Последнюю шутку могли провернуть разве что выпускники школы при гильдии убийц, чтобы похвастать ловкостью – а это помещало под подозрение почти десяток гостей. Вот только знатные господа, пошутив, не стали бы оставлять украшения себе, тем более – подбрасывать на кухню.       Повинуясь чутью, Ваймс пошел по следу денег. У семьи Златолобстер-обворованной не было видимых затруднений, они сами планировали прием на начало весны и заказали для него кучу роскошных украшений и затейливой еды, съесть которую смогли бы только выпускники частных школ – ни одного понятного или знакомого названия, всё на щеботанском…

* * *

      Когда Ангва вошла в кабинет, Ваймс был буквально погребен под выписками счетов. Командору это, впрочем, не мешало – следуя стражнической традиции, оказавшись в тишине и тепле, он уснул. В такие моменты он как никогда напоминал Ангве волка в человеческом обличии, который, когда не охотился, экономил силы для охоты. Она покачала головой и поспешила переложить несколько папок, опасно сползших на край стола. По крайней мере, Ангва была уверена, что где-то там, внизу, был край стола.       Она подождала несколько минут, давая командору возможность почувствовать вторжение на свою территорию и проснуться самому. Это, конечно, было правилом оборотнического этикета, а не человеческого общества, но иногда Ангве нравилось чувствовать, что у нее есть стая.       Она принялась теребить в руках сережку, которую собиралась отдать. Легко можно было представить, какие комментарии насчет использованного камня и способов его обработки мог отпустить Моркоу. Запахи хозяйки и гостей перемешались, а с тех пор еще и выцвели. Если кто-то кроме леди Златолобстер и её мужа и держал серьгу в руках, он не оставил ощутимого следа. Но Ангва была офицером Стражи, а не просто розыскной собакой. И даже если запахи не дали ничего полезного, у нее было что рассказать командору.       – Обратите внимание на липкую смолу на обороте, – сказала она с трудом вылезшему из-под бумаг Ваймсу – процесс немного напоминал пробуждение медведя от зимней спячки.       – Патока? – моментально узнал командор. – Помнится, у тарелок для того очудноземного блюда были очень широкие вогнутые основания. – Он приложил каменный круг с ликом Оффлера к ладони. – Да, примерно такого размера.       – Вор приклеил патокой серьгу ко дну миски, – Ангва кивнула, – А в тепле кухни она – патока, а не сережка, – растаяла.       – Почти полностью растворилась в горячей воде. – Ваймс поскреб оставшееся пятно ногтем. В детстве ему иногда везло заполучить комок патоки, который можно было бросить в чай. Комок присыхал ко дну кружки и медленно растворялся, растягивая удовольствие на месяц. – Это явно была очищенная дорогая патока. Вроде той, что использовали для конфет на столе с закусками. Настоящую шахтную патоку пришлось бы отдирать зубилом.       Он вернул улику в бумажный конверт и почесал щеку – отросшая щетина ответила скрипом.       – Ну, и что это значит? – вопросил командор у потолка. Потолок промолчал, Ангва тоже.

* * *

      Вопрос, чего именно он не понимает в деле с украшениями, не давал Ваймсу покоя даже дома за ужином. Он следил за перемещающимися вдоль стола горничными, подмечая, как они снимают одни тарелки с подносов и забирают другие. А принесшего отвар шиповника Вилликинса едва не заставил демонстрировать, как именно слуги на приеме разносят напитки.       Леди Сибилла наблюдала за мужем со скрытым беспокойством. После войны с Клатчем высшее общество наконец перестало делать вид, будто Сэма не существует. Некоторые даже сумели отдать ему должное.       Леди Сибилла отлично знала, что Сэм не зависит ни от чьего мнения – кроме, может быть, мнений пары разумных людей, вроде Хэвлока Ветинари. Она и сама – как подобает потомку Овнцев – не пыталась через силу произвести на кого-то впечатление. Но Сэм теперь был герцогом, даже если не осознавал, что именно это значит. Он стоял выше половины дворян Анк-Моркпорка, хоть те и не готовы были это признать. Нелепо, учитывая, что единственными вещами которые многие из них сделали, чтобы заслужить своё место среди правящих кругов города, были рождение в удачной семье и умение писать стихи на трех языках.       Сэм не хотел признания в высшем обществе, но оно было ему необходимо – он просто не задумывался над тем, как его титул герцога помог бы ему выполнять свои обязанности командора Стражи. Уже просто потому, что даже самые упрямые лорды признали бы за герцогом право себя допрашивать. Иными словами в то время, как Сэм Ваймс хотел просто возможности беспрепятственно выполнять свои обязанности для Городской Стражи, Сибилла Овнец хотела уважения и признания очевидных достоинств своего мужа.       А этих уважения и признания было никак не добиться, если Сэм не сумеет отыскать камеи Златолобстеров. Это было преступление, которое интересовало знать и которое знать понимала… В отличие от Сэма. Сибилла вынуждена была признать, что разобраться быстро ему будет сложно.       Поэтому леди Сибилла сделала то, что делали её тетки и прабабки на протяжении веков, когда их мужья сталкивались с проблемой, которой нельзя было сломать нос и которую нельзя было изрубить мечом. Дождавшись риторического вопроса «Ты не знаешь чего-нибудь об этих камнях или их владельцах?», отпила шиповникового отвара и припомнила:       – Еще в частной школе ходило множество слухов о неприязни между Офелией и Матильдой. Я имею в виду леди Златолобстер и хозяйку приема.       Сэм оживился.       – Дело в трагическом случае еще в далекой юности, – поделилась воспоминаниями Сибилла. Никто не запрещал ей давать показания – кажется, это у стражи именно так назвалось. – Офелия сама хотела выйти замуж за Растерзая. Но тот устоял перед чарами. Должна сказать, что неприязнь между моими одноклассницами сохранилась до сих пор. Я была очень удивлена, узнав, что Матильда Растерзай пригласила леди Златолобстер в свой дом. Должно быть, у их мужей какие-то общие интересы и не отправить приглашение она просто не могла.       Леди Сибиллле определенно понравилось, как с каждым словом изменялось выражение лица Сэмюэля Ваймса.       – Сибилла, дорогая, – осторожно, не до конца уверенный в своих выводах, спросил он. – Как ты считаешь, возможно ли, что вор сломал эти камеи и даже не попытался вынести обломки? Мог ли кто-то так поступить, просто чтобы устроить скандал?       – Только если готов был потерять шедевр Шестипала. А он успел сделать всего пять гарнитуров, прежде чем сменил фамилию на Четырехпал, – Леди Сибилле с трудом верилось в такое развитие событий, но ведь она и не была стражником. Просто женой стражника, которая заботилась о муже и его интересах как могла.

