Сказание о Речном Боге

      Иди сюда, ко мне, садись поближе. Я расскажу тебе одну старую сказку, где переплелись судьба, любовь и людское непонимание.       Ну же, садись поудобнее, мой дорогой друг, а мы начинаем…       Он был речным божеством, имени которого никто не помнил, кроме него самого. Порой великодушным, одаривая рыбаков великолепным уловом. Порой нежным, когда омывал тонкий стан купающейся молодой девушки. Иногда он бывал суров и беспощаден, смывая в едином порыве ветхие домишки, что посмели слишком близко приблизиться к его владениям.       Он был обычным человеческим парнишкой, сыном кузнеца из деревеньки, что ниже по течению. Любил рыбачить и подглядывать за резвящимися в воде девицами. А еще умел делать дудочки из речного рогоза, за что был любим всей деревенской детворой.       Так они и встретились.       Лео лежал на огромном валуне, который, не пойми откуда взявшись, торчал посреди реки, и нежился под теплыми лучами солнца. И вдруг он услышал тихую мелодию, в меру грустную, в меру веселую, что заставляла сердце то пропустить удар, то ускорить свой бег. Песенка, напоминавшая пастушью, тихонько лилась прямо над тихой и спокойной сейчас водной гладью. Лео чутко ловил каждый перелив мелодии, которая тронула его до глубины казалось бы давно увядшей в одинокой жизни души. С тихим плеском он нырнул в воду, нарушая ее ленивое течение, плывя на чарующие звуки.       В тени ивы полулежал парень, опираясь спиной о кривоватый ствол дерева, и играл на дудочке, сделанной из яблоньки. Лео чуть приподнялся над водой, чтобы лучше слышать. Но парень играл с закрытыми глазами, наслаждаясь, и покачивал в так босой ногой, не особо следя за поставленными удочками.       Лео вышел из реки полностью, впервые за долгое время ступив на землю. Вода мелким бисером искрилась в его черных волосах, отражая лучи солнца, готовящегося уйти на покой, красиво стекала по складкам шелкового темно-синего одеяния, облегающего стройное тело речного божества.       - Кто ты? - тихо спросил Лео, будто журчание ручейка. Но парень услышал. Он открыл глаза и отнял от губ дудочку       - Джехван, я живу в деревне, что в низовье. А ты кто? Точно не из наших... - парень сел и посмотрел вверх, чуть щурясь на солнце.       - Когда-то меня звали Тэгуном. Это было давно... - бог присел рядом с назвавшимся Джехваном, - А о чем эта песня?       - О любви, - едва ли не ярче солнца улыбнулся тот, - о том, как бедный пастушок повстречал прекрасную лесную нимфу, которая жила в молодой яблоне, впервые той весной набравшей цвет. А нимфа не отвергла его, и пастушок каждый день играл ей на свирели вот эту самую песенку. Она притягивает иных. Так дедушка говорит.       - Врешь, - едва слышно хохотнул Лео, но тут же осекся. Его тоже привлекла эта песня.       - Ну, кто знает. А еще та нимфа подарила пастушку свою благосклонность в знак их любви… - пожал плечами Джехван, вновь поднося дудочку к губам.       - А что такое любовь? - Лео слишком давно был божеством этой реки, но до этого он был человеком. Увы, все, что он помнил с того времени - свое имя.       - О, друг, это слишком сложно объяснить, - мелодично рассмеялся Джехван, - у каждого человека по-разному. Но говорят, что сердце начинает биться быстрее, и губы пересыхают, и человека отпускать не хочется...       Лео резко схватил его за руку, перебивая, притянул к своей груди, прикладывая к холодной коже, под которой маленькой пичужкой заходилось сердце.       У Джехвана пересохли губы, а сердце трепыхнулось в ответ, перенимая ритм, что бился под пальцами.       - Ты хочешь меня отпустить? - едва слышно, будто волна набежала на песчаный берег, прошелестел шепот Лео, заглядывающего прямо в душу своими невыносимо-голубыми, словно чистейшая вода, глазами.       - Нет, - так же едва слышно выдохнул Джехван, прикрывая глаза. Голова кружилась, будто он залпом опрокинул пару кружек хмельного. Парнишка почувствовал сухие, холодные губы на своих, не смея перечить. Возможно, мелодия, которой научил его дедушка-пастух, и впрямь притягивала иных, а дать им отпор обычный человек не сможет. Да и не захочет.       Джехван ответил на поцелуй, осторожно, будто боясь обжечься холодом чужих губ. Его рука, все еще лежавшая на груди чужака, скользнула вниз, прямо в полураспахнутый шелк одежды.              Чужие руки потянули за поясок, поддерживающие полы легкой жилетки-безрукавки, и вот та уже скользнула на землю. Сухие губы, царапаясь, прикоснулись к груди, прямо посередине, где сердце рвалось наружу. Холодные пальцы, едва касаясь, прошлись по телу, даря желанную прохладу разгоряченному телу в вечернем мареве, а руки Джехвана запутались в черных волнах волос, стряхивая с них заговорщицки блеснувшие капельки воды.       Тэгун двинулся к нему, требуя поцелуев. Пальцы уже развязывали тесемки льняных бридж, проникая под ткань, оглаживая восхитительно горячую кожу. Конечно же, Джехван понял, с кем свела его судьба этим летним вечером, чьи прохладные пальцы скользили туда, где и самому было срамно трогать. Тэгун целовал, жадно, напористо, и не мог напиться, будто все его существо в тот момент было заключено в этом парне, подставляющимся под его прикосновения, потирающегося своим возбуждением об его. Тэгун отстранился, окинув взглядом распростертое тело, а Джехван смущено прикрылся. И тогда Лео вновь припал к припухшим от его же поцелуев губам, пытаясь выпить до дна все, что ему отдавали.       