Выбор

      С того момента, как Эсмеральда поранила ногу, прошло три недели. Судья из кожи вон лез, чтобы получить хотя бы ее симпатию. И поначалу ему это даже удавалось. Но потом у нее как отрезало. Эсмеральда дерзила ему на каждом шагу, балансируя почти на грани оскорблений. Она отвечала ему колкостями, болезненно отдававшимися в его душе. С каждым днем он понимал, что любит ее все сильнее, но вот она становится от него все дальше и дальше. Это мучило его и доставляло неимоверные страдания. «Боже, да что с тобой происходит, дитя, — думал он, — почему ты так зла на меня?» Не раз он готов был сорваться и взять ее силой, но всегда останавливался. «Я сам во всем виноват, — тогда думал он, — я слишком долго преследовал ее народ, и теперь мне это аукнулось, да еще как».       Наконец он не выдержал. В пылу очередной ссоры он схватил ее за плечи и встряхнул.       — Я, наверное, никогда не буду хорош для тебя! — прорычал он. — Убирайся отсюда! Оставь меня! Прочь с глаз моих, чтобы я тебя больше не видел!       Он отшвырнул ее от себя. Эсмеральда, закусив губу и сдерживая слезы, выбежала за дверь. Последнее, что она услышала, был его хрип, исполненный дикого страдания.       Она прихватила свою козу и помчалась во Двор Чудес. Свободна! Теперь она свободна, он отпустил ее! Но почему-то эти мысли отдавались в ней горечью. Она попыталась жить так же, как жила раньше. Она плясала на улицах, она дрессировала Джали, окружающие ее люди думали, что она по-прежнему весела и жизнерадостна. Но все обстояло совершенно наоборот.       Когда она жила у судьи, он так заботился о ней, что она чувствовала — один его вид доставлял ей неимоверную радость. «Но это же неправильно! — в панике думала она. — Я ненавижу его! Он больше двадцати лет издевался над моим народом! Я должна ненавидеть его!» Она все это время пыталась вернуть свою злость к нему. Эсмеральда разрывалась между долгом по отношению к своему народу и день ото дня возрастающему влечению к Фролло. От этого она становилась нервной, выходила из себя. Ей хотелось, чтобы он целовал ее, но разум говорил, что так нельзя. И она отталкивала судью от себя день за днем.       И вот наконец он отпустил ее… Когда она услышала тот рык судьи, исполненный мучения, ее сердце болезненно сжалось, но она просто не позволила себе остановиться. И теперь она все время думала о нем. Она пыталась забыть его. Она даже ответила на ухаживания этого красавца Феба, капитана городской стражи. Но когда он поцеловал ее, она не ощутила ровным счетом ничего. Феб потянулся за новым поцелуем, но она остановила его.       — Нет, Феб! Нет… Ничего не выйдет, прости.       — Но ты же сама ко мне тянулась, — солдат был в растерянности.       — Прости… Ты тут совершенно не виноват, — со слезами на глазах прошептала Эсмеральда. — Я так глупа!       Судья был так нежен с ней, что было для него совершенно нехарактерно, делал все, чтобы она была довольна и счастлива, а она вела себя как злобная, истеричная дура. Как же она теперь об этом жалела! Эсмеральде с каждым днем все труднее было делать вид, что у нее все прекрасно. Наконец, она сдалась и перестала натягивать на свое лицо улыбку. Теперь она была воплощением тоски.       Феб, хоть и потерял надежду на взаимность с ее стороны, все равно продолжал испытывать за нее беспокойство. И в один день он просто силой затащил Эсмеральду к Квазимодо. Он заметил, что, когда она общается с горбуном, ее отвратительное настроение на время уходит.       Они усадили Эсмеральду на табурет и вдвоем нависли над ней.       — Рассказывай давай, что с тобой происходит! — хором потребовали они.       Эсмеральда вздохнула.       — Я очень обидела одного человека. Я оттолкнула его, и теперь не знаю, что делать, — понуро сказала она.       — А поговорить с ним ты не пробовала? — сердито спросил ее звонарь.       — Не думаю, что он захочет меня слушать. Он такой гордый! — простонала она в тоске.       — Гордый не гордый, а всегда можно сделать так, чтобы человек просто не смог отказаться от разговора, — фыркнул Феб. — Просто подумай, от чего он точно не откажется, перед чем не сможет устоять. Включи свою голову, Эсмеральда, ты же не дура!       Из Собора Эсмеральда вышла с надеждой. Скоро намечался еще один праздник, она точно знала, что по долгу судья просто обязан там быть. Ну, и она тоже там будет!       В день праздника перед Собором были разбиты шатры, вместо сцены был расстелен большой ковер, на котором собирались выступать циркачи. Эсмеральда надела самое лучшее свое платье, красное, то самое, в котором ее в первый раз увидел судья.       Когда она вышла танцевать, то сердце ее радостно екнуло: он был там, стоял в толпе, высокий и мрачный. И когда она делала очередное свое танцевальное па, то подбежала к нему, выдернула из толпы и поцеловала, на что народ ответил смехом и аплодисментами. После танца Эсмеральда скрылась в шатре. А через несколько минут туда ворвался Фролло.       — Какого черта ты делаешь?! — рявкнул он в бешенстве. — Ты специально это творишь, издеваешься надо мной, маленькая дрянь!       Она впилась ему в губы, отчего судья судорожно прижал ее к себе, отвечая ей так яростно, что она задохнулась. Они упали на ковер, постеленный в шатре, сдирая друг с друга одежду. Они занимались любовью так исступленно, что совершенно не заметили, как за ними наблюдают.       Капгаруп, завернувшись в накидку, проходил мимо одного шатра, как услышал доносящиеся оттуда стоны. «Эге, да тут шалят!» — подумал он. В шатре была небольшая дырка, в которую он и уставился. И обомлел, потому что в обнаженном мужском теле признал судью Клода Фролло. Судья Фролло, этот святоша, шляется по базарным девкам! Да еще как! Судья лежал на этой цыганке и со стонами сладострастно двигался резкими, мощными толчками. Капгаруп пытался подобрать упавшую до земли челюсть, и тут Фролло сел на колени и притянул к себе женщину, которую он так неистово имел.       Судья покрывал поцелуями ее лицо и лихорадочно шептал:       — Дитя мое! Любовь моя! Душа моя!       Капгаруп застыл. Женщина была молода и прекрасна, а на лице ее отражалось настоящее счастье — похоже, что ласки этого старого мерзавца доставляли ей неимоверное удовольствие.       «Значит, она — твоя душа, Фролло? — с ненавистью подумал Капгаруп. — Я вырву твою душу и растопчу ее! Богом клянусь, ты у меня узнаешь такую боль, какой никогда раньше не знал!»       С этими мыслями он тихо отошел от шатра.       Судья, тяжело дыша, растянулся на ковре, а Эсмеральда улеглась рядом.       — Зачем ты это сделала? — вдруг хрипло спросил он. — Я только начал привыкать к тому, что тебя у меня больше не будет. Теперь у меня уже ничего не получится.       Эсмеральда села и заглянула в его глаза.       — Прости меня, — тихо сказала она. — Я очень жалею, что так вела себя с тобой. Пожалела почти сразу, как ты меня прогнал.       — Отпустил! — выразил протест судья.       — Это одно и то же! — хихикнула она. — Я пойму, если ты не захочешь меня видеть. Просто знай — я признаю, что сделала ошибку. Очень большую ошибку.       Судья притянул ее к себе.       — Боже, я чуть не обезумел, когда ты ушла. Я с ума сходил, когда прогнал тебя…       — Отпустил! — засмеялась она.       — Ну, неважно, — он усмехнулся. — Но больше этого не будет. Ты останешься со мной. Я не собираюсь терять тебя опять.       После того праздника Феб заметил, что судья стал спокойнее. Раньше он прохода не давал цыганам, теперь же… Фролло по-прежнему весьма жестоко карал воров, мошенников, грабителей и прочих мерзавцев, отвешивал им наказания в полной мере, соответственно преступлению, но вот циркачей грозный судья стал игнорировать. Возможно, такая перемена была и незаметна для простого обывателя, но Феб слишком долго был рядом с судьей и такое его поведение отметил сразу.       Компрачикосов такая перемена тоже не касалась. На самом деле за ними велась весьма напряженная охота. Под руководством судьи все места, где они могли бы быть, прочесывались весьма тщательно. Но все было безрезультатно, пока кое-что не произошло.