* * *

      В «Заупокое» было в меру шумно, в меру опасно и в меру уютно – все эти меры определялись руками огромного бармена Игоря (не из тех самых Игорей, хотя проверять никто не решался). Он смешивал атмосферу тревожности, окружавшую одних посетителей, с аурой чистого первобытного ужаса, которую источали другие, взбалтывал их со льдом, подливал вселенской неуверенности умертвий, капельку сомнений в собственном существовании от подкроватных монстров, а потом выплескивал в стакан с виски или пивом, который подсовывал очередному клиенту и получал вполне уютную, пусть и мрачноватую обстановку.       В темной глубине зала два приглушенных и почему-то мужских голоса спорили о средствах для депиляции, иногда спрашивая у Игоря календарь и похрустывая очень сухим и плотным тестом. По крайней мере, гости, сидевшие в пятне света у барной стойки, надеялись, что это просто тесто. В дальнем от двери углу что-то ритмично отстукивал по полу и стене заросший лишайниками тролль – не то городской сумасшедший, не то авангардный музыкант.       – Это место мне показала одна подруга, – Шелли подобрала ноги и попыталась облокотиться на стойку, как это делали завсегдатай. – Оно, конечно, мрачновато, но здесь ВСЕ странные, и никто ничему не удивляется.       – Но здесь безопасно? – Ланка осторожно оглянулась. Из темноты на нее дружелюбно посмотрели несколько десятков пар светящихся глаз. Правда, почти все они принадлежали котам, окружившим маленькую морщинистую старушку, которая потягивала чай с молоком из маленькой чашечки. Большинство посетителей было слишком поглощено собственными делами.       – Если начинается драка, Игорь обычно успевает вмешаться, – как можно честнее заверила Шелли.       – Слава камню. Мне кажется, я видела за столиком у входа эльфа.       Шелли хотела было заверить новую подругу, что смеющийся народ изгнали с Диска много веков назад, и что в «Заупокое» их точно не стали бы обслуживать… Но это был «Заупокой», и в нем были свои правила.       – Ваши коктейли, дамы, – без иронии, которую обязательно позволили бы себе в других трактирах, Игорь придвинул девушкам-гномам по высокому стакану с разноцветным, многослойным содержимым. – На днях мне привезли бутылку персикового очудноземкого ликера, я отложил её для самых спокойных посетителей. Советую попробовать.       Игорь не только умел утихомиривать городскую нечисть, но и всегда точно знал, что и кому предложить.       – Ты только посмотри на нас! – воскликнула Ланка спустя примерно полстакана, – носим юбки! Пьем сладкие ликеры и коктейли с настоящими ломтиками фруктов на бортике! Говорим о девчачьих вещах! Я никогда не думала, что смогу жить так!       – Это не горы, это поверхность, – Шелли справилась с желанием покровительственно похлопать Ланку по плечу. Возможность быть собой явно ударила той в голову. – И Анк-Морпорк большой город, местные жители привыкли. Что существуют мужчины и женщины. А главное – им всё равно, кто ты, пока ты платишь. Я заказала себе кольчужную юбку и топор с рубинами для Страшдественской вечерки – и портной с ювелиром даже не удивились… Но кто бы подумать мог, что и ты тоже девушка!       Ланка отсалютовала остатками коктейля и провозгласила:       – За наши таланты!       Игорь, не дожидаясь заказа, начал разливать ликер. В настолько маленькие рюмки, что там не смогла бы утопиться мышь, но дамы это только приветствовали.       – Почему ты остаешься в Страже – это же такая грубая работа? – порция ликера принесла видения тропических садов, аромат невиданных цветов, а Ланке еще и беспокойство о судьбе ближних. – Парень за стойки дежурного скривился, когда я прошла мимо. Кроме того, там всюду эти Тролли.       – Младший сержант Камнеплюй не одобряет никого и ничего, – Шелли философски пригладила бороду. – Он не кривится только на господина Ваймса и капитана Моркоу. А тролли не такие уж и плохие ребята, по крайней мере, те, что в Страже. Сержант Детрит – он в Ярде главный тролль – мой хороший друг…       Тут видение тропических садов отступило, и Шелли спохватилась.       – Я же обещала сегодня помочь ему с отчетами! Нехорошо-то как получилось… Надо будет встретиться как-то еще, – скороговоркой выпалила она, отсчитывая монеты на стойку.       – Как насчет ближайшего восьмисенья? – крикнула вдогонку Ланка, и, получив в ответ кивок, вернула рюмку Игорю. – Повтори!

* * *

      Утром, выбегая на службу, Ваймс обнаружил, что в доме гости. Пять похожих по очертаниям женщин, смутно похожих на членов клуба драконозаводчиков, но без защитных шлемов, суетились вокруг стола в гостиной под бдительным присмотром горничных.       – Сибилла еще спит, – осторожно поздоровался он, не слишком уверенный, обратят ли на него дамы внимание, если у него нет чешуи и хвоста.       – О, мы знаем, сэр Сэмюель, – обернулась одна. – Не сочтите наше вторжение за дерзость, но сегодня годовщина открытия Санатория для тяжело больных дракончиков, и мы собирались устроить большое чаепитие…       – … И хотели устроить сюрприз дорогой Сибилле, его основательнице, – продолжила другая, меняясь с первой местами. Она что-то поправила и отступила в сторону, демонстрируя лежащего посреди стола дохлого пупырчатохвоста. – Уверена, дорогая Сибилла будет в восторге!       Ваймс, вовсе не уверенный в реакции жены, на всякий случай подошел поближе. Распростертый на блюде дракончик выглядел ярче пупырчатохвоста, да и чешуя у него была необычно крупная.       «Я разбираюсь в болотных дракончиках и даже не удивляюсь этому», – отстраненно подумал он. Куда интересней оказался запах – украшение стола пахло кофе, имбирем и еще чем-то смутно знакомым по патрулированию Пекарского переулка.       – Это и есть подарок, о котором вы так загадочно намекали весь месяц? – восхитилась леди Сибилла, спустившаяся из спальни в непрожигаемом халате поверх домашнего платья. Перед завтраком она всегда проверяла молодняк и только потом шла жарить Ваймсу завтрак.       – Вам уже предложили чай? Сэм, если ты подождешь две минуты, я соберу тебе на службу сэндвичи с яйцом…       Ваймс понял, что застать ночную смену уже не удастся, и приготовился ждать. В последнее время он начал настороженно относиться к яичнице по-овнецски. Сибилла жаловалась, что пущеные в разведение дракончики приносят слишком много «пустых» яиц, но не упоминала, куда их девает.

