Дом

Он вернулся с охоты, когда солнце уже стояло высоко в небе. Плечо приятно отягощалось огромной тушей зайца, связанной за лапы и закинутой за спину. ----- Ещё в начале триместра лекарь отвел его в сторону и посоветовал следить за тем, чтобы в её рационе чаще использовалось свежее мясо. После этих слов, он не реже раза в неделю отправлялся в лес. Иногда добытый зверь был большим, как кабан или олень, и тогда в деревне Горных Львов наступали вечера больших совместных застолий, на которых он частенько слышал фразу, что если такая добыча — дополнительный подарок к её положению, то они будут молить всех богов, чтобы его жена всегда оставалась беременна. И тогда вся деревня раскалывалась от громкого звонкого смеха, а грохот кружек с алкоголем, вперемешку с тихой болтовнёй, наполнял небольшую площадь. ----- Когда он вошёл через ворота города, то увидел группу разновозрастных детей, бегающих по двору. Один из мальчишек, поглощенный игрой, бежал на него спиной, готовясь удариться в его ноги. Он вытянул руки и ловко поймал паренька, до того, как тот мог сбить его с ног, поднимая его к своим глазам. — О, Юный Господин, будь осторожен и всегда смотри, куда должна встать твоя нога в следующем шаге, — он посмотрел на мальчишку серьезным взглядом и парень слегка съежился в его руках. Он улыбнулся мальчику и подмигнул. — Д-да! — мальчишка расслабился и понял, что его серьезный тон был лишь частью шутки. Он отпустил мальчишку на землю, но тот, обхватив его двумя руками под локоть, повис на нем: «Господин Муж-доброй-мисс! Это енот?» Он скосил глаза на парнишку и поднял его одной рукой, отрывая от земли и пытаясь стряхнуть. К ним подошли и другие дети, среди которых он узнал учеников его жены. Не смотря на то, что уже обед, обычно ученики задерживались в их доме довольно долго. В некоторые дни, даже разделяя с ними ужин, а их родители потом передавали им в угощение домашнюю выпечку или вино. Жизнь в этом маленьком поселении была для него непривычна, но с каждым месяцем, проведенным здесь, он начинал привыкать к бескорыстной доброте. — Братишка, не будь дураком, это же заяц! — ответил парнишка постарше, которого он видел среди учеников, — да и ко всему, довольно здоровый! — мальчик одобрительно присвистнул, — готов спорить, что у вас сегодня будет отменный ужин! — Готов принять твой вызов, Молодой Мастер, — он обнажил зубы в ухмылке и его янтарные глаза блеснули, — ваша ставка — достойная компания! — он прищурил глаз и протянул ему ладонь. — Заметано! — паренёк хлопнул своей ладонью по его, заключая нехитрый контракт, — мы придем с заходом солнца! — лицо мальчика озарилось улыбкой. Мужчина махнул рукой, прошел сквозь толпу детей и уже повернулся в сторону своего дома, когда вопрос зацепился за его язык. Он развернулся. Дети с криками и смехом стали перемещаться к центру поселения. — Эй, Шима, постой! — он окрикнул старшего и завладел его вниманием снова, — солнце высоко, почему вы не с Мисс? — Учитель?! Сегодня утром она сказала, что не сможет рассказывать нам лекции, — он отвернулся, но внезапно, будто вспомнив что-то, развернулся и сорвавшись с места, подбежал к нему и тихим голосом добавил, — знаете, Сэр, у неё был хриплый голос, будто болеющий и, кажется, глаза были красные, — взгляд мальчика наполнился беспокойством. Мерзкое чувство тревоги зазмеилось у него под кожей. — Я понял, — бросил он мальчику, махнул рукой и ускорился на своем пути к дому. ----- Вокруг их маленькой хижины всегда росли цветы, и она каждое лето высаживала лекарственные растения в этот небольшой палисадник. Даже нося его ребенка, она не забывала о тех, кто нуждался в её даре в этой деревне. Довольно часто она принимала людей прямо в их доме, даже после того, как её отец распорядился, чтобы для работы ей выделили отдельное здание. К ней приходили и те, кто хотел у неё учиться. И она всегда с огнём в глазах рассказывала о тех или иных травах, когда их лучше собирать, а когда высаживать. Он приблизился и привычным движением, потянул ручку двери. Нутро дома встретило его непривычной тишиной и тусклостью. Окна были затянуты шторами, и никого, и ничего, как это было привычно. Во всём доме царила гнетущая тишина. Не было ни запахов еды, хотя она часто баловалась приготовлениями