как курт кобейн.

      Слава не то чтобы страдает. и конечно же, не нажирается в хлам, а если и нажирается, то точно не из-за несчастной любви.       (нет-нет-нет, меня в это дерьмо не впутывайте.)       есть же вещи похуже, в конце то концов. например, отчим-алкоголик или теракты. например, детская проституция или труп в багажнике. например, синий винстон. так что Слава Карелин может собирать свои пустые бутылки, таблетки от головной боли и подростковые признания в любви маркером на стенах, а потом улыбнуться и пойти нахуй.       «как ты там, моя последняя пачка в сумке, и последняя сигарета в пачке? как ты там, моя самая красивая песня?» — пишет Слава, а потом блюёт прямо на новые кроссовки, потому что, ну, блядь, вы серьёзно? серьёзно?       (в свои двадцать семь ты так и не научился.)       жить нормально — не страдая из-за всяких мудаков, и не перечитывая «Невидимки», чтобы всё как у людей, ну, там, серьёзные отношения и хорошие друзья — это всё не о Славе, если что.       а вот недели без сна, чтобы веки опухли, а синяки под глазами превратились в непроглядную тьму — всегда пожалуйста. вообще, сука, без проблем.       «я бы хотел нести тебе кофе утром в постель. я бы хотел быть тебе нужным», — пишет Слава, но на самом деле ему похуй.       (конечно же похуй, иначе и быть не может.)       потому что Слава - сильный и независимый. личность, понимаете? и если вы личность, совсем не обязательно быть счастливым, и чья-то любовь — тоже совсем не обязательная. взаимность нужна только умирающим и умственно отсталым. поэтому       (алкоголь это выход.)       (а ещё Мирон Фёдоров может катиться в пизду, как же он заебал, если бы ты только знал, господи)       сейчас, Слава сидит за барной стойкой, ждёт свой виски, и думает: «если умирать, то красиво и в двадцать семь».       то есть, нет конечно же; Слава думает: «у меня всё будет хорошо». (конечно же будет, потому что иначе и быть не может.) виски на вкус - ёбаная ссанина. и Слава морщится. и Славе нужно пройти проблеваться. желательно, прямо сейчас. сейчас.       если быть до конца честными, то тошнит не от виски, и даже не от запаха пота на танцполе. тошнит от самого себя.       (потому что у кошечки есть котята.       у школьницы из соседнего подъезда есть её прыщавый ёбырь.       а у тебя н и к о г о нет.       в смысле, совсем никого.)       Слава кидает бармену смятую сотку и не ждёт сдачу. как же болит голова. как же болит голова, господи. он идёт в туалет, а потом долго трёт опухшее лицо ледяными руками, чтобы не вырубиться.       (чтобы не завыть от отвращения к себе.)       из зеркала на Славу смотрит то, чем он зарекался никогда не становиться. из зеркала на Славу смотрит совокупность острых углов, неловких росчерков и смертельной бледности. из зеркала на Славу смотрит человек, который немного заебался.       «давай сбежим куда-нибудь подальше, чтобы я читал тебе стихи и смеялся бы, когда встречал вместе с тобой на крыше рассвет», - Слава пишет это, и кажется вот оно - дно.       (открыто достижение «ванильная пизда».)       отвращение к себе растёт с каждой секундой.       Слава кидает прощальный взгляд на своё отражение, прежде чем снова услышать мерзотный электро-рэйв и почувствовать невыносимую духоту, выходит, а там       (блядь-блядь-блядь.)       его личное проклятье или единственная причина пустить пулю в череп. любимая раковая опухоль, называйте как хотите, но Мирон-какой-же-ты-уёбок-Фёдоров довольно скалится в свете неоновых ламп и вообще выглядит как самый счастливый человек. кто-то за барной стойкой смеётся над его шуткой.       Слава чувствует, как что-то внутри разрывает его грудную клетку и перекрывает доступ к кислороду.       (блядь-блядь-блядь.)       Слава хочет подойти к Мирону-иди-в-пизду-Фёдорову и, улыбаясь, сказать:       «смотри, как мне хорошо без тебя. смотри, как я не страдаю».       а потом:       «видишь, какой я вмазанный? это не из-за тебя».       и ещё:       «мне абсолютно наплевать с кем ты ебёшься в данный момент, придурок».       конечно же, не добавляя в конце:       «скажи, что я молодец, скажи это, пожалуйста, умоляю».       и Слава подходит. и Слава улыбается. и Слава почему-то говорит:       «доволен?»       а потом:       «ты мне вообще-то выходные испортил, мудак. я неделю из-за тебя не спал, и таблетки от головной боли стопкой водки запивал тоже из-за тебя».       и Мирон Фёдоров смотрит как-то неприятно. Слава угадывает в его взгляде жалость, и от этого ещё хуже.       и Мирон Фёдоров такой, типа: «ой? прости?».       конечно же, не добавляя в конце: «мне ты сейчас не особо интересен, и вообще никогда интересен не был, Слав, ну ты чего. мне же похуй, ты разве забыл?».       но Слава угадывает эту реплику по случайному движению уголка губ, и по татуированным пальцам, которые слишком сильно сжимают гранёный стакан, и по парню, который сидит рядом с Мироном.       (блядь-блядь-блядь.)       «если умирать, то красиво и в двадцать семь», — Слава думает, что если выстрелить себе в голову из ружья, то проблем с предсмертной запиской не возникнет.