* * *

      Подозрения развеял Моркоу, которому Ваймс предложил обменяться завтраками.       – Утиные яйца и салат! – обрадовался он.       – Гранитная крошка и ячмень, – не смог проявить такого же энтузиазма Ваймс. Впрочем, зубы остались целы, и он быстро выбросил гномью кулинарию из головы. – Что нам известно о подозрительных личностях в окружении слуг Растерзаев? Кроме мужа домоправительницы, который почти наверняка отравитель. Что это за фамилия для повара – «Крещендо»?       – Музыкальная, сэр, – добросовестно объяснил Моркоу. – Его отец был настройщиком скрипок и роялей.       – То есть у него были хороший слух и ловкие пальцы? – насторожился Ваймс. – Тогда он мог научить сына еще и вскрывать замки. Что насчет Прора Вскрика?       – Еще полгода назад работал коридорным в гостинице «Приют пилигрима», принадлежащей молодежной омнианской асоциации, – капитану не пришлось подглядывать в отчеты, их он помнил наизусть. Моркоу вообще все помнил наизусть. Рядом с ним не по себе становилось даже главе гильдии законников Кривсу – а ведь тот был зомби. – Его попросили уйти, когда выяснилось, что Прор присваивает себе чаевые вместо того, чтобы жертвовать их на постройку храма.       Ваймс нахмурился.       – Но это же были чаевые, верно? – он знал около десятка заведений, где персоналу запрещалось оставлять чаевые себе, и ни одно из них не вызывало у командора доверия.       – Хорошо, что вы сами обратили на это внимание, – Моркоу, наоборот, улыбнулся. – Я был удивлен отчетом и лично сходил в «Приют пилигрима». Оказалось, что администратор собирал деньги с постояльцев на храм в тройном размере: чаевые, которые по умолчанию считались пожертвованиями, потом еще целый доллар включался в каждый счет за комнату, и в обеденном зале на самом виду, у двери, стояла урна для пожертвований. Естественно, все путешественники были вынуждены опускать в нее деньги, чтобы не показаться скупыми. Я сообщил об этом в попечительский совет – на вечерней службе администратору назначат епитимию.       – А не могут они его просто исключить?       – Могут, но как тогда за ним присматривать?       – Мне показалось, или горничная Ланка Киркобой прежде работала у вампира Вырвиглаза? – Ваймс поспешил перейти к концу списка. – Это не тот Вырвиглаз, которого мы проверяли по делу о контрабанде золота? Киркобой могла быть его связной с кузницей Медноголова. Мы почти доказали, что там металл переплавляли в слитки. А может она могла связать Вырвиглаза с кем-то из гномов-ювелиров.       Моркоу укоризненно взглянул на командора.       – Я знаю, что «все гномы – кузнецы»– это стереотип и видизм, – и не подумал устыдиться тот. – Но ведь он работает. У каждого гнома в этом городе есть брат, кузен или дядя, держащий маленькую кузницу. Как иначе. Если они…– Ваймс поправился, – вы все носите подкованную обувь и одежду, которая от доспехов отличается только названием? Я попрошу Ангву расспросить Шелли, кажется, они с госпожой Киркобой знакомы.       – Но это же шпионаж! – ужаснулся Моркоу.       – Нет, подозревать всех – это работа стражника, – напомнил Ваймс. – Но подозревать знакомых сложно. Именно поэтому стражники должны помогать друг другу.

* * *

      – Перед кофейней, Ланка работала не в кузнице, а в каретной мастерской, – удивилась Шелли. – Хоть и недолго. Я вообще не понимаю, что она забыла там – Ланка была на хорошем счету в алхимической лавке своего кузена. «Порошки и осадки», что возле Незримого Университета, там еще каждые полгода новая вывеска.       Она задумчиво пнула камешек, и тот покатился по мостовой и прокатился мимо впавшего в спячку крокодила. Ящер счел глухое «стук» недостаточной причиной, чтобы проснуться. Через два часа он был принудительно отогрет в костре попрошаек, принявших его за бревно. Крокодил отделался легкими ожогами, а попрошайки в полном составе пополнили собой сперва общину пациентов лечебницы при приюте Святой Саламандры, а потом и ряды жрецов этой организации. Один, потерявший в пользу крокодила два пальца на ноге и ботинок, окончил свои дни архиепископом. Кто знает – возможно, если бы Шелли пинала камень точнее, многих благих дел в мире могло бы не случиться. Ведь крокодил проснулся бы, и был бы безжалостно сброшен обратно в реку Детритом. Но всё сложилось именно так, как сложилось.       – Может, кузен оказался упертым традиционалистом и не пожелал иметь с ней ничего общего, когда она начала носить юбки, – мрачно предположила Шелли, проходя мимо присыпанного снегом ящера. Многие родственники поспешили сделать вид, что не знакомы с нею, когда девушка отбросила вековые традиции.       – Что алхимику делать в каретном сарае? – прогрохотал Детрит. Разговаривать про знакомую Шелли, которую он даже не видел, троллю было скучно, но он честно пытался поддержать разговор. Так работала дружба.       – Занималась краской, эмалью, позолотой, – объяснила Шелли. – Восстанавливала вензеля и гербы.       – Это же типа искусство, да?       – Оно самое.       – А еще это работа, про которую нельзя сказать, что она только мужская, да? – догадался Детрит. И тут же переспросил. – Ты ногу не ушибла?       – Нет, – Шелли потрясла ушибленной конечность в воздухе, радуясь, что носок ботинка укреплен сталью. Пинать Детрита, чтобы тот перестал говорить бестактности, было не лучшей идеей. – Я пойду, мне еще нужно кое-что закончить в лаборатории.       – Не понимаю, что с ней делается, – Детрит сдвинул шлем и почесал затылок. Ангва поспешила прикрыть уши, спасаясь от шума. Она, наоборот, очень хорошо понимала, что происходит с Шелли. Детрит был её товарищем по оружию, сама Ангва – еще и девушкой. Но никто из них не был гномом. Моркоу же был гномом – что бы там ни думали некоторые – но при этом оставался мужчиной. Каждому иногда нужно было общество себе подобного.