различных блюд, не было ни запахов растений, которые она заваривала или развешивала сушиться. Не было слышно ожесточенных споров её учеников, заинтересованных в каком-то вопросе. «Она отпустила их утром». Внезапно, ему показалось это знакомым. Тишина и одиночество. Сзади дверь со скрипом прикрылась, тоскливо выдохнув глухой хлопок. В его мысли стали затекать воспоминания о прошлом. Когда всё было такое же тусклое и безнадежное. Он уронил добычу и его глаза, бешено сверкая, стали исследовать пространство. Он заставил тело двигаться по дому. Раскрывал шторы, впуская в помещение солнечный свет. Если бы он остался стоять, то он бы впал в отчаяние. Оно бы поглотило его рассудок, и он сошел бы с ума. Ему нужно было что-то сделать. Доказать себе, что та жизнь, которая у него была с утра, когда он уходил на охоту, была реальной. Что она реальна. Что их ребенок реален. Но её не было на первом этаже. Он бросился к лестнице и услышал слабые всхлипы, доносящиеся сверху. Он взлетел вверх по ступеням с ловкостью куницы, и с той же бесшумностью, чтобы точно определить, где она. Вошел в комнату, где стояла их кровать. Она сидела в середине постели на коленях, перед ней был разложен платок, в котором лежали сушеные растения. Ему были знакомы эти травы. Они применялись в мази от ушибов и ран. Страх и тревога стали ползти в его разум. Беспокойство за её сохранность пожирало и сжимало его сердце. Она сидела к нему спиной и всхлипывала. Он мог поклясться, что видел, как слезы падают на проклятую траву. Почему она плачет? Ему стало страшно, что с ней что-то случилось. Это было самое ужасное, о чем он мог подумать. Что с ней случилось? Эта мысль упала в его желудок и его замутило. Ему стало невыносимо, даже предполагать такое. Яркие волосы красной волной спадали на спину. С правой стороны еще была та небольшая коса из маленьких прядок, что он заплёл ей. ----- Утром, когда он проверял остроту ножей и достаток стрел в колчане, она заваривала ему чай. — Думаю, стоит туда добавить тех листьев…– задумчиво сказала она скорее себе, чем ему. И, протянув руку к снопу трав над печкой, сорвала несколько крупных листов. — О, нет, только не эти листья! Они жутко вяжут! — он скулил вокруг неё, успокоив свои руки на её талии. Слегка покачивая из стороны в сторону её и своими бёдрами в такт, он развернул её к себе лицом и, взяв за руку, втянул в простой танец. Они неспешно кружились по небольшой кухоньке, едва не касаясь столов. В её руке всё ещё были листья для заварки, а на губах расцветала улыбка, глаза наполнялись игривым блеском. Как она не могла сопротивляться дикому золоту, искрящемуся в его тигриных глазах, так и он не в силах удержаться от яркости изумрудного блеска задора ее. Он кружит её медленно и легко. Она приближает своё лицо и тихо шепчет, едва касаясь его губ: «Но они чрезвычайно полезны…» — её рот растягивается в игривой улыбке, а длинные пряди волос спадают на лоб, слегка застилая глаза. «Иногда мне кажется, что скорее весь мир рухнет в бездну, чем из тебя исчезнет целительская хватка, и ты перестанешь задумываться о пользах растений», — он выдыхает в неё ответ тихо, одним пальцем счищает локоны с лица и прижимает к углу её губ мягкий поцелуй. Пряди мягко сползают на её лицо снова. Она пытается смахнуть их тыльной стороной руки. «Давай я ненадолго решу эту проблему, — он аккуратно берет непослушные локоны и вплетает их простую косу вдоль лба, заводя её по виску и, получившийся жгут, заправляет за ухо, доплетая до самого конца, — так. Теперь не будут лезть в глаза». Яростно шипя и испуская пар, чайник гневался о том, что его забыли на огне. Он отстранился от неё, давая ей возможность закончить приготовления к завтраку. ----- Возможно, ему стоило быть немного более шумным, так как теперь его мысли были направлены на то, чтобы не испугать её. Твердым шагом он вошёл в комнату. По тому, как она замерла, он мог судить, что она знает о его присутствии. Он медленно приблизился к ней, будто к зверьку, готовому в любой момент сорваться с места и убежать прочь. Положил ладонь на ее спину. Она вздрогнула, и он почувствовал, как под теплом его пальцев все ее тело напряглось, как тугая тетива. Её плечи дернулись и она, издав слабый стон, уткнулась в свои ладони