Пигмалион и Галатея

      Дом находился за чертой города. В самой глуши, скрытый столетними деревьями, он практически утратил свой величественный вид. Современный город рос и практически вытеснил этого статного старика, некогда принадлежащего влиятельному плантатору, из своей жизни. Когда Джаспер оказался здесь впервые, он практически сразу почувствовал родство с ним. Вампир чувствовал себя таким же каменным, громоздким и покинутым. Трещины на стенах этого дома, появившиеся от времени, напоминали ему собственные шрамы, что оставили ему новорожденные вампиры. Те, из кого он делал солдат, и те, кого он жестоко убивал. Полыхающий в глубине леса костер напоминал ему о тех днях, когда он был монстром. О тех кровожадных временах, когда он убивал людей, вампиров, всех, кто был неугоден Марии.       Однако те дни прошли, и мир вампиров перестал быть таким хаотичным. Появились правила. Одно из них запрещало убивать себе подобных. Вампиров. Еще одно запрещало убивать людей. И, конечно, существовало правило, по которому ни один вампир не мог самовольно обращать людей.       Джаспер удивлялся тому, как за столь короткое время он умудрился нарушить все три. Убил, обратил. Вдобавок умертвил двух ищеек, что явно действовали по чьей-то указке. Самым глупым в этом было то, что он упустил третьего из них, женщину. А это значило, она приведет других к нему. На него объявят охоту.       Вампир не был уверен, что сумеет выстоять, если их найдут. Ему нужен был план. Причем срочно. — Элис. Она ведь очнётся?       Джаспер обернулся. Этот дом он нашел лет тридцать назад. В каждом городке встречались такие дома-призраки. Покинутые, забытые, обросшие легендами или просто заброшенные. Эти дома хранили почти могильную тишину, от того и голос кого-то еще казался ему совершенно не к месту, нарушением естественного баланса. Это раздражало, однако служило лучшим доказательством того, что его жизнь кардинально меняется. — Это я виноват, — не дождавшись ответа, продолжил Эмметт. Он выглядел потерянным. Он стоял, прислонившись к большому дубу. Джаспера позабавило, что теперь у Эмметта было достаточно сил, чтобы сломать это дерево, как тростинку, но вот осознание своих возможностей еще не пришло. Пока его эмоции и движения не поддавались должному контролю. Джаспер чувствовал всю тяжесть собственных ошибок. Он допустил смерть Элис. Не предвидел опасность, что нависла над головой МакКарти. Вампир мог бы спасти парня, но был слишком занят девушкой, чтобы почувствовать присутствие ищейки. В страхе потерять ее он совершенно забыл о парне. Эмметта бы убили, если бы Уитлок не подоспел на помощь. Он, конечно, ищейку убил, но тот уже успел укусить парня. Не осталось вариантов, кроме как обратить и Эмметта.       Парень так жаждал найти Розали, что даже был рад своему новому обличию. Теперь он мог дать отпор ее похитителям. К облегчению Джаспера, МакКарти еще не знал разницы между химической и естественной кровью, иначе ему было бы тяжело его остановить. Такой, как Эмметт, мог бы уничтожить целую деревню в порыве утолить свою жажду. Но это никак не вязалось с взглядом парня, что излучал доброту. Он сейчас скорее напоминал маленького ребенка, который потерялся в торговом центре, нежели кровожадного монстра. Он так искренне переживал за подругу.       Неожиданно для себя Джаспер стал опекуном двух новообращенных. Он все же надеялся, что их у него два. Девушка, на которую он так уповал, в отличие от ее друга, до сих пор не проснулась. И чем дольше тянулось время, тем сильнее Уитлоком овладевал страх, что все его надежды напрасны. — Нет, не твоя. Ее судьбу решил я, — успокоил вампир Эмметта.       Должно быть, он решил ее судьбу в тот самый момент, когда поднялся за ней на крышу. Джаспер хотел, чтобы она жила для него. Хотел подарить ей условную свободу. В ее слепоте он видел корыстную возможность спрятать свои пороки. То, что он другой, он сумел бы еще долго скрывать от нее. Девушка, несомненно, нуждалась в заботе. В какой-то степени, он был бы единственным, от кого зависела бы ее жизнь. — Они пришли из-за меня. Джаспер качнул головой. Он не желал продолжать бессмысленный спор. — Эмметт, все случилось, как случилось. Если ты правда сожалеешь, помоги мне.       Тот не заставил себя уговаривать. Однако шаги его были столь стремительны, что парень едва не сшиб Джаспера с ног. Тому пришлось призвать все свое терпение. Он почти забыл, какое внимание требуют к себе новые вампиры. Конечно, раздражаться на него не было смысла. Новообращенный еще не осознавал все изменения, что с ним произошли.       Эмметт вздрогнул, когда увидел багажник, забитый трупами трех мужчин. Это не то, к чему можно было привыкнуть. — Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулся Джаспер, перехватив его взгляд. В который раз он убедился, что для Эмметта этот мир чужой. Мир жестокого и бессмысленного существования. Этого парня впечатлили трупы. Но что будет с ним, если он станет для кого-то смертью. Если он, обуреваемый жаждой, убьет невинного человека. Из этих раздумий его вывел Эмметт. — Кто этот третий? — спросил он тихо, склонившись над трупом охранника, который измывался над Элис.       