* * *

      Маэстро Луиджи был счастлив. Его художественная кондитерская достигла в Анк-Морпорке высочайшего признания. В родном Щеботане его дядя оформлял Большую Выставку сахарными лилиями и львами из песочного теста. В Псевдополисе его брат на день рождения королевы вылепил из марципанового теста статую Её Величества в полный рост. Патриций Анк-Морпорка интереса к кондитерским изделиям не проявлял, и Луиджи было подумал, что высочайшего признания ему в этом городе не добиться. А какая известность может быть, пока ты не получил заказ на высшем уровне?       В Анк-Морпорке всё было не как в других городах. Благородные дамы заказывали его шедевры, чтобы украсить свои праздники, но это были маленькие заказы. Никто не упоминал его в обществе. Не говорили о нем «сам маэстро Луиджи!». Но теперь это должно было измениться! Его призвала к себе сама герцогиня! В Анк-Морпорке не было более важной дамы. А уж родословная леди Сибиллы – Щеботанская династия просуществовала меньше!       Овнец-холл внушал священный трепет. Маэстро уже видел, какие приемы можно устраивать в его главном зале! Если кто и мог оценить его способности по достоинству, бросить вызов, который заставил бы его создать шедевр, который потрясет весь углеводный мир, то это леди Сибилла.       Увидев её божественную фигуру, спускающуюся по лестнице, маэстро Луиджи понял, что это покровитель, о котором он мечтал всю жизнь. Осталось прояснить только один вопрос. Маэстро знал, что клиенты, независимо от платежеспособности, делятся на две группы: тех, кто точно знает, чего хочет, и тех, кто хочет чего-нибудь. И разговаривать с ними следовало по-разному.       – Мне рекомендовали вас хорошие знакомые, для которых вы собрали изумительного гибридного пупырчатохвоста в натуральную величину, – поприветствовала его блистательная дама, таком образом определив себя как клиента, точно знающего. – У меня есть несколько идей для праздника начала весны, но сначала я хотела бы увидеть другие ваши работы.       Как и подобает покровительнице искусства, герцогиня желала убедиться в его мастерстве. Польщенный таким вниманием, маэстро Луиджи поспешил распахнуть несколько шкатулок с образцами.       – Я не рискую перевозить изделия в картонных коробках, – признался он. – Они весьма крепкие, но хрупкие на излом.       Леди Сибилла поднесла одну из шкатулок поближе к глазам – возможно, была несколько близорука, и восхитилась.       – Какая тонкая работа! Никогда не видела такого мастерства при работе с глазурью и тестом. Как вам удается добиться такого множества оттенков?       – Фамильный секрет, моя леди, – смутился маэстро.       – Но, простите моё сомнение, их точно можно есть?       – Естественно, нет! – душа ювелира-кондитера вспыхнула праведным негодованием. – Это же произведения искусства!       – Я всего лишь беспокоюсь о том, что на празднике будут дети, – одним небрежным жестом успокоила его герцогиня.       Маэстро вынужден был признать, что этого не предусмотрел.       – Священные правила кулинарного искусства запрещают мне использовать в работе продукты и вещества, опасные для здоровья, – скрепя сердце признал он. – Только мука, масло, сахар, яичный белок, рыбий жир и натуральные красители. Если один из маленьких гостей окажется варваром, его здоровье не пострадает.       – Прошу вас оставить мне эти образцы до завтрашнего дня, я хочу посоветоваться с мужем, – леди Сибилла простерла руку, давая понять, что аудиенция окончена. – Уверена, ему будет интересно взглянуть на ваши работы.       Маэстро пробормотал приличествующие случаю слова прощания и поспешил в свою лавку. Он слышал, что герцог человек неблагородного происхождения, но со вкусом у того явно было всё как полагается. Только истинные аристократы духа способны были оценить изящество и красоту его глазурованной выпечки.       Леди Сибилла дождалась, когда торжественные шаги стихнут, уселась в кресло и стянула парадный парик. Истопник постарался на славу, и в гостиной было жарко, как в драконятнике, но люди искусства почему-то плохо реагировали, когда она выходила к ним в комбинезоне, кольчужных рукавицах и фартуке. Кроме того, щеботанец явно всю жизнь мечтал поговорить с настоящей герцогиней, стоило оставить после себя приятные впечатления.       Леди Сибилла еще раз заглянула в шкатулку, но попробовать образец на зуб так и не решилась. Во-первых, Сэм наверняка попытается сделать это сам, когда увидит, а во-вторых лично ей украшенные глазурованными вензелями медальоны казались совершенно несъедобными.

* * *

      Командор Ваймс считал, что у Шелли чутье прирожденного Стражника. Но в действительности, прежде чем отпустить её в Анк-Морпорк, родители почти год предупреждали её об опасностях большого человеческого города. Шелли привыкла всегда быть настороже, ко всему прислушиваться и обращать внимание на каждое движение за спиной. Именно это позволило ей пережить два года в гильдии Алхимиков, где всё в любой момент могло взорваться. И именно это заставляло её выхватывать куски чужих разговоров, заваривая чай на кухне Ярда. Обычно это была болтовня о происшествиях во время дежурства или дурацкие шутки. Шелли сразу выкидывала из головы всё услышанное – исключая случаи, когда приходилось сразу после странного звука пригибаться, чтобы увернуться от брошенного каким-то шутником бумажного комка.       Но в этот раз Шелли услышала кое-что важное.       – Что значит «вы видели, как гном-горничная, которую допрашивали вчера, заходила в алхимическую лавку возле Незримого Университета»? – переспросила она.       – Да, я запомнил, потому что у нее платье больно необычное, – пожал плечами констебль Пикша. – Кроме того, ты уж не обижайся, но нечасто увидишь гнома в юбке. Но она недолго там пробыла.       «Странно, – Шелли закрыла банку с заваркой – или с тем, что Шнобби пытался за нее выдать. – Может я всё неправильно поняла, и она не ссорилась с кузеном, а просто решила, что такая работа недостаточно женственна?».       – Округ Университета и дорога к Залатанному барабану – это ведь территория твоего патрулирования? Ты не видел её там раньше?       Пикша постарался припомнить. Каким-то образом в этом ему помогла кружка чая, отобранная у Шелли.       – Она заходит туда, почитай, каждый месяц – обычно дня через два после того, как нам выдают зарплату, – наконец выдал он. – И каждый раз ящик забирает. Наверное, кто-то из её хозяев балуется алхимией, и она покупает всякие банки-склянки.       «Ланка сама алхимик, – Шелли почувствовала себя нехорошо. Неужели Командор Ваймс жил так всю жизнь – думая, что окружающие замешаны в чем-то ужасном? Нет, не могло такого быть – у всех странностей могли быть объяснения. – Вот только никакое оборудование не может ломаться так часто, чтобы закупать его каждый месяц».       «Я просто проверю, – сказала она себе, поднимаясь в кабинет командора. Могут же быть причины, по которым она продолжает заниматься алхимией и покупает ингредиенты, даже работая горничной».