и, дрожа, стала беззвучно плакать. Пытаясь собрать все слова, что метались в его голове в единое предложение, он подсел к ней ближе, и его ладонь выводила круговые узоры по её спине, чтобы дать ей хоть толику утешения. Хотя бы попробовать успокоить её. Его мысли лихорадочно мечутся в голове. Единственное, что кажется ему верным, довериться своим инстинктам. Он тянется к ней и кладет ладонь на щеку. Наклоняет её лицо и смотрит в бесконечное море, плещущееся в её глазах. Он мог бы захлебнуться в этом море. Однажды, она сказала, что его взгляд может говорить ей о большем, чем его слова. И он искренне надеется, что в этом случае она сможет соединить все, что роится в его мыслях в единственный вопрос, который разрывает его на мелкие части в это мгновение. Она ловит золотое тепло его взгляда, наполненное страхом, печалью и болью. Она видит бесконечную заботу в его глазах. И его зрачки расширены тревогой. Она знает, что его волнение за неё сожрет его изнутри. Она должна сказать ему, объяснить. Она видит этот немой вопрос. Как же прекрасен янтарь его диких глаз. Он всегда обезоруживает её. И его золотое тепло втекает в неё, разливаясь и давая силу. Ту силу, которой ей сейчас не хватает. Ту, что поможет ей открыться ему снова. Как тысячи раз в прошлом и бесконечное множество раз в будущем. Слова сами стали спадать с её уст, ещё захлёбываемые её всхлипами и плачем. «Я…я…как лекарь я знала, что в такие периоды…эмоции…– она размазывала слёзы по лицу, — эмоции и мысли…но это?! — её слова были похожи на громкий шепот, — но это!.. ужасно! Ужасно понимать и не понимать! Знать, что можешь, но не можешь! Это ужасно!» Её слова даровали ему облегчение, стирающее с его плеч напряжение. Ему казалось, что он начинает осознавать, к чему она вела весь этот бессвязный поток слов. И наклонив голову набок, прищурил глаза. Теперь и он мог связать свои слова в вопрос. «Что случилось?» Она рассказала ему то, что произошло несколько часов назад. О том, что она пыталась снять готовые травы, которые она просила его развесить, около двух месяцев назад, сушиться, но не смогла этого сделать и лишь обрушила веревку с растениями на пол. — Я должна более ясно осознавать свое положение. — Почему ты не взяла стул? — Я взяла! — отчаянно выдохнула она, — но потом поняла, что с трудом дотянула его. Он не может спросить у нее, почему она не дождалась и не попросила его об этом. Он знает о ее своенравии и упрямстве. Знает о том, что она ненавидит быть беспомощной. — И когда наклонилась, чтобы собрать растения с пола, поняла… — она одной рукой стирала наворачивающиеся слёзы на глаза, а другой водила по выпирающему животу, — поняла, что я…я огромная, как дом! — она снова уткнула лицо в ладошки и заскулила. Он притянул её к себе, и она обняла его, уткнувшись носом в его грудь. Она всхлипывала, и мокрое пятно растягивалось по его рубашке. Сказанные слова растеклись облегчением по его жилам. «Она, как дом». Он улыбнулся этой мысли. И странная радость заполнила его сознание. Он с трудом сдерживал смех. Он вспомнил, как на одной из встреч с лекарем, он сказал ему, что эмоции могут уходить в безудержный пляс и метаться огнём, угасать и разжигаться. Но за всё время, это был первый раз для него. Он всегда старался держать её в безопасности. И, возможно, такое с ней уже случалось, и ему было страшно, что его не было рядом достаточно много, чтобы она была уверена во всем вокруг неё, в том числе и в нём. Он уперся подбородком в её макушку, вдыхая терпкий аромат трав. — Ты… Я хочу, чтобы ты зна… — она не дала ему закончить и оборвала резко. — Нет! — она шмыгает носом и её хватка на рубашке за спиной становится крепче. Маленький кулачок стягивает грубую ткань сильнее, — я огромный дом…ох…я уже с трудом могу наклоняться за растениями и дотягиваться, чтобы снять засушенные…- она снова всхлипывает и горячие слёзы текут по его рукам, — и…и…я стану ещё больше! — её брови ушли вверх и нахмурили лоб, — ну куда же ещё больше?! — со странным отчаяньем тихо вскрикнула она. Молчание растянулось между ними на минуты. И он решился на рискованную партию. — Да, — его слова прозвучали сухо. Но возымели свой эффект. Если она хотела сыграть в эту игру, он ей подыграет. Она посмотрела на него снизу вверх своими покрасневшими