Они любили друг друга до самого заката. Лео мощно толкался в податливо раскинутое на мягкой траве тело, но его руки, словно волны, оглаживали каждый сантиметр изнывающего от желания парня. Когда же оба были на грани, то Лео мягко развернул своего случайного любовника спиной, усаживая на себя, сводя движения на нет, оттягивая то, чего они оба жаждали все душой.       Но в самый момент, когда душа отправляется к звездам, Джехван почувствовал легкий укол в правое плечо, куда с тихим стоном удовольствия поцеловал его Лео, обжигая нежностью.       А вернувшись домой, Джехван рассматривал в исцарапанном зеркале, без нижнего правого уголка, желтый цветок в черном треугольнике, обозначавшим у его народа воду, распустившийся на месте поцелуя.       И это было начало конца. Отмеченных иными местные не жаловали, потому что боялись. Боялись людей, укротивших стихию. Это стало едва ли не страшнейшим грехом, благо, происходило не чаще раза в столетие. И что его ждет, если кто-то проведает, не знал сам Владыка Земли.       Джехван скрывал метку, сколько мог, сменив привычные безрукавки на рубашки с рукавами, чтобы ненароком не открыть тайну его грехопадения.       Но однажды, когда он играл со своими младшими братьями и сестрами, мальчуган слишком сильно дернул его за полу рубашки, и та разошлась по шву. Как назло, именно в этот момент в гости к матери зашла сварливая соседка, чтобы обсудить последние деревенские сплетни, которая так и ахнула при виде желтого цветка, что красовался на плече обмершего Джехвана.       - Это же метка речного Бога! - всплеснула руками соседка и убежала прочь со двора.       Стоит ли говорить, что к вечеру уже вся деревня знала, что сын местного кузнеца согрешил с богом реки-кормилицы. Джехвана привязали к позорному столбу, оголив по пояс, выставив всем на обозрение цветок, что, казалось, стал еще ярче, еще четче проступил за черный контур треугольника на покрытой мурашками коже, как доказательство его греха.       Вечером того же дня был суд старейшин, и решено было отдать речному богу того, кто ему принадлежит. Последнюю ночь же виновному разрешили провести дома, чтобы проститься.       Джехван не мог слышать рыданий матери, причиной которых был, поэтому он сидел позади дома, в саду, под старой яблоней, которой было уже более ста лет, и наигрывал печальную мелодию его души на своей верной дудочке.       Рядом присел дедушка, приобняв внука за плечи и притянул к себе, ободряя.       Джехван слабо улыбнулся в ответ.       - Когда старейшины спросят, каково твое последнее желание, попроси сыграть ту мелодию, которой я тебя научил, - дедушка похлопал его по плечу, мягко улыбаясь. В глазах его светилось то, что было неподвластно Джехвану, знание некой тайны.       - И что будет? – Джехван заинтересованно обернулся к мужчине.       - Увидишь, - лукаво улыбнулся дедушка, и вдруг оттянул ворот своей рубашки. Чуть ниже ключицы виднелся бледный, будто стершийся, рисунок букетика из яблоневых цветов.       - Ты… - глаза Джехана удивленно распахнулись.       - Не я, - перебил дедушка, - а твой прадед. А мне вот досталось, наследство… Видать, судьба у нашего рода такая, прогневили мы кого-то.       - Пожалуй… - согласился Джехван, горько улыбнувшись.       - У тебя есть право последнего желания! – торжественно объявил староста деревни, громко, чтобы весь собравшийся люд его услышал. Вся деревня собралась на высоком берегу, чтобы проводить всеми любимого сына кузнеца. Из толпы слышались тихие причитания матери.       - Я хочу последний раз сыграть, - тихо ответил Джехван. Он был облачен в ритуальный белоснежный костюм, и за пазухой рубашки притаился его инструмент.       - Глупый… Будь по-твоему, - махнул на него рукой староста. Джехван достал дудочку, глубоко вдохнул, прикрыл глаза и заиграл. В этот раз к песне примешивалась тревога, мелодия то и дело срывалась из-за дрожащих губ.       Но он был услышан.       Когда он шагнул с высокого утеса, волны взметнулись ему навстречу, подхватывая, окутывая, оберегая. В касаниях воды Джехван почувствовал прикосновение прохладных пальцев, а прямо перед его лицом появилось другое, улыбающееся. Знакомые сухие губы втянули Джехвана в поцелуй, утягивая на глубину реки, обещая защиту и покровительство.       До сих пор у народа, живущего в тех краях, существует легенда, что когда река беснуется и выходит из берегов, над ее водами раздается тихое пение, и она успокаивается, сердито ворча волнами. Это избранник речного бога успокаивает своего возлюбленного.       А эту историю мне рассказал улыбчивый парень, что сидел в тени старой ивы на берегу реки и играл на дудочке очень красивую, в меру печальную, в меру веселую мелодию. Когда же мне пришла пора уходить, мы тепло простились, а за моей спиной, словно на прощание, раздался лишь тихий всплеск воды.