Джаспер мысленно похвалил себя за сообразительность. Как знал, что сломать шею этому несчастному будет лучшей его идей. Почуй Эмметт кровь, пусть даже спекшуюся, Джасперу пришлось бы силой утихомиривать его. — Ты его не помнишь? Эмметт мотнул головой, но вновь присмотрелся к трупу. Он помнил тех двух. Одного даже очень хорошо. Это он лишил его жизни. МакКарти тогда думал, что навсегда простился с белым светом, когда это чудовище своими клыками вонзилось в его шею. Но вот тот третий никак не напоминал о себе. Он был тучнее тех двух, но лицо его было светлее. Кожа была бледной, но не землистого цвета, как у тех.       МакКарти вдруг отшатнулся в сторону, когда сообразил. Взглянув на мясистую руку, покрытую черной порослью волос, ему показалось, что он вспомнил. Этот был тот мужчина, что избивал его, когда Эмметт начинал проситься на свободу. Вспомнил, как его привязывали к стене и ждали, когда придёт этот человек. — Это тот, — пораженно проговорил Эмметт, — человек из больницы.       Он не мог объяснить это необузданное чувство страха и гнева. Убить вампира — это одно, этот мир был ему не знаком. До недавних пор он даже не верил в их существование, но смерть человека, пусть даже такого дрянного, но всё-таки человека, его пугала. Не потому, что это было невозможно. Напротив, его пугала безнаказанность. Люди не исчезают просто так. Нельзя просто убить и запихнуть человека в багажник. — Ты убил его? Зачем… — Он обижал Элис. По-твоему, я должен был его благословить? — Но… Ты не можешь оставить это просто так. Так нельзя! Ты не можешь убивать человека только… — Взгляни на него, — раздраженно проговорил Джаспер, вытащив труп человека, — видишь, как это просто? Сломать ему шею. Видишь ли, люди хрупкие, как спички. А ты стал чудовищем, что может уничтожить их десятками за пару минут. Эмметт отступил. Ему не нравилась такая мысль. Но вампир вовсе не собирался проявлять сочувствие. — Ты думал, это игра? Нет, мальчик. Это все, что будет тебя окружать. Я хочу, чтобы ты запомнил это лицо. Это мерзкое бледное лицо, что отныне стало удобрением. Это твоя плата. Люди, что будут окружать тебя, это твоя ответственность. Если ты сорвешься, поддавшись жажде, ты убьешь. Убьешь одного или несколько. Эмметт не знал, что сказать. Не знал, что от него хотят услышать. Он видел перед собой труп, болтающийся в руках вампира точно марионетка. — Вот от чего тебя Розали пыталась уберечь. Она хотела спасти тебя, но ты ее не послушал. — Ты ничего не знаешь, — огрызнулся Эмметт.       Недоумение сменилось злостью. Никто не имел права учить его жизни. Рассуждать о его выборе. Джаспер не видел глаза Розали, пропитанные болью и страхом. Он не видел тех, кто шантажировал девушку его смертью. Он не видел и не чувствовал то, что испытывал Эмметт. Тогда, в мастерской, он чувствовал себя беззащитным котенком. Но сейчас он мог постоять за себя. Он мог защитить Розали. Если для этого нужно было стать монстром, то так тому и быть. — Не знаю? Ты уверен? Ты бессмертен всего пару часов. Ты знаешь, что будет потом? Пока тебя не гложет желание кого-нибудь прирезать. Но рано или поздно ты почувствуешь сухость во рту, а глотку будет жечь огнем, требуя крови. Настоящей животной крови. И это будет преследовать тебя вечность. Ты думаешь, любовь спасет тебя? Да ты возненавидишь ее в ту же минуту, когда поймешь, что время для тебя уже не существует. Ты будешь проклинать ее в каждую минуту, когда ваша страсть утихнет. Ладно ты — неразумный дурак, но она-то должна была знать, во что тебя втягивает. Эта дуреха должна была понимать, что, переступив порог твоего дома, подписала тебе смертный приговор. — Не говори так! — взревел Эмметт. — Что, правда тебе не нравится? Но это так. Она погубила тебя. Как бы вы ни любили, все закончится тем, что вы убьете друг друга.       Этого парень уже не стерпел. Была ли это просто взыгравшая гордость или переизбыток чувств, но он набросился на вампира. Всем сердцем желал заткнуть его. Тот говорил ненавистные ему слова. Они словно яд, пробуждали в нем сомнения, страх. И стерпеть этого он не мог.       Джаспер хотел откинуть его в сторону. Но это оказалось не так просто. Новый вампир был на пике своей силы, пока сам Уитлок едва восстановился после столкновения с тремя полуночниками. Эмметт второй раз припечатал вампира к земле, когда услышал шум.       На верхнем этаже дома скрипнула кровать. Парень поразился своим возможностям. — Элис, — выдохнул с облегчение Уитлок, — она просыпается.       Вампир улыбнулся. Даже когда он злился, у него из головы не выходила его слепая девушка. Пока он говорил те ужасные слова Эмметту, он втайне завидовал ему. У того был кто-то, в то время как он сам существовал в объятиях одиночества. Ему нужно было убедить себя, что у вампиров нет парного существования. Сложно примириться с тем, что у этого новорожденного есть то, чего у самого Джаспера никогда не будет. Но вот Элис проснулась, и в нем мелькнула надежда, что он мог ошибаться.