* * *

      Когда Ваймс передавал запрос на телеги и корабли, доставлявшие алхимические принадлежности и вещества, примерно в день выдачи зарплаты стражникам, он хотел просто успокоить Шелли. Конечно, проверить, чем там занимается горничная Растерзаев, стоило уже потому, что каждый человек – или гном – в чем-то замешан, и Страже стоило понять, в чем, пока не произошло преступление. Иными словами – он не мог осуждать паранойю другого стражника.       Но прежде, чем передать ответ Шелли, он прочитал его сам и насторожился. Ваймс не мнил себя великим знатоком алхимии. А постоянные наблюдения за Шелли только еще больше убедили его, что работа алхимиков – скучное копание в порошках и переливание жидкостей, в результате которых получается в основном ужасный запах и некоторое количество дыма. Но откуда-то же появились все эти байки про Материалистический Камень, который мог превратить что угодно в твердую и блестящую валюту?       Каждый месяц, примерно на следующий день после выплаты зарплаты, в порт возвращался корабль из Клатча. Не один и тот же, но каждый раз на этих кораблях доставляли ингредиенты для алхимиков. Большая часть отправлялась прямиком на склады Гильдии, но десяток ящиков расходился по городским лавкам. Включая – кто бы мог подумать, – магазинчик возле Незримого Университета.       – Да, нам присылали кислоты, – подтвердил хозяин лавки, не слишком надежного вида волшебник. – Клатч наш основной импортер уже лет двести. Корабли Агатовой Империи привозят вещества поинтереснее, но заплывают к нам они слишком редко. Невозможно сделать предварительный заказ.       – А как часто у вас делает заказы Ланка Киркобой? – Ваймс не стал ходить вокруг да около или сверлить собеседника внимательным взглядом. С волшебниками такой подход не работал. – И что именно для неё присылают?       – Это вы лучше у моего помощника спросите, – хозяин магазинчика осторожно засунул руку под мантию и расправил подложенную на живот подушку. Без нее вести дела с руководством Университета было невозможно, хороший обмен веществ не был достойным оправданием худобы. Приведя себя в порядок, волшебник обернулся к подсобке и крикнул: – Эй, Ларс, что там постоянно привозят твоему кузену? Уже даже стража интересуется, почему он использует нас вместо почтового ящика!       Носителю мантии бородатый коротышка в юбке не казался чем-то странным.       – Кислоты какие-то он всё время покупает, – из подсобки высунулся гном без бровей и с подпалинами на бороде. Руки его, не останавливаясь, протирали фарфоровую миску. – Какие именно – не знаю. Я не стал открывать – может, у него из-за испарений крыша и поехала. Вы видели, что он на себя напялил?       Ваймс предпочел не вмешиваться в семейно-культурный скандал. Уже собираясь уходить, он уточнил:       – Последний ящик ваш кузен забрал вчера?       – Нет, – Ларс Киркобой стукнул миской о прилавок и принялся протирать песочные часы. – Заходить заходил, но ящик доставили только сегодня. Смотреть будете?       На еще не забранном ящике стояла печать таможенной службы порта и крестик от дежурного сержанта-тролля. Никто больше не мог нацарапать его пальцем прямо на древесине.       Как командор Стражи, Ваймс мог отправиться в Ярд с ящиком и вызвать к себе стражника из порта. Вместо этого командор всучил содержимое ящика первому встречному патрулю – те даже не успели забрать у Достабля купленные сосиски, что спасло им несколько часов жизни, – и быстрым шагом отправился в порт. С моря, как всегда после Страшдества, дул сырой ветер, отчего холод пробирал до самых костей, но погрузившийся в размышления Ваймс этого почти не замечал. Не чувствовать холод было одним из важнейших навыков стражника, почти таким же важным, как спать стоя и знать, когда пригнуться.       Присланный в помощь таможенной бригаде порта тролль защищал от ветра хлипкую будку с нарисованным углем щитом стражи на стене. Любой другой стражник попытался бы укрыться внутри, но от тролля было больше толку снаружи – он сидел на скрипящей крыше, не позволяя строению сдвинуться с места. Впрочем, завидев начальство, он спрыгнул, едва не проломив причальный настил, и поспешил открыть дверь.       Ящик констебль Щебень вспомнил, хоть и попытался, сперва, попробовать его на зуб.       – Здесь какая-то алхимическая дрянь была, точно вам говорю, сэр! – объявил он, отдав честь и едва не оглушив Вайса раздавшимся звоном. Это был единственный виденный командором тролль, который, кроме шлема, носил еще и укрепленные стальными пластинами перчатки. Заметив удивленный взгляд, констебль пояснил: – Иногда матросы пытаются бить меня по пальцам топором, когда я держу корабль за борт и не даю ему отойти от причала. Моей девушке не нравятся насечки – один раз она принесла мне пемзу с мазутом на обед как раз во время досмотра и чуть не пустила на дно шхуну Рыболица.       Ваймс всей подошвой ощутил неровную вязку новых шерстяных носков, подарка Сибиллы на Страшдество, и поспешил вернуться к делу.       – Я передал содержимое нашему алхимику, но ты не помнишь, может, в ящике было что-то, кроме банки с кислотой?       – Не, сэр, только банка, – ответил констебль, почти не задумываясь.       – А может, на кораблях, которые возят ящики для алхимиков, плавают одни и те же матросы? – Ваймс не спешил сдаваться, хоть и знал, что некоторые тролли плохо различают людей. Ему и самому все загорелые, качающиеся на ходу и пропахшие рыбой мореходы казались родными братьями.       – Не, сэр, – констебль Шебень покрутил головой. – На кораблях ходят! Люди каждый раз разные, а банка, кажись, одна и та же. Я сам её содержимое проверил в первый раз, когда увидел. Всё в порядке было.       Командор растерялся, но тролль гордо вытащил из кармана сложенный вчетверо лист картона.       – Капрал Задранец выдала мне бумажку с названиями штук, которые ввозить без документов нельзя. – Он перевернул картонку. – И которые можно провозить, тоже. Даже подписала, как именно они должны выглядеть.       Ваймс остро вспомнил, что поставил тролля в порт только потому, что не мог укомплектовать пост одними только големами. Недавно Дорфл привел в стражу своего первого выкупленного товарища – всё равно, кроме Ваймса, их никто не готов нанимать, – но два голема весь портовый район охватить не могли. Кроме того, хоть големы и не брали взяток, они, как всякие свободные существа, требовали себе сменщиков и выходные. Надо было поскорее найти для порта кого-то еще. Кого-то, кому не нужна «бумажка».       Но тролль его удивил:       – Я всю эту бурду быстро запомнил, хоть здесь и не написан вкус.       – Вкус? – иногда Ваймс забывал, насколько сильно тролли отличаются от всех прочих обитателей Анк-Морпорка, а потом осознание возвращалось и от души опускало ему на затылок половинку кирпича.       – Сержант Детрит боялся, что будут провозить наркотики, и велел мне пробовать всё, что выглядит подозрительно, – констебль выпрямился во весь рост и снова отдал честь. Дождавшись, когда гул утихнет, он уточнил. – В смысле не растения или рыбу, а настоящие вещи. Сера немного першит в горле, а после цинка у меня чешутся ногти. Со всем остальным проще – совсем разный вкус же. Сержант говорит, что из всех придурков, которых сюда отправляли, я самый полезный придурок.       Да, если подумать, то питающийся минералами тролль-гурман– это живая лаборатория. Ваймс проникся уважением к тому, кто выбрал Щебня для этой работы. Скорей всего это был Моркоу, но мог сообразить и сам Детрит – сержант иногда находил парадоксальные выходы их сложных ситуаций.       – Так вот, – продолжил отсчитываться тролль. – Я из этой банки пил, ну, когда её привезли в первый раз. Это точно не троллий наркотик, просто какой-то суп.       В переводе с каменного на органический, как понял Ваймс, это значило « раствор со множеством компонентов».