глазами, в которых застыло изумление. Он опустил взгляд в зелень полевых растений, переливающихся вокруг её расширенного зрачка. — Ч-что? — она перестала плакать, хотя несколько слезинок ещё катилось по её щекам, любопытство сверкнуло в её глазах. — Да. Ты огромная, как дом, — он посмотрел на стену и пожал плечами, — огромная и прекрасная, — вернув взгляд к ней продолжил он, — ты стала домом для меня. Твоя душа — мой приют. Принять безродную собаку и дать ей столько тепла, сколько хватит на целый мир. И ещё останется. Ты дом, для тех, кто исцелен твоими знаниями, для тех, кто учится у тебя. Дом, для тех, кто связан с тобой. Твои родные и близкие. Ты — их дом. Теперь, ты крепость для того, кто буквально живет в тебе. Да, ты огромный дом, — он поднял руку и запустил её в волосы на её затылке, расчесывая их и пропуская пряди между пальцами, — и ты — Мой дом. Он нежно кладёт целомудренный поцелуй на её лоб. Поправляет выбившуюся прядку за ухо. Разглаживая грубыми пальцами по щеке нежностью. Стирая мокрое напоминание следов её печали. Он наклоняется к ней и прижимает её губы своими, кладет поцелуи вдоль щеки и мягко останавливается на её шее. Его самоконтроль начинает затухать, когда он чувствует, как мягко выбивает дробь её пульс под его губами. То, что должно было стать успокаивающим целомудрием, постепенно разбавляется страстью и желанием. Её нынешнее положение заставляло его быть предельно осторожным. Но его желание сделать её частью себя, всегда текло в его жилах. Навсегда. Её запах, вперемешку с пряным ароматом трав и земли, заставляет его кровь бежать быстрее. На руках набухают вены и, на мгновенье, ему становится страшно, что он потеряет контроль. Один взгляд на нее, и он был готов уничтожать и созидать. Она трепещет под его движениями. По спине змеёй ползет горячее тепло. Ползет по груди, заставляя сердце трепетать в оковах ребер. Растекается по всему телу, собираясь воедино внизу живота. Это заставляет её вспоминать обо всех тех ночах, что они проводили в этой постели, изучая друг друга, открывая новое в самих себе. Бесконечная любовь готова разорвать её изнутри. Она поднимает руку и тянется к его затылку, переплетая пальцы с волосами. Из его горла сползает утробный рык, вибрируя по её шее. Она тянет его лицо к своему и закрепляет его губы на своих. Мягкий стон сползает с её языка, когда она вдыхает. Он сильнее вдавливается в неё, откусывая вдохи, и внутри его горла перекатывается звериное рычанье. Он мягко нажимает на неё, заставляя расслабиться в его руках. Не отрываясь от неё, укладывает на кровать и медленно аккуратно выпрямляет ее согнутые в коленях ноги. Разглаживая ладонью по ребрам, он оставляет ртом слабые красные метки вдоль её шеи и груди. Его рука скользит по юбке вниз до колена и обжигает её ногу пульсирующим огнём. Меняя направление, идет вверх и сжимает мякоть её бедра, закручивая узоры большим пальцем. С её губ срываются мягкие стоны, и он снова заглатывает их, прижимая мягкий поцелуй. Он отстраняется, пытаясь собрать воедино всё свое здравомыслие и расчистить рассудок от поглощающего его желания. Смотрит в её заполняющиеся похотью глаза. Кладёт руку на раздувшийся живот и нежно вырисовывает круги ладонью. — Да. Ты необъятная. Всегда была такой. И ты станешь ещё больше. Не только телом. Ты уже самое большое в этом мире. Больше Танбарунских гор, больше сияющего неба, больше света солнца. Да, ты уже необхватна, и с каждым прожитым днём, становишься ещё больше. И это самое прекрасное, что я могу видеть в своей жизни. Она сжимает его ладонь своими руками и подносит её к губам, мягко прикладывая поцелуи к испещренным мелкими шрамами костяшкам. — Боюсь, что если мы продолжим это, то с того зайца, которого я гонял всё утро по лесу, натечет лужа крови на полу, — его глаза стали темными и голодными, голос низким и вязким, словно горячий воск, — и тогда нам придётся убирать весь этот бепоря… — её губы властно вжались в его, не давая закончить предложение. — В таком случае, что делать с тем беспорядком, который ты устроил со мной? — отстранившись на миллиметры, она выдохнула ему в лицо. В его тусклых глазах загорелось пламя. Он выдыхал горячий воздух, как зверь, бежавший за жертвой и догнавший её. С его губ сорвался