***

      Свет. Этот яркий невыносимый свет, казалось, прожигал ей глаза. Она так долго жила во тьме, что почти вросла в нее. Теперь же все ее тело точно горело в пламени ада. Желая укрыться, девушка закрыла глаза рукой. Но желанный покой не приходил. Ослепляющий свет был таким сильным, что сопротивляться уже не было сил. В конце концов ей пришлось сдаться на его милость. Словно мотылек, что летит в огонь, она кинулась к свету. — Элис, ты очнулась, — голос Эмметта был таким родным, он, подобно якорю, держал ее.       Девушка улыбнулась. Она была рада услышать голос друга. Так рада, что не сразу поняла, как сильно болят глаза. Как режет зрачки буйство красок. Она видела старые красные шторы в пыли и в дырах, сквозь которые струился золотистый свет, стены с поблекшими крупными цветами. Но больше всего ее поразило лицо, которое она видела перед собой. — Эмметт, — прошептала она, пораженная тем, что видит его. Все было таким странным, что казалось сном. Элис привычно потянулась руками к его лицу, но внезапным образом они оказались на полу. Девушка изумленно смотрела на своего друга, удивляясь тому, как распластала сильного парня по полу пыльной комнаты. — Тише, малышка, — рассмеялся тот. Элис удивлённо положила руки на его большие трясущиеся от смеха плечи. Смотрела в глаза, которые сияли светом. Но такого просто не могло быть. Последнее, что она помнила, это собственную смерть. — Эмметт, я ведь умерла.       Весёлость парня тут же как рукой сняло от понимания всей правды. Он не мог возразить ей. Они действительно умерли.       За эти несколько часов Джаспер понял, что он не из терпеливых. Было невыносимо ждать, когда она проснётся. Мучиться от сомнений, что он мог не успеть. И вот теперь, когда он знал, что девушка проснулась, вдруг понял, что не может к ней подняться. На него внезапно напала робость. Джаспер не знал, что скажет ей, если она его возненавидит. Если будет злиться за то, что он с ней сделал. Он знал вампиров, что были злы на свое обращение. Те, что не видели никакого просвета в своем существовании. Отчасти он был одним из таких. Но женщины, которых лишили человеческой жизни, были страшнее всего. Отнятое у них право быть матерями делало их жестокими, а их существование бессмысленным. Зачастую женщины-вампиры искали любви и не находили ее ни в объятиях смертных мужчин, ни в объятиях вампиров. Одиночество делало их циничными, а нехватка любви несчастными.       Элис была для него светом. Эта слепая девушка могла сделать его жизнь счастливой. Она была одна в этом мире, и это, казалось, роднило их. Помогало верить в то, что со временем он сумеет заслужить доверие и станет ей нужным, станет другом. Для него ничего не изменилось и сейчас. Только вот он не знал, была ли девушка готова к новой жизни. Принять и смириться с тем, что Джаспер с ней сделал, будет не просто. Мужчина не был уверен, что она захочет жить с ним после всего этого. Выбор, который он сделал за нее, всегда будет стоять между ними. — Джаспер!       Девушка налетела на вампира как вихрь. Он ожидал от нее удар. Движимые инстинктами и эмоциями новообращённые еще не поддавались контролю. И если бы она захотела, она могла навредить ему. Однако он не собирался защищаться, искренне веря, что заслужил ее злость.       Элис впорхнула в объятия мужчины. Она была так взволнована, что не заметила, как неуклюже едва не сбила его с ног. Едва не сдавила его в своих объятиях. — Эй, полегче, — проговорил вампир       Он почувствовал облегчение, когда понял, что ее объятия все же не попытка убить его. Положив руки на ее лицо, мужчина взглянул в ее глаза. Где-то в груди что-то зашевелилось. Будто сердце проткнули стрелой, если бы оно у него было. Элис смотрела прямо на него. Это было подобно чуду. Она его видела. — Какой ты красивый, — словно отвечая на его немой вопрос, проговорила она. — Красивый, — повторила она вновь, когда Джаспер одарил ее улыбкой.       Девушка ничуть не лукавила. Ее искушали эти волосы золотого отлива, глаза, которые были невероятно красивого оттенка. Его точеный профиль. Бледность только подчеркивала выразительные черты лица. Элис знала, что это сон. Она видела краски. Из темноты девушка вышла к свету. Видела то, о чем так мечтала. Но больше всего она была счастлива этому мужчине. — Ты видишь? — Какие красивые у тебя глаза! — хмыкнула девушка, затем счастливо рассмеялась. — Вижу. Какое это счастье!       Выбравшись из хватки, Элис нетерпеливо коснулась его лица. Оно казалось ей совершенным. Ей чудилось, что в свете солнца оно даже сияет.       