* * *

      У Сибиллы было не слишком много требований к Ваймсу. По большей части они сводились к тому, чтобы Сэм сопровождал её на приёмах и ел дома хотя бы раз в день. Поэтому ужинать Ваймс отправился в Овнец-холл, и это даже не обсуждалось.       За длинным столом, под пристальными взглядами давно почивших Овнцев, он налегал на горячий суп и всё больше понимал, что даже если он и не обращал внимания на уличный холод, то холод не проявил ответной любезности.       – Ты замерз, Сэм? – обеспокоилась Сибилла. – Думаю, стоит заварить побольше чая. Я как раз хотела, чтобы ты помог мне выбрать печенье для Дня прихода весны.       Сначала Ваймс подумал, что ослышался, и речь шла об украшениях. Он даже вежливо уставился на шкатулку с совершенно точно несъедобным содержимым. Там было что-то фиолетовое и круглое. А еще что-то продолговатое и перламутровое. И снова что-то круглое, но золотое. В роду Овнцев по наследству передавалось столько украшений, что переносить все Сибилла не смогла бы и за год, даже одевая новые каждый день.       Следующие её слова, однако, убедили Ваймса в том, что он не понимает в этом мире куда больше, чем предполагал.       – Я попросила мастера оставить их, чтобы подумать. Господин Луиджи – отличный повар-декоратор. Хотя теперь таких, кажется, принято называть кондитерами-ювелирами, – Сибилла вздохнула, переживая ностальгию по каким-то далеким временам. Ваймс же снова уставился на разноцветные безделушки, силясь понять, что общего у них может быть с пищей.       – Господин Луиджи делал украшения для чаепития в честь годовщины основания Санатория, – просветила его жена. – Также его шедевры украшали банкет в честь десятилетия смерти лорда Хряка от укуса пчелы, и он же делал что-то для Златолобстеров, хоть я и не запомнила, что именно, – кажется это было оформление дня рождения леди Офелии.       Ваймс понял, что ему на что-то намекают. Иногда Сибилла умела совершенно ясно выражать свои намеренья – взять, к примеру, ту угрозу перед проведением парада, – но временами она становилась совершенно загадочной. Видимо, речь была в природе женской души, – или в подозрении (совершенно необоснованном), что мужчина капризные и ранимые существа, которые ненавидят чувствовать себя глупыми и беспомощными.       Он присмотрелся к совершенно не съедобным на вид печеньям повнимательнее. Теперь он увидел, что эмаль и камни слишком похожи на застывшую глазурь – если в мире существовала глазурь таких противоестественных для еды цветов. Воистину, только абсурдно богатые люди могли придумать такое печенье!       Ваймс осторожно вытащил из шкатулки овальный кусочек теста, с одной стороны совершенно неотличимый от имбирного пряника за два цента, а с другой украшенный гербом Анк-Морпорка. Даже Гербовая палата не нашла бы, к чему придраться – бегемоты были массивными, серыми и в складках, сова сидела на кресте-анкхе, а на разделенном на части щите, если присмотреться, угадывалось капустное поле. Второе печенье, которое он достал, представляло собой значок почетного профессора Незримого Университета, отличавшийся от оригинала только запахом – настоящие значки, как правило, пахли латунью и сыром.       Ваймс также осторожно вернул печенье на место и едва не решился спросить Сибиллу, не намекает ли она, что пропавшие камеи были съедобными копиями. Ведь обыск проводили они с Ангвой и обломков поделочного камня не нашли. Но Сибилла принялась разливать чай, всем своим видом показывая, что расследования – это не для леди.       «Я не могу назначить собственную жену почетным констеблем», – сказал сам себе Ваймс, отодвинул творения кондитера-ювелира Луиджи и взялся за первый, кособокий и немного подгоревший тыквенный пряник, приготовленный Сибиллой специально к его приходу.

* * *

      Маэстро Луиджи думал, что встреча с герцогиней была самым выдающимся событием его жизни в Анк-Морпорке, пока утром не вышел открывать лавку и не встретил капитана городской Стражи. Ни одно существо, чей эмоциональный диапазон был шире, чем у тарелки макарон, не могло остаться равнодушным, увидев Моркоу на пороге своего дома. Еще никто и никогда так живо не интересовался работой Луиджи и с таким вниманием не слушал обо всех сложностях глазирования.       - Леди Златолобстер была очень заинтересована в ювелирной кулинарии, – доложил капитан на совещании. – Она очень увлеклась и даже предложила несколько своих вариантов росписи, чтобы печенья гармонировали с гирляндами бумажных роз. И с фамильными украшениями, которыми знаменита семья её мужа.       Он вежливо замолчал, давая Ваймсу возможность задать вопрос.       - Сколько всего она заказала копий, и во сколько ей это обошлось? – командор знал, что большинство людей свято верили – если купить подозрительных вещей очень много, то их никто ни в чем не заподозрит. Даже любители сомнительных гравюр – из тех, что постеснительнее – старались покупать их пачками по десять, выдавая себя за мелких торговцев.       - Сорок штук, каждое печенье по три доллара. Из них половина с ликом Оффлера. Господин Луиджи рисовал их почти неделю, – Моркоу чуть нахмурился. – Надеюсь, леди Златолобстер не выкинула и не сломала лишние, это было бы ужасно печально.       Ваймс и Ангва переглянулись. Скорей всего печенье было раскрошено и выброшено в камин – аристократы всегда бросали всё в камин и думали, что улики сгорают без остатка. Им же никогда не приходило в голову наблюдать за тем, как эти камины чистят.       - Я думала, леди Златолобстер решила тайком продать камеи, потому что ей нужны были деньги, – призналась Ангва, – Но она выкинула кучу денег на оформление праздника и на подготовку преступления. Значит дело в чем-то еще, но в чем?       Ваймсу этот вопрос тоже не давал покоя. Камеи стоили дорого, возможно вороватой даме зачем-то понадобилось больше денег, чем она могла потратить, не вызвав подозрений мужа? Но куда богатые женщины тратили деньги? На одежду, украшения, странных питомцев вроде болотных дракончиков, и на любовников. Платья отпадали – скорей всего лорд Златолобстер не заметил бы даже полной смены гардероба, но женщины склонны считать, что любая новая одежда привлекает внимание. Украшения? Новые серьги или брошь, после исчезновения старых, привлекли бы еще больше внимания. В любви к животным леди Златолобстер замечена не была. Значит, дело было в мужчине? Возможно, мужчине из прошлого, который внезапно появился и решил уничтожить её репутацию?       Это выглядело логичнее, чем нынешний любовник, который, внезапно, начал требовать много денег. Вот только Ваймс не готов был включать в картину преступления нового человека на основе простой фантазии – если любовник у леди Златолбстер и был, то собиравшие сведенья констебли его следов не нашли.       Так зачем могли потребоваться деньги?       - Леди Златолобстер не нуждается в деньгах, но её муж никогда не дарил ей украшений, – Ваймс смутно припомнил обрывки светской болтовни. Получалось с трудом, мысли были настолько чуждыми, что не желали укладываться в его голове. Всё-таки миром командора были улицы, маленькие лавки, большие склады и люди, хоть немного похожие на него самого. Аристократы – эта порода людей выведенная исключительно для войны и потакания собственному тщеславию - были ему почти также чужды, как тролли. Хотя нет. Троллей он хоть немного понимал.       Но одно то, что стражник не понимает какое-то сообщество, не означало, что он не должен защищать это сообщество или его интересы. Или нести в это закрытое сообщество закон.       - Леди Златолобстер пришла на бал в одной настоящей сережке и двух поддельных украшениях, которые съела, когда все успели её рассмотреть, – начал перечислять Ваймс.       Ангва и Моркоу кивнули, Шелли была занята своими мыслями, а Детрит старался не шевелиться, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания. Обычно могучий тролль пытался не выделяться на совещаниях, чтобы ему не задавали каверзных вопросов.       – Одна сережка, по её мнению, должна была доказать подлинность остальных украшений. Но именно это и насторожило меня в первую очередь, – Ваймс стукнул кулаком по столу, но бесконечные бумаги поглотили всю силу удара. – Ловкий вор снял бы обе, ведь одна серьга стоит почти в четыре раза меньше, чем комплект… И профессиональный вор не потерял бы одно украшение.       - Брошь и одну серьгу она оставила дома. А вторую серьгу ей вот-вот вернем мы, – пробормотала Ангва. – Тогда у хозяйки на руках будет полный комплект работы Шестопала. Который она сможет оставить себе, если муж вдруг скончается – я читала условия наследования, камеи наследуются только кровными родственниками, леди Офелия никак не смогла бы их сохранить.       - Но лорд Златолобстер не так стар, – напомнил Моркоу.       - Встречу со Смертью может организовать наёмный убийца. Нанять которого можно продав камеи, о которых все забудут. В случае заказных убийств мы всегда отслеживаем траты ближайших родственников, и горожане об этом знают, – Ваймс поднялся на ноги. Даже если леди Златолобстер не имела далеко идущих планов и устроила скандал с кражей просто на зло Растерзаям – Стража обязана была вмешаться. Как минимум потому, что из-за кражи украшений Гильдии страховщиков пришлось расстаться с несколькими тысячами долларов.       - «Пропавшие» украшения должны быть спрятаны в поместье Златолобстеров – со времени «кражи» подозреваемая никуда не выходила. Моркоу, Ангва, вы оправляетесь в особняк Златолобстеров. Найдите эти камеи – воровка ни за что бы их не уничтожила и не спрятала бы далеко от себя. Заодно узнайте у её мужа, будет ли он выдвигать обвинения. Прихватите законника, потому что Златолобстеры точно натравят на вас своего. Счет из Гильдии можете послать ко мне домой... – он запнулся, осознав нечто неожиданное. – Нет, отправьте его в дворец. И пусть законники пришлют кого-то в особняк Растерзаев. Патриций всё оплатит. Шелли, ты уже закончила изучать ту клатчскую кислоту? Это ведь то, о чем я думаю?

