Об отелях, розах и канадцах

Жан-Жак суетился. Доставал стащенную из родительского бара бутылку шампанского, без конца поправлял букет цветов, матерился, потому как не мог найти вазу, а без вазы нельзя, зачахнут, да и Юра не стал бы отшвыривать букет подальше. Стоял бы себе в вазе, пускай. В голову пришла гениальная мысль, и Жан-Жак по обыкновению не стал ее думать, сразу начав обрывать и рассыпать красные лепестки роз по всему номеру. Номер был маленький — одна комната с большой кроватью и ванная. Зато шикарный, окно на всю стену, королевский вид с двадцать первого этажа, лампочек несколько, включишь весь свет — достаточно ярко, включишь только нижний — режим интима в его полном великолепии. Видно всё, в общем. Особенно если сверху. Жан-Жаку нравилось смотреть на Юру сверху. Жан-Жаку в принципе нравилось смотреть на Юру. Одно из полезных хобби наряду с музыкой и созданием собственной линии одежды, только не требует никаких затрат и сил. Нет, вру, подумал Леруа. А то визы и перелеты ой как легко даются, аж в ушах звенело от беготни и деловых голосов, а позже от оргазмов с Юрой. Юра встречал его не с таким размахом, конечно, номер в отеле не бронировал, открывал дверь своей квартиры, спрашивал «ну и че надо?», а глаза-то блестящие, не обманешь. Тебя мне надо, отвечал Жан-Жак и утягивал его в поцелуй. Но это тогда, когда не было соревнований. Как сегодня, например. Если бы не безбожные пробки и проблемы с бронированием, встречал бы его сейчас в аэропорту с нетронутыми розами. Интересно, он сильно обиделся? Жан-Жак не специально, готов понести наказание и молить о прощении. Стоя на коленях, разумеется. Пока дожидался Юры, успел пообщаться с трезвонившими на телефон парнями из группы, назначить с ними встречу через недельку, пока драгоценный не покинет Канаду, договориться с пиар-агентом о том, что никакой пиар-агент ему нахер не сдался, ответить на звонок своего мексиканского друга и обсудить с ним тактику подката к одной роковой японочке. Леруа сам ржал. Спрашивал, когда ждать интернационального демографического взрыва в Монреале, и на секунду зацепился за мысль о русско-канадских детишках. В дверь постучали. Жан-Жак подорвался, усилием воли заставив себя замедлить шаг, а не полететь открывать, как будто друг на том конце провода мог видеть его движения. Тот и не слышал толком ничего, кроме разговоров о своей ненаглядной. Прямо как я в своё время, улыбался Жан-Жак, наконец, отпирая дверь. Не глядя, рванул ручку чемодана в номер, свободной рукой тут же обхватил пискнувшего от неожиданности Юру, притянул к себе, одновременно закрывая дверь и к ней же прижал, набрасываясь на его губы. Обхватил своими, смял, провёл между ними языком, услышал громкий вздох, улыбнулся и отстранился, приложив палец к губам. Кивнул на предусмотрительно вытянутую в сторону руку с телефоном. Юра испуганно покосился на него, чем вызвал у Жан-Жака смех. — Bueno, tengo que irme*, — сказал Жан-Жак в трубку, нажал на сброс и наконец отошёл от притихшего Юры. — Это не французский, — заметил Юра. Да ты ж внимательный мой. — Ты когда по-испански успел научиться? — В школе, Юра. Я учил его в школе. Юра смотрел на него с подозрением: — Сколько языков ты знаешь? — Если считать язык тела, то четыре, — заулыбался Жан-Жак. — Мы не поздоровались. — Идиот, — очевидно отреагировав на шутку, закатил глаза Юра. — Ну, Бонжур, Хеллоу, Ола? — Привет, — ответил Жан-Жак. — Не надо мне тут, — прищурился Юра. — Русский ты не знаешь. — А я его и не считал. Нормально доехал? — Нормально, хочу в душ. Как обычно, подумал Леруа, сказал «дверь не закрывай» и ушёл вглубь номера, чтоб не напасть ненароком снова. — Какого... Обратил внимание, неужели. Юра стоял в проёме между ванной и шкафом, не решаясь заходить вглубь комнаты. Ошалело оглядывал усыпанные лепестками роз пол и кровать. — Это тебе, — сказал Жан-Жак. Юра тут же посмотрел на него так, будто он здесь котят разорвал, а не цветы. — Чтоб ты не швырялся. — Что за хуйня? Ты бы ещё свечи поставил! — Ты хочешь? — Джей-Джей! — Я для тебя всё сделаю, ты