Обуреваемая сильнейшим желанием, девушка внезапно потянула его на себя. Джаспер глухо рассмеялся, повинуясь ее силе. Казалось, она совершенно не замечала, что действует грубо. Но когда Элис потянулась своими губами к вампиру, тот растерял свое веселое настроение. Он чувствовал, что угодил в капкан. Эта на вид хрупкая, слепая девушка увлекала его в свой мир. Терпкое, сладкое, слегка горьковатое, острое… На кончике языка он почувствовал весь вкус мира. Ароматы, что вились возле него, словно взорвались. Джаспер не мог уловить что-то конкретное, но в тоже время чувствовал все. Чувствовал, что теряет себя без остатка, отдаваясь воле этой девушки. Громкий звук битого стекла заставил Элис прийти в себя. Она с удивлением обнаружила, что пригвоздила парня к стене. — Ой, — пробормотала смущенная Элис, — ты поцеловал меня тогда. И я подумала…       На девушку нахлынуло смущение, страх быть отвергнутой. Элис ничего не знала о Джаспере, кроме его уверений, что он хочет заботиться о ней. Но сейчас ей было этого мало. Она видела его. Такого красивого и благородного. Такого желанного, что внутри у нее все изнывало от боли. Вправе ли она была набрасываться на него вот так лишь потому, что он проявил к ней участие. Что делать, если он всего навсего испытывает к ней жалость. Жалость? Эта мысль причиняла ей нестерпимую боль.       Элис почувствовала накатившую на нее тошноту, когда вспомнила минувшую ночь. Как Джаспер обнаружил ее полуголую на полу больничной палаты. Вспомнила своего мерзкого насильника. Словно получив пощечину, девушка отскочила в сторону. Ее охватило отчаяние. Теперь она даже смотреть не могла на этого доктора. Он молод, красив и… Элис не знала, что она может ему дать, чем заслужить его уважение. Она вдруг с ясностью поняла, что самое лучшее, что стоило ей сделать, это остаться в больнице. Девушка не знала мир за ее стенами. Совершенно не знала, что ему предложить. — Не отворачивайся. Мужчина накрыл руками ее плечи, не позволяя ей отстраниться. Почти воскрешая в ней маленькую надежду, что она ему интересна. — Я просто…       Элис вдруг увидела напротив девушку. Тощая, невысокого роста, она была в странной несуразной сорочке. На бледном лице ярко выделялись глаза бурого цвета. Но даже это не смущало Элис. Больше всего ее раздражала нелепая прическа. Рваные локоны, которые торчали в разные стороны. — Какая смешная, — проговорила девушка и вдруг замолчала. Элис поняла, что это она сама. Та нелепая девушка, в странной сорочке и с безумной прической, это она. Все еще не веря, бедняжка прижалась к пыльному стеклу зеркала и тут же отпрянула. — Мои волосы, — пробормотала девушка.       Волосы она остригла сама себе. Полгода назад, когда еще жила в монастыре. Сестра Агата любила расчесывать ее волосы, точнее клочками выдирать под предлогом, что они запутались. По глупости Элис однажды предрекла смерть кошки, которая жила в приюте. С тех пор сестра Агата возненавидела ее. Считала девушку дитём дьявола. Элис боялась оставаться с этой женщиной наедине. Боялась ее сухих крючковатых рук.       Элис почувствовала, как слезы обожгли ее холодное лицо. Она любила слушать сказки о принцах, легенды о храбрых рыцарях. Верила, что однажды кто-то, кому она действительно станет дорога, придет и заберет ее. Сестра Агата не могла не понимать, что все это просто пустая надежда слепой девушки найти друга. Однажды она при всех подняла Элис на смех за эту ее невинную страсть. — Она сказала, что я похожа на ворону. Что такая неопрятная уродина никому не нужна. Тогда Элис так разозлилась, что выкрала ножницы, и остригла свои длинные волосы. Вслепую она избавилась от того способа, которым сестра Агата любила ее пытать. Теперь она видела результат своей глупости. Элис запустила пальцы в свои волосы, словно надеясь, что если их растормошить они станут длиннее. — А мне просто так хотелось…       Девушка замолчала. Секунду назад она тараторила, не умолкая, и вдруг остановилась. Осознала, что просто уничтожила себя в глазах этого парня. Что просто взяла и унизила себя еще больше. — Тебе хотелось… — напомнил ей Джаспер Ему хотелось узнать, что она имела ввиду. Что так могло омрачить ее настроение. Почему Элис так отстранилась. Глядя ему в глаза, девушка не могла лгать. — Красивой, — тихо бросила девушка, — быть красивой для принца или рыцаря. Благородная дама не бывает некрасивой. Некрасивая женщина не бывает любимой. Джаспер усмехнулся. Ее рассуждения были наивны. — Ты права, благородная дама не бывает некрасивой, — проговорил он, стирая ее слезы. Это было настоящим чудом, что теперь девушка стала зрячей. Но еще большим волшебством было то, что, даже будучи вампиром, она могла плакать настоящими слезами. У вампиров не было слез. Но эта девушка была особенной. — И, Элис, ты самая красивая девушка, что я видел. — Нет, — отрезала девушка.       Она не верила его словам. Не из упрямства. Просто Элис так долго для всех была никем, что слова вампира ее смущали. Она отпрянула от этих его слов. Однако вампир не отпустил ее. Он рывком притянул ее к себе и поцеловал. Девушка тут же запрыгнула на него. Теперь Джасперу не приходилось наклоняться к ней, чтобы наслаждаться ее нежными губами.