глухой стон. Его разум надломился, и он с яростью вцепился в её горло. Он хочет сожрать её. И она давала ему своё согласие на это. Но была, как минимум, одна важная причина, которая беспокойным зверьком металась в его мыслях. Он бросил взгляд на её живот. — Но, как быть с… — он не знал, как продолжить эту мысль и молился, чтобы она, как никогда, стала догадлива к его невысказанным словам и надеялся, что его взгляд будет красноречивее. Он продолжал тянуть прикосновения по её коже, сжигая её и себя в разгорающемся пламени обоюдных желаний — Во время учебы, я ничего не слышала и не читала о запретах… — она вздыхает между его касаниями, но, всё же, сохраняет попытки ответить на его вопрос, -…на этом сроке. Конечно… — она всегда остается лекарем в любой ситуации, -…если… — её дыхание тяжелое и полно желания, страждущее, -…если всё проходит нормально. Эти слова спустили его с поводка, и всё сдерживающее здравомыслие смывалось потоками прорванной плотины. И он позволил им обоим утонуть друг в друге. Захлёбываясь от, пылающей счастьем, взаимности и страсти. *** Солнце уже погружало своё ленивое рыжее тело в горизонт, облизывая лучами крепкие каменные туши, окрашивая их медью. Маленький домик, в поселении Горных Львов, наполнялся теплом от печи и разговорами двоих. На огне, ругаясь и ворча, в масле и воде, томилось мясо. Девушка, с пламенно-алыми волосами, размахивая ложкой и помешивая кипящую снедь, звонко смеялась. Молодой мужчина, стоя на коленях, пытался вывести кровавое пятно из дерева полов. — Боюсь, что это безнадежно, моя хозяйка! — в отчаянии он бросил тряпку на пол и, встав на четвереньки, склонил голову. — Нет идей, как исправить это, уважаемый хозяин? — она улыбалась и смеялась, помахивая ложкой в его сторону. Он поднял голову и блеснул янтарем своих глаз на неё. — О, моя дорогая Лиса! Вы так хитры, что заставили меня убирать весь этот кошмар! — О, мой уважаемый Волк! Если вы продолжите возмущаться в такой грубой форме, то я вынуждена буду заставить вас проводить уборку во всем доме ежедневно! Одним прыжком он сократил расстояние между ними. Схватил её под колени и поднял над полом. Она немного потеряла равновесие, но нашла поддержку, упершись в его плечи. Он знал, что в ней, как и в нём плещется та необузданная дикость, которую они могут разделить между собой, которая насыщается только тогда, когда они могут смотреть друг другу в глаза. — Имею смелость вложить в твои слова свой смысл, — он смотрит в её глаза и мягко опускает её вниз, — и учитывая весь этот смысл, не откажусь от столь заманчивой работы для нашего и «Моего Личного» дома. Он кладет свою руку ей на живот, а другой гладит её спину вдоль позвоночника. Он прижимает горячие губы к её лбу, мягко целует её рот и прижимается лбом к её животу. Она потеряна в своих эмоциях. Она хочет плакать, рыдать от разрывающего её грудь жара. Хочет смеяться и кричать. Её колени чувствуют слабость и готовы согнуться под ней. Её щеки рассекает вертикаль мокрых дорог, начало которых каплями падает на его руку. Он выпрямляется и помогает ей присесть, встаёт перед ней на колени и держит её за пальчики. Приковывает свой взгляд к её глазам. Во всем мире нет той силы, которая сможет заставить её отвернуться. Она тонет в его янтарных озерах. Дверь раздражается стуком, и оба замирают. С другой стороны слышатся смех и громкий сбившийся шепот. — Мисс Шираюки! Мы видели, как Сэр Оби, в обед, нес здоровенного зайца! Звонкий смех и голоса разносились за дверью. Её брови выгнулись в удивлении. Одними губами она медленно произнесла: «Что происходит?». Он наклонился к ней и прошептал: «Ох, сделка! — он виновато опустил голову и уткнулся лбом в её руки, — думаю, мы не сможем остаться одни, пока все условия не будут выполнены». Она улыбнулась и замотала головой: «Полагаю, что нет». Оби мягко разглаживает ладонью по её щеке, выпрямляется и помогает ей подняться. — Прекрасно, тогда уничтожим всё мясо в хорошей компании твоих учеников! — он подмигнул ей и развернулся к двери, чтобы впустить в дом всю ватагу детей. — А что делать с… — она указала рукой на въевшееся пятно крови. — Завтра, я заменю, чертовы половицы, — процедил он и, оскалив зубы, улыбнулся ей диким хищником, подтолкнув ногой половик к бурому пятну.