* * *

      В своём кабинете, на втором этаже Овнец-холла, леди Сибилла закончила писать очередное приглашение на праздник. Отложив еще не подписанный конверт, она скользнула взглядом по списку одноклассниц и подруг юности, которых следовало известить хотя бы из вежливости.       Она поморщилась, вспоминая о подслушанной больше года назад ссоре между Офелией и её мужем. Пожалуй, чету Златолобстеров не стоило приглашать, даже если это покажется грубостью. Офелия умела копить злобу и мстить обидчикам, когда от нее уже давно никто ничего не ждал. Взять к примеру тот случай, когда она толкнула в бассейн девочку, победившую её на конкурсе правописания – и ведь это произошло спустя несколько месяцев после поражения!       Присутствие леди Златолобстер наверняка испортило бы атмосферу праздника. Да и дракончикам она никогда не нравилась – а это многое говорило о леди Офелии.

* * *

      Лорда Растерзая дома не оказалось, но Ваймс только пожал плечами и отослал Фреда и Шнобби в порт. Еще несколько стражников уже дежурили на городских воротах.       - Вы догадались, куда пропали камеи Шестопала, сэр Сэмюел? – не правильно поняла причину визита Стражи хозяйка дома. Она всегда без запинок обращалась к Ваймсу «сэр» и вообще ни разу за всё расследование не закатила скандал. Командор почувствовал себя действительно неловко, но ему нужно было подтвердить свои подозрения.       - В некотором роде, – уклонился он от прямого ответа. – Скажите, где-то полгода назад вы или ваш муж не заводили переписку с жителями Клатча? Возможно с родственниками или деловыми партнерами?       - Вы очень проницательны, – улыбнулась леди Растерзай. Тень тревоги скользнула по её лицу, но быстро исчезла. Она принадлежала к тем немногим честным людям, которые никогда не имели страшных тайн и не представляла, что они могут быть у кого-то другого. – После разрешения конфликта с Клатчем, муж уговорил меня возобновить отношения – через переписку, разумеется, – с клатчской родней. Потомки принцессы Зуфии оказались очень милыми людьми. Кроме того, выяснилось, что у меня есть отдалённый племянник, который учится здесь. В школе при гильдии убийц! Я несколько раз приглашала мальчика к нам на ужин – него отличные манеры и он походит на портрет моего деда в юности…       Ваймс поспешил закончить разговор и, прихватив с собой оказавшихся рядом Посети Неверующего и Реджа Башмака, отправился в подвал. Там, располагались кухня, прачечная, комната истопника и другие помещения, куда мало кто заходит случайно.       Домоправительница проводила стражников грозным взглядом, но этим и ограничилась. У нее были более важные дела, чем швыряние вещей в спину Сэму Ваймсу. Например уход за мужем, который из религиозных соображений попытался замаскировать самоубийство под смерть в результате несчастного случая и отравил десяток человек. Теперь повара ждали увольнение, огромный штраф и удар тяжелым тупым предметом по голове, если командор хоть что-то понимал в женщинах.       «Ветинари знал, – думал Ваймс, бредя по коридорам особняка Растерзаев.       Контрабанда золота, которая мешала закрепить дипломатические отношения с Клатчем. Но контрабанда – не та проблема, которой должен заниматься лично глава города. Точно также, как кража пары безделушек – не то, чем должна интересоваться благородная леди.       Ветинари почти сказал мне прямым текстом, что в этом доме происходит преступление. Сколько же ему известно, а главное откуда?»       Ланка Киркобой была алхимиком, но для алхимиков работы в Анк-Морпорке мало. А для женщин-алхимиков еще меньше. Тем более для тех, которых не собирается поддерживать община или семья.       У нее нет близких друзей или привычки изливать душу случайным собутыльникам – потому, что женщины-гномы, открыто заявившие о себе, мало кому доверяют.       Вырвиглаз – чокнутый фетишист, постоянно думавший о своих кружевах и готовый нанимать кого угодно. Лишь бы удержать кофейню на плаву. Но деньги он зарабатывает не на кофе, ему просто нравится играть в куклы, наряжая официанток.       Поставки начались вскоре после того, как Ланка устроилась в кофейню Вырвиглаза. И продолжились, когда она перешла к Растерзаям.       Клатчцы смешивали золото и октариновую руду с жидкостями, названий которых Ваймс не смог бы выговорить, и отправляли на адрес алхимической лавки. Благодаря этому особых сложностей при досмотре не возникало. Потом Ланка Киркобой забирала свою посылку у кузена и извлекала дорогие металлы в тайной лаборатории. Без магических свойств октарина провернуть такое было бы почти невозможно – и, по иронии, контрабанда октариновой руды каралась еще серьезней контрабанды золота.       Ваймс еще не знал всех деталей, но сперва Ланка работала у Вырвиглаза, а потом перешла в дом Ратерзая, где почти всё время проводила в подвале. Иногда ремонтировала печь, делала мыло и чистила серебро. Все остальные странности слуги-люди списывали на то, что она – гном…       Редж, как единственный, кто мог не бояться за свою жизнь, вышел вперед и распахнул дверь коморки Ланки, но тут же отошел в сторону. За плечом Ваймса зашептал молитву Посети Неверующего.       Лорд Растерзай всё же был дома. Хотя с той же уверенностью можно было сказать, что он покинул его, Анк-Морпорк и Диск навсегда. Тело лежало на полу, голова была разбита, повсюду валялись осколки. Ваймс прикрыл лицо шейным платком, – чистым, спасибо Вилликнсу, – и осторожно вошел внутрь. Глаза быстро начало щипать, а в горле запершило, командор с трудом открыл крошечное окно под самым потолком. Хозяйка во всех смыслах подпольной лаборатории заботливо подставила под ним лестницу из ящиков с печатями порта.       Чтобы понять, с помощью чего здесь получали золото и куда его могли спрятать, требовалась помощь Шелли. Но единственный алхимик Стражи почему-то вызвалась подежурить у черного хода.

