Попытка к бегству.

Глава 3. Вечер. Майские ночи светлые, и сейчас, несмотря на поздний вечер, солнце все еще висит над горизонтом, оранжевыми пальцами проникая в узкие окна-бойницы, разбрасывая зайчики по стенам, заигрывая с отблесками пламени в очагах. Нимхелле – маленькая крепость, и Каминный зал в ней лишь один. Он служит и трапезной, и комнатой для совещаний, а так же местом для проведения праздничного вечера, как сегодня. Даже повод нашелся – у одной из обитательниц замка сегодня был день рождения. Остатки пира давно убраны, столы и стулья сдвинуты по углам, вокруг одного из каминов расставлены удобные кресла. Рядом с другим – импровизированная сцена – свободное от мебели пространство, куда выходят певцы и сказители. Несмотря на солнечную погоду, вечер оказался более чем прохладным, и камины жарко топятся. Майтимо расположился позади всех, поближе к огню. После страшных лет, проведенных в плену на Севере, он любил тепло и ничего не мог поделать с этой маленькой слабостью. Братья сгрудились вокруг него и притихли, заслушавшись. Сказитель исполнял какую-то длинную балладу, но Нельяфинвэ, думая о своем, не воспринимал смысла, слова скользили вокруг него гладкими волнами, уводя мысли далеко-далеко, вслед за бескрайней памятью эльдар... Майтимо думал о Финдекано, своем неунывающем друге, горячем, но справедливом, в юности страстно любившем путешествия и приключения. Каким он стал сейчас? Они не виделись уже целую вечность. Раньше, в первые века после расселения по Белерианду, друзья нередко встречались, не только чтобы обсудить важные вопросы, но и просто побыть вместе. Но не так давно Финьо женился, у него родился сын. И почему-то не стало времени на друга... Нельяфинвэ подумал, что даже ни разу не видел племянника. Почему все в жизни складывается так нелепо и печально? В ответ на невысказанный вопрос в памяти холодным, неумолимым приговором всплыло пророчество Мандоса: «Все начатое вами во имя добра, завершится лихом; и произойдет то от предательства брата братом и от боязни предательства. Обездоленными станете вы навек...» Майтимо вдруг ясно понял, что все, происходящее сейчас – лишь начало, мелкие неприятности, преддверие настоящих бед. А Проклятие вот-вот готово проснуться. Так как же другой племянник? Ведь он так и не поговорил с Атаринке! Майтимо тихонько окликнул братишку. Куруфинвэ обернулся. Карнистиро, сидевший рядом с Нельяфинвэ, уступил Курво место, но тот не сел по-нормальному, а устроился на подлокотнике кресла старшего брата: - Чего? - Курво, ты единственный из нас, кто женат, - сразу начал Майтимо, но Куруфинвэ неожиданно взорвался: - Ну и что?! Какая разница? Жена все равно в Амане! Может, хватит уже?! И так раньше сколько дразнились: «И вправду «Маленький Отец», женился, не успев созреть!» - младший братец даже с подлокотника слетел от возмущения. - Тьфу ты! – Майтимо не знал, сердиться ему, или смеяться. - Сядь, пожалуйста! Во-первых, я тебя никогда не дразнил, а, во-вторых, разговор сейчас не об этом, - он внимательно оглядел зал. - А где Тьелпе? Он не приехал с вами? - Остался наместником в замке, - Куруфинвэ вернулся на свое место на подлокотнике. - Мальчишке тоже охота иногда побыть королем. - Курво, ты не задумывался о его судьбе? Ведь Келебримбор – единственный продолжатель рода Феанаро. Мы должны уберечь его от Проклятия. Остатки внезапного раздражения слетели с Куруфинвэ, глаза затуманились скрытой болью. - Я думал об этом, Нельо. Много раз думал. А как? Тьелпе любит творить и не любит войну. Но он ни за что не откажется от того, что считает своим долгом. - Значит, твоя задача – сделать так, чтобы сын перестал считать нашу войну своим долгом. - Но как?! Я бы с радостью отправил Тьелпе в Гавани, или еще куда-нибудь, подальше на юг, но он не хочет. Считает себя взрослым и самостоятельным, и сам устанавливает для себя жизненные принципы. - Атаринке, выслушай меня серьезно и без обид. Сделай что-нибудь такое, чего Келебримбор тебе не простит. Придумай, ведь ты лучше знаешь Тьелпе. Пусть он отречется от тебя и уйдет. Тогда ты потеряешь сына, но сохранишь ему жизнь и убережешь от проклятья. Куруфинвэ выслушал жестокие слова молча и долго сидел, уставившись в одну точку. - Курво, пойми, это единственный шанс спасти мальчишку. Иначе не получится. В Пророчестве сказано, что все наши добрые начинания обратятся во зло, но может быть хоть так возможно обмануть Судьбу... Пройдет время, сын поймет тебя и простит... Может быть... - Я понимаю... Я придумаю... – прошептал Атаринке еле слышно. Потом сполз в соседнее кресло, сгорбился и закрыл лицо руками... Макалаурэ придвинулся