вишня в шоколаде

      Окно нараспашку; под крепкое завывание порывистого ветра срываются лёгкие шторы с петель, будто играючи-безразлично, с напевом грозных морских песен. Бушует океан, думает Виктория и отпивает из высокого бокала искристое розовое шампанское, но на губах по-прежнему вкус спелой вишни в шоколаде — от Него не избавиться.

Сладко. Обманчиво. Катастрофически.

      Вразрез всем правилам он перечёркивает собственный «золотой» кодекс: Фрэнк никому не служит, не подчиняется премерзким приказам дипломатов с толстыми кошельками, но склоняет колено (не жалея) перед последней женой ублюдка Грейсона с извечно-грустными глазами-омутами.       Она — наивный ангел, которому обрезали крылья тупыми ножницами; всё её существо пылает в адском огне. Царское поместье должно её защищать, но в нём она не более, чем тряпичная кукла с иголкой под сердцем.       Запертые на сотни замков дубовые двери ведут в пустые комнаты, отдающие затхлым одиночеством, и в одной из них живёт Её Величество. Виктория внутри погибает, черствеет, злится; лёд в её пылающем взгляде проникает сквозь кожу и оставляет неровные метки в области голубизны вспененных вен — до дрожи.       Её королевское имя отливает чистым золотом на прожжённой сепией дорогой верже. Очередное приглашение на бал доставляется в её комнату к полудню вместе с любимым лакомством Виктории. Вишня в шоколаде тает во рту, и до конца дня госпожа Грейсон обречена думать о Фрэнке Стивенсе, который поцеловал её однажды во время десерта. И каждый раз, когда сладость крепкой ягоды обжигает язык, ей кажется, что за этим последует совсем другое наслаждение.       Он ведь ради неё на всё: Лидия восстала из пепла с курьёзными обвинениями — Лидия летит с пятого этажа; Нолан грязнит властное имя — Нолан получает подбитые рёбра и животный страх вперемешку с инстинктом самосохранения; Эмили сорит лживыми ухмылками — Эмили грозит разоблачение века. Треклятый эффект домино: кости падают друг за другом в стройный ряд, стоит Фрэнку лишь задеть одну из фигур (и Виктория побеждает).       Она — все его неосторожные вздохи и трепетные касания, которые он оставляет при себе долгие двадцать лет. Если бы пришлось расплатиться жизнью, словно монетой, за её безопасность, Фрэнк не стал бы раздумывать даже минуту. Если бы об этом стало известно Королеве, она бы улыбнулась с привычно-фальшивой мягкостью, ведь ей без разницы.       Фрэнк сворачивает горы (ради неё), Виктория — шеи (ради себя).       И это колоссальная трагедия со вкусом шоколадной вишни.