* * *

      Ланка Киркобой перебросила через стену поместья небольшой сундук, подобрала юбку и спрыгнула следом. Подкованные сапоги звонко ударились о камни мостовой.       Ланка огляделась по сторонам, подхватила сундук, но не успела пройти и десяти шагов. Шелли Задранец вышла из-за угла и стала перед нею со взведенным арбалетом в руках, перегораживая путь. Ростом она была даже меньше Ланки, а чтобы перегородить дорогу, на которой могли разъехаться конные экипажи таких как она, потребовалось бы не меньше дюжины. Но вид у Шелли всё равно был самый решительный.       И немного разочарованный.       - Знаешь, я хотела убедить господина Ваймса, что тебя просто использовали, – сказала она. – Я надеялась, что он найдет тебя в подвале, растерянную и не знающую, что совершалось какое-то преступление. Я почти ненавидела себя за то, что решила устроить здесь засаду. Но ты действительно попыталась сбежать.       Ланка перехватила сундук. Может потому, что он был слишком тяжелым, а может и для того, чтобы метнуть его в стражницу. Гномы вообще славились своим умением метать тяжелые предметы.       - А ведь я просто хотела накопить денег и уехать в Орлею – говорят, там никогда не видели гномов, так что на меня никто не стал бы оглядываться! – с досадой покачала головой Ланка. – Ты же знаешь, какова это, когда в тебя, день за днем, тыкают пальцем на улицах, а родные уверены, что ты сошла с ума. А все эти кретины, которые уверены, что если тебя побить как следует, то у тебя чудесным образом изменится анатомия? Неужели тебе самой это не надоело?       Шелли не ответила. Она была одним из самых мирных и терпеливых гномов в мире, а всех желающих наставить её обратно на истинный гномий путь отпугивали значок и маячившие за спиной Ангва с Детритом. Ангва даже больше, хотя гномы и не понимали почему.       - У Вырвиглаза ты тоже восстанавливала растворенное золото? – наконец спросила она.       - Да, он и предложил мне эту работу, – не стала отрицать Ланка. – Он был неплох, но всюду разбрасывал свои кружева. Из-за этого один раз чуть не случился пожар в лаборатории, босс разозлился и велел мне перебраться в его дом. Если бы кто-то не спер эти проклятые камешки, Стража бы в жизни на нас не вышла!       Контрабандистка перехватила сундук одной рукой, а вторую протянула Шелли.       - Поехали со мной. У меня хватит золота, чтобы мы смогли зажить в Орлее как настоящие королевы!       Шелли взялась за руку и защелкнула на ней браслет наручников.       - Ты никуда не поедешь.       Ланка сбила бывшую подругу с ног и попыталась замахнуться сундуком. Удержать его одной рукой оказалось невозможно, он выпал и треснул от удара об мостовую. На камни высыпались и засверкали в лучах заходящего зимнего солнца золотые комки, но внимание на них обратили только кружащие над улицей вороны.       Сержант Детрит ухватил Ланку за занесенную для удара руку и поднимал, пока не поднял на ноги и прикованную к ней Шелли. Иногда огромный тролль умел оставаться незаметным и перемещаться бесшумно.       - Ты арестована, – прогрохотал он. – И не пытайся угрожать капралу Задранец. Я не люблю, когда бьют моих друзей.       - Я бы и сама справилась, – проворчала Шелли, отряхивая сбившуюся бороду. – Что ты вообще здесь делаешь? Думал, я отпущу её?       - Не, – Детрит задумчиво уставился на двух гномов, сцепленных короткой цепью. Он не мог решить, что делать дальше. Отпускать опасную преступницу на землю было опасно, а Шелли не любила, когда он носит её на руках, по крайней мере на глазах у других гномов и стражников. – Я боялся, что ты её застрелишь и расстроишься.       Шелли уставилась на собственный арбалет, о котором почти забыла, и осторожно, одной рукой повесила его за спину.       - Надо сообщить господину Ваймсу, что беглец задержан, – сказала она и отвернулась.       Если, обходя особняк, Шелли успела поплакать, Детрит этого не видел, потому что смотрел строго перед собой. Девушки были хрупкими существами, и им нужно было давать время, чтобы пришли в себя. Ангва ему это несколько раз повторяла.

* * *

      - Мне просто надоело терпеть к себе такое ужасное пренебрежение! – воскликнула леди Офелия Златолобстер и разрыдалась. – Матильда Растерзай, у которой мозги курицы, вообразила, будто оказывает мне милость, приглашая в свой дом после двадцати лет. А мой муж, этот сухарь без капли фантазии, радостно согласился, потому что Роскоши могли вложиться в его новое дело. Он совершенно не способен понять истинного аристократизма духа! Любой настоящий дворянин на его месте швырнул бы это приглашение в огонь и вызвал бы Растерзая на дуэль! Но он просто торгаш с титулом, готовый принимать любые подачки.       Леди Офелия высморкалась.       - Это ничтожество любит рассказывать, что его прабабка, якобы, была любовницей короля. Хотя на самом деле тот просто должен был старой процентщице и расплатился трофеями с последней войны! – Дама молитвенно сложила руки на груди. - Вы можете себе представить, что за двадцать лет этот сухарь не подарил мне даже самого простого кольца? «Возьми деньги и купи, что тебе нравится», говорил он. Но кем бы меня посчитали в обществе?! Нелюбимой женой, которая сама вынуждена дарить себе драгоценности?       Моркоу растеряно пожал плечами и посмотрел на Ангву. Та сняла с пояса наручники и пробормотала:       - Некоторые мужчины совсем не понимают женщин. Хотя наоборот это тоже работает.

* * *

      - Боюсь, я не смогу помочь тебе выбирать занавески и составлять меню к весенним праздникам, – Закончив ужин, Ваймс отодвинул от себя тарелку.       - Сериф клатчский прислал Хэвлоку письмо, в котором напомнил, что ему требуется твоя помощь в реформировании городской стражи Аль Хали, – леди Сибилла кивнула и принялась разливать чай. Получалось у нее это не так аккуратно, как у Вилликинса, зато заварка была крепкой и сахара она не жалела. Ваймс не стал спрашивать, как эта новость обогнала его, приехавшего из дворца прямо домой. – Конечно же, ты должен отправиться как можно скорее. Я сама со всем справлюсь.       - Вообще-то я думал, что подготовку к празднику можно поручить этому кондитеру, – Ваймс благодарно принял свою чашку. – Если нам не понравится результат, мы сможем просто скормить всё дракончиками, – а ты могла бы поехать со мной в Клатч. У серифа семнадцать жен, а у его визиря восемь, необходимо, чтобы кто-то отвлекал эту толпу зваными обедами. Чтобы мне не мешали работать. Кроме того, ночью в Клатче очень красиво небо, ты его видела? Капитан Моркоу говорит, что там водится не меньше трех уникальных видов пустынных драконов, но один из них наверняка обычный варан.

* * *

      В «Заупокое», под игру Реджа Башмака на гитаре, Шелли и Ангва подняли стаканы с чем-то пенящимся и залпом выпили.

* * *

      На тролльем рынке Детрит согнал с плеча ворона и проскрежетал:       - Долго еще? Зачем вы вообще решили мне помочь выбрать продукты?       - Я почти закончил, – заверил капитан Моркоу и продемонстрировал две половинки жеода. – Как думаешь, какая понравится капралу Ангве больше?

КОНЕЦ