к старшему брату, кивнул на Атаринке, шепнул на ухо: - Ты говорил с ним о Келебримборе? Майтимо кивнул. - И как? Он согласился на такое? - Я думаю, да, - Нельяфинвэ не хотелось говорить об этом, тем более в присутствии Куруфинвэ, на душе было удивительно мерзко. Перед каким жестоким выбором постоянно ставит их Судьба! Курво, чтобы уберечь сына, должен предать его, предать себя. А дальше все будет только хуже. Макалаурэ медленно поднялся. - Кано, ты чего? – забеспокоился Майтимо, зная, как остро и болезненно реагирует младший брат на любую жестокость и несправедливость. - Все нормально, Нельо, - через силу улыбнулся тот. - Давно не держал в руках арфу. А тут что-то вспомнилась одна песня, - и начал пробираться к сцене. Слушатели, сидящие в зале, оживленно зашевелились – ведь сам Кующий Золото решил побаловать их песней. Макалаурэ не остановился на открытом пространстве, он взял табуретку и сел у камина, глядя в огонь, задумчиво обнимая арфу. В зале повисла полная тишина. Но вот наконец певец шевельнул пальцами, пробежался по струнам... И полилась тихая мелодия. Странная, незнакомая, удивительно ласковая, но чувствовалось, что эта ласковость рождена пережитой болью. Будто первая робкая улыбка после долгих и горьких слез. Слова были совсем простые, но они не имели значения, главной была музыка. Она обнимала слушателей и нежно укачивала, будто заботливая мать, растворяла все тяготы взрослой жизни в светлой печали, в бесконечной, всепрощающей любви... В день весенний солнечный Что-то грусть непрошеной Гостьей нежеланною В сердце пробралась… Очень захотелось мне Что-нибудь хорошее Сочинить тебе, мой друг И привет прислать! Может быть, услышишь ты Краткое послание, Может, улыбнёшься вдруг, Вспомнив обо мне... Может быть, заветное Сбудется желание… И споёт малиновка, Радуясь весне… Майтимо старался не поддаваться нежному очарованию мелодии, чувствовал, что она ослабит волю, превратит стальной клинок его души в цветущую веточку черемухи... оставит беззащитным перед коварной злобой Врага. А он не имеет на это права, хотя бы ради братьев. Нельяфинвэ задумался, откуда Кано знает эту песню. Вспомнился какой-то праздник в Валиноре, тогда брат впервые исполнил ее на музыкальном вечере. Вроде бы его Ондхон научила. Что-то давно эта вечная странница не появлялась в его землях. Интересно, кто же она все-таки, полуэльдалиэ-полумайа, и чем занимается в Эндоре? Раньше она приносила принцам Нолдор советы Владыки Ульмо. Означает ли это, что Валар не совсем отказались от них? Может быть, есть возможность хоть что-то исправить? Но тут же на него снизошло понимание, что исправить ничего нельзя. Никакая доблесть не поможет сыновьям Феанаро в этой войне. Невозможно победить Стихию. Тем более, Стихию Зла с помощью ЗЛА. Они могут оттянуть свершение предначертанного, отсрочить, но не предотвратить. Проклятье настигнет их, и это неизбежность. Майтимо вдруг ясно почувствовал, что вот эти вечерние посиделки проходят в последний раз, а дальше все полетит кувырком. И ему предстоит провожать в Мандос всех, кого он любит, одного за другим. Боевых товарищей, друзей, братьев... И этого не избежать. Никак. Неистовая боль пронзила все его существо, поднялась к губам. Сейчас она рванется безумным криком отчаяния, разнесется по всей Арде, долетит до небес, пробьет все барьеры, все слои Мироздания и зазвенит под сводами Чертогов Эру... Но Майтимо только крепче стиснул зубы, и молчаливый отчаянный вопль забился глубоко внутри, раздирая сердце в клочья, круша и перемалывая его сущность. На гордом спокойном лице принца нолдор не дрогнула ни одна черточка, старший брат, вождь и защитник для остальных, он всегда должен оставаться таким для младших, что бы ни происходило в его собственной душе... А где-то на границе восприятия вдруг зазвучала музыка, незатейливая, но удивительно ласковая, до краев наполненная нежной, безыскусной, открытой любовью, пропитанная светом и юностью. Эта мелодия невероятным образом сплелась с криком отчаяния, рвущим душу Нельо, смягчила и приглушила боль... И стало возможно терпеть... Майтимо перевел дыхание, оглянулся на братьев – не заметил ли кто этого внезапного, неуместного приступа тоски? Для подобных мыслей и переживаний есть ночь и спальня с накрепко запертой дверью. Слава Эру, на него никто не смотрит, все слушают песню. Но что же это за песня? Голос, не особо сильный, но приятный и выразительный, сыплет слова любви, будто хрустальные горошины: …Ручей мой весенний искристый! Цвет яблони белый, душистый! Ночной соловей голосистый! Луны свет волшебный, лучистый! И другой голос, еще более теплый и ласковый, пронизанный