***

      Огромные руки, короткие, но такие же мощные ноги. Тройной подбородок и оплывший жиром большой живот. Элис с презрением смотрела на своего насильника. Он был омерзителен. Девушка смотрела на его маленькие глаза, в которых застыл ужас, с некоторым облегчением. Ей нравилось видеть его мертвым. Элис сама удивлялась тому, откуда в ней такая жестокость, но она не испытывала угрызений совести. Даже полный жалости взгляд Эмметта, когда тот натыкался взглядом на мёртвого охранника, не вызывала у нее смущения. Ее друг не знал всей правды об этом трупе, а у нее не было сил рассказать. Не было ни сил, ни желания посвящать его в ту омерзительную тайну. И все же, потянувшись, девушка закрыла мертвому охраннику глаза. Теперь с закрытыми глазами он казался каким-то умиротворенным. — Ты в порядке? Элис подняла голову и взглянула на Джаспера. Он выглядел обеспокоенным. — Что с ним будет? — Я думал закопать его. — Без молитвы?       Джаспер был озадачен. Он перестал быть набожным как только стал порожденьем зла. Вампир бросил взгляд на тело. Он не собирался устраивать для этого ублюдка пышные проводы. В былые времена он просто оставлял свои жертвы на милость диких животных. — Я не знаю молитв. — Я знаю, — Элис порадовалась тому, что жизнь в монастыре хоть чем-то пригодилась.       Охранника похоронили, если не с почестями, то по совести. С телами вампиров обошлись менее сердечно. Девушка с ужасом наблюдала, как их разбирают по частям и кидают в огонь. — Для чего это? Почему мы не можем закопать их также как… — Элис не договорила. Джаспер прервал ее. Ему не хотелось, чтобы она произносила имя своего мучителя. — Их тела не разлагаются с такой же быстротой, как человеческие. Не стоит лишний раз рисковать, оставляя их на волю случайных туристов. К тому же существует поверье, что вампира можно воскресить, если тело не повреждено. Мне не хочется проверять старые сказки на верность. Кроме того, это улики. Не хочу, чтобы кто-то их нашел. Убийство вампира карается смертью. — А кто за этим следит? — нетерпеливо спросил Эмметт. — Совет старейшин. Джаспер кинул последние останки своих соперников в огонь. — Существует три правила, нарушение которых может лишить нас жизни. Это убийство вампира, убийство человека и незаконное обращение человека в вампира. — Тебя могут убить из-за того, что ты сделал нас вампирами? — испуганно проговорила девушка. Джаспер кивнул. — Эмметта обратил не я, но вот ты можешь подать на меня жалобу. — Но я не буду! — оскорблено воскликнула Элис. Джаспер протянул руку, и девушка тут же за нее ухватилась. — Идем, — сказал он, чуть улыбнувшись, — нам всем нужно размяться.       Новообращенным нужны были тренировки. Чтобы лучше почувствовать и понять появившиеся изменения. Им предстояло научиться владеть своим телом заново. Двигаться, не привлекая внимание. А это было не так-то просто, если учесть, что у них была сила, способная валить деревья голыми руками. Это занятие на свежем воздухе больше всего понравилось Элис. Она теперь своими глазами видела окружающий мир. Он был просто по-волшебному ярким и живым. Девушка наслаждалась тем, что сейчас можно было забыть об осторожности. Просто лететь наперегонки с ветром. Ее движения были легкими, почти неуловимыми. Джаспер постоянно терял ее из виду, что не могло его не раздражать. Но девушка так же неожиданно возвращалась в его объятия. — Что будет, когда Эмметт вернет Розали? — спросила Элис, когда вампир очередной раз поймал ее. Уитлок молчал. Не знал, какой ответ ее устроит. Об Эмметте и Розали он думал в последнюю очередь. Словно прочитав его мысли, девушка насторожилась. — Мы ведь поможем ему? Поможем? — Поможем, — улыбнулся Джаспер. Элис так ждала его ответа, что ей трудно было отказать. — А потом что мы будем делать?       Девушка так хотела, чтобы он ее успокоил. Убедил, что не бросит. Он ведь обещал, что станет ей другом, что будет рядом. Со всеми этими правилами они ушли от самого главного, что ее волновало. Она не хотела больше быть одна. И если он не думает разделить с ней вечность, то лучше бы оставил ее в больнице. Это казалось куда милосердней, чем бессмысленная жизнь длиной в бесконечность.       Джаспер накрыл ее плечи руками. Ему тяжело давались слова, которые он должен был сказать, но у нее должен быть выбор.  — Взгляни на мир, Элис. Он так прекрасен, и весь твой. Для тебя больше нет преград. Ты можешь находиться в любой точке мира. И я буду с тобой так долго, сколько ты захочешь. — А ты? Ты этого хочешь? — Мне это очень нужно. Очень нужно. Но ты так долго была взаперти, а вокруг столько всего, с чем ты еще не знакома. Что, если ты сама от меня устанешь и исчезнешь. Я… Девушка тут же накрыла его рот рукой. Ее глаза засияли озорным светом. На губах растянулась лукавая улыбка. Она неодобрительно качнула головой, считая его фантазии невозможными. Единственное, что ей понравилось в услышанном — это то, что Джаспер хотел быть рядом с ней. Но он ошибался, если думал, что его ей будет мало. Все это время, пока она была в больнице, она ждала его. В тот момент, когда он впервые пожал ей руку, она его запомнила. А там, на крыше, Уитлок возродил в девушке веру в себя. Быть может, это и было бы чем-то незначительным, но на тот момент у нее ничего не было, кроме веры.       Эмметт не понял, когда Элис и Джаспер успели так сблизиться, но его подруга рядом с этим вампиром выглядела счастливой. К тому же он не мог не понимать, что этот вампир помог ему сбежать исключительно ради нее.       МакКарти усмехнулся. Еще недавно этот же вампир утверждал, что чувства утрачивают всякую ценность перед вечностью. Однако он сам не дал Элис погибнуть. И очень явно оказывал ей знаки внимания. Эмметт испытывал беспокойство, глядя на хрупкую девушку в объятиях этого монстра. Его подруга была неискушенной и далекой от той жизни, которую проживал Джаспер. И все же, наблюдая за ними, он не мог отрицать того, что они выглядели довольными. Девушка удивительным образом укрощала скверное настроение Джаспера. И именно для нее вампир, мрачный и нелюдимый, даже пару раз улыбнулся. Улыбнулся так, что почти напомнил МакКарти человека.       Подсматривая за чужими отношениями, Эмметт вновь вспомнил про Розали. Джаспер утверждал, что у него теперь нет ни сердца, ни души. Но ведь что-то в нем по-прежнему болело, призывая к светловолосой нимфе. Что-то отчаянно надеялось найти ее. Что-то погружало его в омут памяти, где в его объятиях таяла его снежная принцесса.       Один поцелуй, мгновенно растаял. Эмметт осторожно взглянул на девушку. Ее кожа была алебастровой. Такой гладкой и нежной, что к ней невозможно было не прикоснуться. Однако он медлил. Ему не хотелось накинуться на нее, словно какой-нибудь варвар, но он так скучал по ней. Знал, что скучал по ней, еще до их встречи. Девушка нетерпеливо заерзала, проверяя его выдержку. Нетерпенье, что читалось в ее глазах, прожигало его насквозь. Он обхватил ее лицо руками. Эмметт словно желал убедиться, что она настоящая. Слишком странной были их встречи. Слишком нереальной была ее красота. Но, глядя ей в глаза, он уже вряд ли согласился бы на что-то другое. — Ох, — виновато выдал он, заметив свои руки, испачканные угольными карандашами. Они оставляли черные разводы на ее нежной коже. — Прости, что испачкал, — обронил он, не сдержав мальчишеской озорной улыбки. — Прости, что влюбилась, — бросила в ответ девушка.       Она не дала Эмметту опомниться от этих слов. Их снова затянуло в водоворот поцелуев. Тогда он и не догадывался, о чем она говорила. Парень услышал только то, что ему отчаянно нужно было услышать. Ее губы тогда были в его власти, разве он мог думать о чем-то другом?       Тихий шорох сухих веток внезапно пробудил Эметта. Парень вырвался из череды сладких воспоминаний и вскочил на ноги. Тревожно завертелся, пытаясь понять, кто или что может им навредить. Рядом с ним тут же оказался Джаспер. Он выглядел таким же обеспокоенным. — Это может быть дикий зверь? — тихо спросила Элис. — Нет, ни одно животное не мчится на вампира с такой скоростью. Это… — Джаспер не успел договорить.       На него выпрыгнул появившийся из-за деревьев вампир. Элис и Эмметт, которые еще никогда не видели схватку вампиров в такой близи, просто растерялись. Единственное, что сообразил сделать МакКарти, это теснее прижал девушку к себе, пока Джаспер и его соперник крушили все вокруг. Неизвестно, сколько бы это продолжалось и чем бы закончилось, если бы не раздался пронзительный свист.       Элис и Эмметт увидели перед собой удивительно красивую пару. Мужчину, в чьих рыжеватых волосах играли солнечные блики. И женщину невероятной красоты. Приложив пальцы к губам, она еще раз свистнула, чем вызвала улыбку на лице своего спутника. — Вы оба, немедленно прекратите это безобразие! — крикнула она, и, к удивлению Эмметта, Джаспер и другой вампир остановились.

