Пролей же яд на кости мои, да воткни ландыш в глазницу.

Ландыш. Нет-нет, не подумайте, что я говорю про тот самый дивный цвет, что так сильно радует глаз многих весной. Ландыш - имя моего брата. Странное, не правда ли? Нет? Вот и я считаю, что это самое простое, но красивое, очень подходящее моему брату имя (я пытался найти еще какое-нибудь другое, которое так же сильно, а может и больше, могло бы подойти ему, но нет, такого имени нет). Всем именам имя! Вся его жизнь была соткана из этих нежных цветов, а их стебли связывали очень туго и сильно его детство, его прошлое, воспоминания, его юность, его опыт и его смерть. Детство его было таким же нежным, как белый лепесток. Он был тихим, скромным ребенком, но я часто видел с какой же ненавистью он топтал ландыши, что приносила наша матушка и ставила в небольшую, но замысловатую (с интересными чёрными завитками) вазу. Тогда это был совсем не мой брат. Не мой Ландыш. Казалось, что он вот-вот начнет плеваться ядом, из-за которого все начнет разъедать. Пастельных цветов ковры, дубовый пол, картины, нарисованные нашим отцом, да и его самого. Больше всего я как раз боялся, что во время таких «истерик» он навредит сам себе. Ландыш, когда был еще достаточно маленьким ребенком, сказал нашей маме, что именно ландыши проросли на его могиле давным-давно. Тогда матушка очень испугалась за моего брата и начала водить его без разбору к разным докторам, требуя объяснить причину, по которой ее ребенок говорит о таких ужасных вещах, но они лишь говорили, что это может быть или из-за стресса, или от того, что ее чадо читает книги на эту тему, пока старшие не видят. Он был готов помогать людям, но с таким же успехом время от времени желал убить их. Самым любимым его способом был яд. Как не парадоксально, из ландыша. Он еще в детстве вычитал в какой-то книге о том, что этот нежный цвет может так же нежно лишить жизни любого, кто будет одурманен красой этих цветов. Рвота, ухудшение зрения, нарушение сознания, замедление пульса и снижение артериального давления – вот, что объединяло всех тех людей, которые хоть немного, но были противны Ландышу. И никто, кроме меня не знал, почему все они погибли. Удивительно, но никакие анализы не давали результатов, хоть и должны были. Видимо, мой брат был одарен еще и необыкновенной удачей, раз после первой же смерти не выявили отравление ландышем, а небольшой веточке этого цвета, что заботливо была положена рядом с трупом, не уделили никакого внимания. Братец оставлял их намеренно, как бы показывая, что разгадка лежит обычно прямо под носом. Его забавляли все эти игры и я слишком поздно заметил, как из маленького, тихого и милого моего Ландыша он превратился в того самого Ландыша, который с ненавистью топтал эти нежные белые цветы, а сейчас с такой же ненавистью он проходится по тем, кто вызывает у него отвращение, по их могилам, по моим собственным костям. Он все еще был красив и нежен, все еще добр и мил снаружи, хотя всё внутри него давно поросло ландышами, которые готовы были схватить и задушить любого, кто не понравился бы им или их хозяину. Я все еще видел в нем ангела, пусть даже его крылья были сделаны лишь из костей да несчастных остатков перьев. Он был реалистом. Никогда не являлся мечтателем. Не стремился к чему-то далекому или несбыточному. Молча и покорно ждал неизбежного. Ему незачем были крылья, ведь лететь ему было некуда. Он твердо стоял на ногах и прыгать выше своей собственной головы не желал. Я буквально раздирал собственную кожу, рассуждая о том, как же мой наивный и нежный, словно цвет ландыша, братик стал таким. Сплошной концентрацией яда этого цветка. Его имя и вправду подходило ему как нельзя лучше. Такой же красивый, захватывающий дух, очаровательный, манящий, чудесный, но ядовитый. Готовый переломать тебе кости, туго связав их стеблями. Готовый заставить тебя задохнуться, запихнув по самое горло этих цветов. Готовый с неимоверно удовлетворенной улыбкой наблюдать за несчастным, задыхающимся, дергающимся, ищущим хоть немного воздуха, телом. Я покорно ходил в лес за ландышами. Срывал цветок за цветком, ветвь за ветвью. Приносил ему. А если дома его еще не было – аккуратно раскладывал их по всему столу, чтобы ему было удобнее осматривать их и выбирать наиболее подходящие. Он начинал бить меня, если я приносил слишком много «неправильных, ужасных, просто отвратительнейших» цветов. И пока я не начинал харкать кровью или не отключался он продолжал бить по животу, по спине, давить своей тяжелой обувью руки и ноги, сдавливать своими нежными, но сильными руками мою шею. Если я отключался из-за сильной боли, то всегда просыпался в его светлой комнате, заботливо накрытый одеялом. Окно всегда было слегка приоткрыто, из-за чего в комнате было прохладно. А на тумбочке, что находилась около кровати, обязательно стояла небольшая тарелка с супом (мой брат прекрасно готовил. Ведь когда он был адекватным и не пытался в порыве гнева ударить кого-то или еще чего – мама учила его готовить. Он не был против. Даже был рад этому, отчего сейчас эти супы, пожалуй, самое вкусное, что я ел в своей жизни), кусок хлеба (обычно довольно сухого, похожего чем-то на сухарь) и та самая мамина ваза с цветками ландыша. Иногда он подсовывал и мне яд, добавляя в еду или напитки, отчего меня могло долгое время тошнить. Зрение ухудшалось довольно быстро. Нормально работать было сложно. Да и жить, собственно, тоже. А он заботился обо мне. Кормил из ложечки, подавал воду, давал лекарства. Иногда даже читал сказки, как маленькому ребенку. И я сразу вспоминал, как сам в детстве читал ему эти же сказки. Возможно, я вполне себе смог бы дословно пересказать каждую из них. Он заботился так, будто бы и не он являлся причиной моего состояния. Будто бы и не он дал мне этот яд, который, судя по всему, сочился у него из сердца. Так повторялось раз десять, если не больше. Давал яд, лечил, давал яд и лечил…. А потом он пропал. Ненадолго, конечно, но все же. Буквально на неделю. Для меня это был как некий глоток воздуха. Я начал осознавать, что это зашло слишком далеко, когда посмотрел на себя в зеркало. Бледная кожа, ужаснейшие синяки под глазами, шрамы по всему телу, гематомы, свежие царапины. Мне стало противно смотреть на самого себя. Даже когда я не был отравлен ядом ландыша, я страдал из-за самого Ландыша. Он появился неожиданно. На лице не было эмоций. Ничего. Только веточка ландыша. Красивая, аккуратная, нежная веточка ландыша. Вновь посмотрел на него. Глаза мои расширились. Сердце от удивления забилось пуще прежнего. Передо мной стоял Ландыш. Мой милый, маленький Ландыш. Он позвал меня, но я плохо услышал его. Быстро подошел, что бы обнять, но неожиданно почувствовал жгучую боль в животе и что-то теплое, отдающее привкусом железа около губ. Я осознал, что произошло только тогда, когда вновь ощутил удар по животу. Сильнее, чем обычно. Он резко схватил меня за шею, поднимая над землей. Будь аккуратнее, солнце Ртом начинаю хватать воздух. Ты разве не знаешь.. Безрезультатно махаю руками и ногами. Вдох. Выдох. Вдох. ..что ландыши ядовиты? . . . Выдох.