всепоглощающей любовью и нисколько не скрывающий чувств, отвечает нежностью на нежность: Единственный, светлый, любимый! Ты радости луч негасимый! Ты песенный звон серебристый! Родник вдохновения чистый! Оказывается, синдарский менестрель Линдир и его жена тоже решили принять участие в музыкальном вечере нолдор. Их музыка оказалась совсем не похожа на валинорскую, но в ней была своя прелесть, простая и безыскусная. Слушая песню, Майтимо подумал с тихой грустью, что нолдор совсем забыли, как это – просто любить и радоваться своей любви. Он закрыл глаза и позволил себе раствориться в ласковом тепле, разрешил потоку забытых чувств хлынуть в промерзшую душу... А голоса звенели: Как птица весной в поднебесье, Пою для тебя свои песни, Любимым тебя называю И счастья всем сердцем желаю! Когда нелегко мне бывает, Всегда о тебе вспоминаю, Я знаю, что есть ты на свете, И мрак не сомкнется на сердце! Линдир и Итарэль окончили выступление и, взявшись за руки, отступили к стене. И в этот миг в Каминный зал ворвалась маленькая Италиндэ. Крепко прижимая к груди арфу, малышка выбежала в центр зала: - Мама, мама! А я тоже сочинила для тебя песенку! Сама сочинила! Мама, я ее сейчас тебе спою! Мама! Арфа была еще слишком тяжела для детских рук, да и играть малышка не умела. Но, видимо, дарование к музыке девочка переняла от отца. Удивительно чистый голосок зазвенел под каменными сводами, наполнил каждый уголок огромного зала: Я пришла к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало! Я спою тебе об этом, Чтоб на сердце легче стало! Для тебя пусть солнце светит! Для тебя весна смеётся! Для тебя пусть песня эта Звонко-звонко разольётся! И пусть жить тебе на свете Станет легче и светлее, Пусть простые строчки эти В замке каменном согреют! И слушателям показалось, что сама весна ворвалась под промороженные своды Нимхелле потоком горячих солнечных лучей, свежим ароматным ветром. - Вот... – Италиндэ опустила тяжелый инструмент. - Мамочка, ты меня прости, за то, что вчера утром... Итарэль подбежала к дочери, бросилась на колени, обняла маленькую певунью, расцеловала крепко в обе щеки: - Солнышко ты мое звонкое... Майтимо смотрел на них и чувствовал, как тают бастионы льда, которые он бессчетные годы возводил вокруг своего сердца. Женская и детская фигурки, спаянные в крепком объятии, вдруг неудержимо расплылись перед глазами. Нельяфинвэ наклонил голову так, чтобы волосы упали на лицо... Простое, искреннее и такое безоблачное счастье этой семьи потрясло гордого вождя нолдор. И как сумела такая любовь расцвести в мире мрака и горя, под свист злобных бурь? Майтимо пообещал себе, что защитит синдарского менестреля и его близких от всех бед. Для него самого это невозможно – любить и быть любимым. Так пусть хоть кто-то в этом жестоком мире никогда не разучится смеяться и петь, дарить и обретать любовь, и просто быть счастливым... Вечер близился к завершению. Песни еще звучали, но несколько воинов, вернувшихся сегодня из патрулирования, отправились отдыхать. Маленькая Италинде, удобно устроившаяся на коленях Итарэль, сладко зевнула и опустила светловолосую головенку на плечо матери. Майтимо тайком любовался на них. Потом вдруг острая жалость резанула его по сердцу: «Проклятая война! Даже таких малышей не обходит лишениями! Девочка заперта в каменном замке, даже поиграть не с кем. Других детей нет, а взрослые все время заняты!» Тут королю вдруг пришла одна мысль. - Кано! – тихонько окликнул он. Братишка обернулся. - Помнишь, в Валиноре ты мастерил поющих кукол? Еще говорил, что это твой секрет мастера – как научить игрушку петь? - Помню, конечно! – Макалаурэ усмехнулся, но в глазах светилась тоска, - какой уж там секрет! Просто устройство такое: качнешь куклу, и оно издает звук. - Не забыл, как сделать? - Не забыл. А зачем тебе? – Кано удивленно глянул на брата, потом проследил за направлением его взгляда. Нельяфинвэ смущенно улыбнулся и опустил глаза. Чуткий Макалаурэ понял все, что происходит в душе старшего брата. Не имея возможности обрести свою любовь, тот надеялся обмануть Судьбу, защищая чужую. Тоска и нежность сжали его горло. Кано ласково коснулся плеча брата: - Сделаю, конечно. Завтра же. А какие волосы кукле приделать, белые или темные? Майтимо поднял глаза. Лицо его вдруг осветила озорная улыбка, щеки розовели от смущения. - А сделай вот такие, - Нельяфинвэ вынул кинжал и обрезал у себя темно-рыжую блестящую прядь. - Ох, Нельо! – Макалаурэ покачал головой, но подобрал волосы и аккуратно завернул в платок. - Спасибо! Ну ладно, спать пора. Спокойной ночи, братик! – и Майтимо быстро вышел из зала.