***

      Он улыбался во сне. Розали навечно запомнила эту улыбку, прорезавшую ямочки на его щеках. Девушка часто сидела на краю его кровати, охраняя его сон. Любовалась его красотой. Той умиротворенной тишиной, что окружала его в те моменты. Он так был красив в лучах рассветного солнца и в смятой постели, что сложно было удержаться от прикосновений, побороть искушение лечь рядом с ним. С тех пор, как она узнала о его существовании, она стала жить только Эмметтом. Эта ее ошибка едва не погубила его.       Дверь скрипнула, возвращая девушку в реальность. Она взглянула на кровать, идеально заправленную, холодную и пустую, где никак не мог оказаться ее возлюбленный. — Мне сказали, что ты отказываешься от еды.       Розали обернулась, увидев в дверях женщину, чьи каштановые волосы мягкими волнами спадали на плечи. Аккуратный нос и манящие алые губы. Обрамлённые черными ресницами глаза, казалось, затягивали в бездну. Для Роуз эта женщина была всем. До недавнего времени Розали верила ей как самой себе. Но сейчас она чувствовала себя преданной. — Эсми, я не хочу. Спасибо. — Совсем недавно ты называла меня мамой. Розали промолчала. Раньше она и вправду верила, что Эсми и есть ее мама. Но мама не стала бы подкладывать дочь под своего любовника. Наверное, не стала бы. — Давай я расчешу тебе волосы. — Не надо, — слабо запротестовала девушка. В детстве Эсми часто расчесывала ей волосы. Это был одним из самых волшебных ее воспоминаний. Для Розали этот момент был символом безграничного доверия. Но сейчас когда женщина потянулась к ее волосам, девушка не почувствовала прежнего восторга. — Такие шелковые, знаешь, я мечтала о таком цвете, — проговорила Эсми.       Розали печально улыбнулась. Что ей эти волосы. Все, о чем мечтала девушка, это стать человеком. Еще ребенком она поняла, что отличается от других детей. Монастырский приют, где она росла, был подобен тюрьме. Дети обходили ее стороной, а монахини в своих строгих черных одеяниях заставляли ее без устали молиться. Они твердили, что само ее рождение противоречит божьей воле. Были уверены, что она послана нечистым, чтобы ввергнуть их священную обитель в пекло. — Розали, тебе повезло родиться с таким золотистым цветом волос. — Родиться, — горько хмыкнула девушка, — Эсми, я не родилась, я умерла. — Это не важно. У тебя есть то, чему завидуют все смертные женщины.       Девушка взглянула в нестареющее лицо этой женщины. Эсми не страшно было время, солнце, ветер. Даже спустя века она будет такой же необыкновенно красивой. Для Розали она была самой прекрасной на свете.       Эсми была для нее вместо матери. В ее одинокой жизни та была единственной, с кем Розали могла разделить свою тоску. Эта женщина обещала, что позаботится о ней. Так почему же сейчас казалось, что ее предали? — Не бойся. Карлайл сделает тебя счастливой, — словно прочитав ее мысли, заключила женщина. Девушка промолчала. — Ты красивая, — проговорила Эсми. — Это твой дар. Мягкие губы скривились в ухмылке. Розали взглянула на свое отражение. Она бы все отдала за глубокие морщины и седые волосы. Ей бы хотелось встретить старость и должным образом встретить смерть. — Это не дар, а наказание, — глухо бросила она зеркалу. Розали сбросила руки Эсми со своего плеча. — Пожалуйста, оставь меня. — Ты знаешь, мы должны поговорить. Совсем скоро ты станешь его королевой. Это большая ответственность. — Это большая ложь, — бросила Розали.       Эсми впилась пальцами в плечи девушки с такой силой, что Розали вскрикнула. Однако женщина не обратила на это ни малейшего внимания. Ее злило это упрямство. Она хотела видеть покорность в глазах Роуз. Хотела увидеть ее благодарность. Но больше всего женщине не давала покоя ревность. Всепоглощающая дикая ревность. Осознание этого выводило женщину из себя. Вглядываясь в свое отражение, она каждый раз радовалась тому, что ее недолгая человеческая жизнь осталась позади. Ей нравилась та сила, которой наградил ее Карлайл. — Соплячка, — зло бросила Эсми, развернув Роуз к себе, — ты хоть понимаешь, что, если бы он захотел, ты бы уже умерла. — А мне плевать, — Розали подскочила, обуреваемая яростью. — Ты думаешь, я жила. Все эти бесконечные годы, кочуя из города в город, ты думаешь, я жила? У меня не было семьи, друзей… — У тебя была я, — выкрикнула Эсми, залепив девушке пощечину. — Тебе этого не достаточно?       