Пробуждение

Кромешная тьма никогда не пугала его, став слишком привычной спустя такое огромное количество времени. Сначала он удивлялся, пролетая мимо миллиард звезд, восхищался величием беспощадного космоса, впитывал каждый кадр, записывая увиденное в банки памяти и оберегая, как настоящее сокровище. На протяжении тяжёлого и бесконечного путешествия сквозь вселенскую бездну каждый ничтожный бит информации имел огромную практическую значимость. Тогда ему ещё было неизвестно, куда ведёт его тернистый путь. А затем… Затем мимо него всё чаще стали проноситься чёрные дыры, гневливые и холодные, в чьих бездонных глотках исчезали порой целые цивилизации, оставаясь размытым пятном тьмы на космическом полотне. Всё чаще он видел, как гибли планеты, как истощались газовые гиганты, теряя живительный водород. Время бесследно стирало их с лица космического пространства и превращало в никчёмные точки на координатных плоскостях архивных карт. Возможно, из-за губительного действия одиночества он просто стал чаще концентрироваться на происходящем вокруг него. И если ранее увиденный лик когда-то погибшего мира вызывал жгучую боль и тяжёлую скорбь, то теперь это стало закономерным и тривиальным. И чем чаще в его процессор закрадывалась мысль о бессмысленности своего функционирования, тем привычнее становилась тьма и её душащие объятия… И тем сложнее становилось вырваться из её цепких манипуляторов. Сначала он словно падал с огромной высоты, километрам которой не было счёта, не имея ни малейшего представления, когда придёт окончательный удар. Это происходило резко, будто кто-то или что-то гнало его прочь. Внешне он по-прежнему оставался статуей, темным изваянием архаичности, воспоминанием о чём-то давно забытом, последним связующим звеном. А затем жгучая боль пронзала каждый дюйм нейросети, опаляя изнутри, расползаясь от самого сердца пожара по ветвистым соединениям нейроузлов и наполняя тяжестью системы, конечности, корпус. Первый удар двойной искры он запоминает, как нечто особенное, как облегчение после тяжелых ран. С ударом её двойного молота вент-система медленно наполняется терпким воздухом, а после резко стравливает осевшую пыль, выгоняя её прочь сквозь сегментированное забрало и воздухозаборники. «Зачем я снова пришёл в себя?» - первый вопрос, возникающий на периферии сознания после каждого пробуждения. Тускло зажигается оптика, со временем наливаясь тяжёлым рубиновым оттенком. Фокус разгорающихся линз едва выхватывает детали пространства из окружающей темноты. Подобно струнам каждая система надрывно резонирует одна за другой и генерирует энергетические потоки. Отвечающие за передвижения генераторы разгоняются медленно, напоминая разгон двигателей многофункционального истребителя. В пробуждающемся сознании вновь пролетают кадры, неистово вспыхивающие образы, окончательно разрывающие полотно тьмы. Они врезаются в сознание, хлещут разум своим посланием то слишком жестоко, то приторно мягко, вызывая дисбаланс. Перед взором снова погибающий Даргест. Он видит гибель родной планеты так отчётливо, будто находится не на своём корабле, раздирающем холодные просторы космоса прочь от катастрофы, а там, внизу, в пылающем месиве, сливаясь криком во всеобщий унисон. А затем на смену догорающему огню ада приходит опечаленный лик Праймаса: мудрая лицевая пластина с отяжелённым горечью взглядом голубых линз и губами, запечатанными отчаянным молчанием, от которого скручивает искру. Он ощущает слабость светоча Вселенной, а затем слышит его уставший глубокий голос, дрожащий в сознании нотами надежды даже в самый темный час. Создатель старался верить в единство и внушал эту веру тем, кто его слышал и просто помнил о нем. Но мир менялся слишком стремительно, и, когда Таргиз в последний раз оставил за спиной Кибертрон, воин уже тогда стал свидетелем раскола кибертронцев. В процессорах юных представителей расы трансформеров зародились первые толики сомнения, ставшего страхами, которые в последствие привели к гневу, направленному друг на друга... Череда печальных воспоминаний отступила. Эстэно-Таргиз, воин Чести и последний даргистарианец, медленно поднялся с колена и выпрямился, скрипя едва ли не каждым элементом корпуса. Загудели гидравлические механизмы. Шипы и лезвия с трудом сдвинулись с места, словно сросшись с корпусом в месте сервоприводов, вновь обретая возможность шевелиться. Когти сжались в кулак, ещё слабо, затем разжались. Темный металл лезвий отразил свет сферы, лучи которой проникали сквозь трещины в стенах. Храм, который он оберегал, был чудом спасен от огня войны, охватившей половину галактики. Таргиз поднял голову и снова стравил пар, глядя в сияющие окуляры статуи Создателя. Он вдруг осознал – зов Праймаса будил его. Зов, который он не мог объяснить, понять - зачем. И сколько бы он ни искал причину зова, сколько бы ни погружался в глубины банков памяти, выуживая все когда-то записанные и заархивированные знания, он никак не мог найти ни одного ответа. «Надеюсь, на этот раз я узнаю. Увижу». Вокодер плохо слушался, выдавая низкий баритон с механическими скрежещущими нотками. Казалось, Таргиза некому было слушать, но внезапно искру окутало приятным теплом, даря облегчение после пробуждения и ощущение надежды, которая себя оправдает. Его услышали… Коснувшись когтями блистера, воин коротко кивнул, по-прежнему не сводя пристального взгляда с оптики Создателя и сдерживая свое удивление. Статуя Творца призрачно улыбалась ему. Воин обвёл взглядом испещренные иероглифами стены уцелевшего храма. Война. Он не выбрал ничью сторону, оставляя историю трансформеров в их собственных манипуляторах вместе с их лживыми сказками о великих сыновьях Праймаса, вызывающие едкую злость и глубокую печаль. Как можно было уничтожить всё то, что было им даровано? Как можно было уничтожить собственный дух, веру, забыть своего Создателя и продолжать уничтожать самих себя? «Значит - можно было». – ответил сам себе воин, когда перед оптикой снова возник образ горящего Даргеста. Но сейчас все было иначе. Свет медленно оживлял его сознание и пробуждал в нём исследователя, первооткрывателя и бороздителя холодного космического пространства. Изголодавшийся по новой информации процессор требовал немедленной подпитки, узнать всё, что произошло за время его отсутствия. В нём с новыми силами разгорались огонь жизни, тяга к её изучению и трепещущая надежда. Корабль стремительно покидал орбиту древней планеты, навигационной системе были заданы «родные» координаты. Возможно, наконец, он найдёт источник зова. Найдёт смысл своего существования. Главное - ему снова хотелось жить.