Живой ещё?

Живой ещё?       В разведывательном легионе трудно не сойти с ума от страха. Страха и за себя, и за других разведчиков… Вот перекинешься с человеком парой фраз, попытаешься наладить дружественные отношения, а завтра уже смотришь на его останки. И так снова и снова. Именно в такие моменты Жан сильнее всего переживает за оставшихся из 104 кадетского корпуса. За Микасу, за Армина, за чудаковатых Сашу с Конни, за Эрена… Больше всего именно за него.       И ведь глупо, неестественно это. С чего бы волноваться за Йегера? Сколько раз он попадал в дерьмовые ситуации, и сколько раз он из них выбирался. Но Кирштейну всё равно часто бывает жутко неспокойно. Часто во время боя он специально отыскивал глазами Эрена, и успокаивался, когда находил. А во время, свободное от титанов и бессмысленных смертей, Жан с усмешкой спрашивает у Йегера одно и тоже «Живой ещё?». «Как видишь» - раздражённо отвечает парень, странно блеснув зелёными глазами. Удивительно, что их драки и перепалки вскоре сошли на нет.       Всё чаще Кирштейну и Йегеру приходилось работать в команде, слаженно и синхронно. А иначе и нельзя, иначе станешь безымянным трупом, истерзанным титаном. Но компаньоны из них неплохие, даже с условием прошлых споров и драк. Когда долгожданная победа снова одержана, Жан и Эрен наконец могут вздохнуть спокойно.       «Хорошо, что живой ещё, Йегер!» - с усталостью и неким облегчением восклицает Жан.       «Взаимно, Кирштейн» - с незаметной улыбкой произносит Эрен.       За несколько недель их отношения существенно изменились. Разговоры ни о чём во время тренировок, подколы, работы в команде – всё это стало для них обыденностью, нерушимой привычкой. И поэтому даже думать о гибели кого – то одного из них было слишком неправильным, слишком печальным и страшным. Они старались об этом никогда не задумываться.       «Живой ещё, Жан?» - с трудно скрываемым беспокойством спрашивает Эрен у раненного во время боя товарища. Тот неспешно поднимает взгляд на Йегера. «Эй, разве это не моя фраза?» - невольно улыбается Жан.