Глаза женщины угрожающе смотрели на Розали. Еще мгновение назад Эсми воплощала собой красивую молодую женщину, но сейчас она обернулась хищницей. Ее лицо исказилось ненавистью. Обнажив свои белоснежные клыки, она двинулась к Розали. — Ты маленькая дрянь. Жалкая еда, которую отрыгнули. Эсми вцепилась руками в лицо Розали. Острые ногти поцарапали нежную кожу. — Ты моя собственность, Розали. Моя. Тебе ясно? — зарычала она в лицо девушки. — Где твоя благодарность? Я подарила тебе эту жизнь, — Эсми усмехнулась, — хотя, думаю, не стоило, верно? Розали не ответила. Она знала, что этого и не требовалось. — Знаешь, как мы познакомились, — голос Эсми стал тихим. Она внезапно растеряла всю злобу. В голосе сквозила горечь, такая знакомая, что Розали стало больно. Что бы она ни говорила, она любила Эсми. Знала, что та живет в собственном мире, сотканном из боли и смирения. Разница лишь в том, что Розали не хотела повторить ее судьбу. Отказывалась покориться эгоистичным порывам Карлайла. — Карлайл, он спас меня. Я была запуганной домохозяйкой. Женушкой нищего пьющего тирана, что любил раздавать тумаки. Карлайл спросил меня, хочу ли я другой жизни? Я хотела. И первым, что я сделала, сполна отомстила бывшему мужу. Знаешь, его смерть была подобна сброшенным оковам. Карлайл сделал меня свободной. Он сделал меня другой. Сильной, бесстрашной и красивой. — Не свободной, — отрицательно качнула головой девушка, — а зависимой. — Зависимой? — Эсми печально улыбнулась. — Пусть так, но это единственное, что меня спасает. Знаю, это кажется безумием, но я люблю его. В его руках я чувствую себя хрупкой, ранимой, желанной. Даже вечность не может испортить это наваждение. — И ты отдаешь ему меня. Без борьбы? — Ты думаешь, я не чувствую боли? Вообрази, ты спасла существо от смерти. Выходила, выкормила. Но она превзошла тебя, — Эсми развернула Розали к зеркалу. — Она красивее тебя, — сказала она коснувшись ее волос, — нежнее. Моложе. Вампирша провела рукой по лицу Роуз. В ее голосе сквозила боль. Такая знакомая и горькая, что это становилось невыносимым. Эсми любила Карлайла. А он лишь разрешал ей себя любить. — По ее венам течет горячая кровь, — продолжала Эсми. — Ирония в том, что вампиры презирают людей, но так скучают по всему человеческому.       Розали упала на колени. Она никогда не хотела причинить боль Эсми. И уж тем более испытывать ее брак на прочность. — Помоги мне уйти. Я знаю, как прятаться. Ты меня этому научила. Я клянусь, он не сможет меня найти. Эсми, пожалуйста, не отдавай меня ему. Эсми презрительно оттолкнула ее так, что та упала. — Тебя нелегко было прятать, Роуз, — прошептала она. Голос ее был нежный. Даже ласковый, но девушка слышала лишь шипение змеи. — Ты хоть понимаешь, что я наказана из-за того, что скрывала тебя. Что он потерял ко мне доверие из-за тебя, — женщина угрожающе нависла над Розали. — Нет, малышка, я больше не допущу такой ошибки. Ты выйдешь за него. Ты сделаешь все, что он захочет. Я прослежу за этим. Я заставлю подчиниться ему, тебе ясно! Я докажу ему, что он может мне доверять. — Эсми… Розали не верила своим ушам. Она недооценивала степень ее зависимости. Эсми собиралась заслужить доверие путем смиренного подчинения любым прихотям мужа. — Вот увидишь, Роуз. Ты лишь очередной недолговечный каприз. Вскоре ты станешь ему неинтересна и он вновь вернется ко мне.       Розали промолчала. Она видела перед собой такую же влюбленную женщину. Ее глаза, горящие безумной надеждой вновь стать любимой. Девушка не могла осуждать ее за это. Разве она сама не была готова сделать все, что угодно, чтобы быть с Эмметтом. Быть может, Эсми права. И через пару лет Карлайл и в правду потеряет к ней интерес. И тогда Розали вновь обретет свободу. Ее грела надежда, что однажды она сможет увидеть Эмметта. Пусть даже издалека. Лишь бы увидеть его счастливым.

***

      Мрачный зал старинного замка оглушил пронзительный скрип. Звук открывающейся двери был похож на стон немощного старика. Слегка протяжный, ворчливый, он словно делал невероятные потуги, чтобы впустить полуночного гостя в дом. Это была молодая женщина. Она смахнула с плеч светлые волосы, словно желая стряхнуть с них тусклый свет луны, словно желая полностью слиться с этой тьмой. Девушка быстро закрыла тяжелую дверь и шагнула во мрак дома. — Таня! — оклик из темноты заставил ее остановиться. Навстречу к ней вышла девушка с огненно-рыжими волосами, ее глаза, словно у кошки, сверкали во тьме. — Виктория, о слава богу. Нужно спешить… Он убил их… Он опасен! Таня казалась напуганной. Ее сбивчивая речь была совершенно непонятной. Но ее глаза лихорадочно блестели, ожидая поддержки. — О чем ты? — Мальчишка, — презрительно выплюнула девушка. — Карлайл послал нас убить его, но с ним был вампир. Я давно не встречала таких сильных. Он убил Лорейна. — Лицо Тани перекосилось в жалостливой гримасе. Должно быть, она оплакивала смерть своего возлюбленного, но все это было без слез, лишь искажение красивых черт лица. — Маркус. Он тоже мертв. Я с трудом смогла сбежать. Где Карлайл? Мы должны пойти за ними. Я выследила их. Я знаю, где тот мальчишка и вампир. — Нет, — возразила ее собеседница, — нельзя беспокоить Карлайла пока мы все не выясним. — Но… — Таня, если не хочешь присоединиться к своему любимому, тебе лучше не показываться боссу на глаза. Поехали. Покажешь мне, где он. И я сама все расскажу Карлайлу. Ты же знаешь, он ко мне прислушается. — Спасибо, — воскликнула Таня. Рыжая не ответила. Она осторожно огляделась, словно опасаясь, что их могли подслушать и закрыла за ними дверь.