же знаешь. — Убери этот пиздец. Всё, кроме этого. — Зачем ты так жесток со мной, Юра? Юра не ответил, скрывшись в ванной. Точнее, в душевой. Жан-Жак охотно составил бы ему компанию, но засомневался насчёт одобрения со стороны Юры, обычно считавшего подобное «лишними движениями» и вообще, Джей-Джей, потерпи уж. Леруа покорно терпел. Нужды проверять на прочность и расшатывать нервы и без того нервному Юре он уже не видел, впрочем, все равно умудряясь выводить его из себя на ровном месте. Раньше злить фею было весело и сладко, особенно когда фея бурно реагировала, стремительно нацепляя на него кандалы, которые Жан-Жак не замечал ровно до того момента, пока взгляд зелёных глаз не встряхнул его сильнее, чем стон Изабеллы. Я больной, думал тогда Жан-Жак, уже вполне осознавая, почему катка Юры сбивала его дыхание и заставляла потеть, словно он сам был на льду. Я пиздец больной, повторял себе Жан-Жак, залипая на взъерошенные волосы, мокрый лоб и приоткрытые от частого дыхания губы, больше всего на свете желая увидеть его таким под собой. Я псих и извращенец. И я тебя добьюсь. Жан-Жак тогда хотел решить проблемы потихоньку, не рубить же с плеча и не требовать возвращать кольцо обратно, в самом деле. Изабелла такого не заслужила. Если честно, Жан-Жак уклонялся в сторону мимолетного увлечения и чистого любопытства, потому что такие кадры было интересно расшевелить. Обратить их внимание на себя. Вот только повалить феечку казалось совершенно невыполнимой задачей, что ещё больше раззадоривало. Я его трахну, думал Леруа, и успокоюсь. Два года как не успокаивался. Жан-Жак снял рубашку, вошёл в ванную, мельком пробежавшись взглядом по видимым из-под дверцы душ-кабины ступням. Достал бритву, потрогал пальцами двухдневную щетину, как в рекламе, усмехнулся и приступил. Юра не любил его колючие щёки, зато обожал его гель после бритья, водил носом по его скулам и шумно вдыхал, тонкими пальцами бережно оглаживая щёки, шею. У самого-то кожа гладкая везде, Жан-Жак проверял. Ох и нравилось ему это дело — проверять. А ещё нравилось сбривать щетину, когда за дверцей душ-кабины стоял Юра и нежился под струями воды, смывая пену с тела. Так близко, рукой подать. Жан-Жак никогда не отказывал себе даже в секундных желаниях. Как сейчас, захотел — отложил бритву, рывком открыл раздвижную дверцу и, не заходя, притянул к себе повторно пискнувшего Юру. Юра-Юра, пора бы уже привыкнуть к моим выходкам, а? Жан-Жак целовал его, не двигаясь, очень спокойно и уверенно. Нихрена, думал Леруа, откуда уверенность, когда я без его губ сдыхаю, жить без них не могу, и без него тоже не могу, и где мой блокнот, такие строки должны быть в моей песне, вообще пофиг что сдохнуть и не жить стоят в одном синонимическом ряду, моя песня. Отстранился, увидев размазанный по щеке Юры свой крем для бритья. Упс, забыл совсем. Юра на виноватый взгляд не купился, взяв душ и мстительно направив его прямо на подпрыгнувшего Жан-Жака. Хорошо хоть рубашку снял. Юра закрыл дверцу, напоследок традиционно выставив средний палец. Закончив с бритьем, Леруа услышал, как перестала лить вода в душе, вытерся и тут же взял второе полотенце, накинув вышедшему Юре на плечи. — Я сам. — Конечно сам, — сказал Жан-Жак, достав короткое полотенце и начав сушить волосы Юре. — Да заебал! Юра взмахнул руками, безрезультатно пытаясь задеть Жан-Жака: тот уворачивался и начинал тереть все интенсивнее, приговаривая: «Юра, я же для тебя стараюсь». Постарался так, что по окончанию Юра напомнил лохматого бобтейла. У Жан-Жака был такой пёс ещё в детстве, и называл он его так же, как в Русалочке — Максом. Жан-Жак прыснул, заслуженно получив тычок в ребра. Юра надел халат, яростно убирая волосы с лица. Пробормотал что-то на русском — Жан-Жак не сомневался, что на матерном — и повернулся к двери. Прежде чем он успел выйти, Жан-Жак намотал другое полотенце, хлестнув им по заднице заоравшего Юры. Нормально так хлестнул, аж губу закусил от усердия. И удрал. — Блядь! — о, а это слово Жан-Жак слышал так часто, что сам незаметно начал его употреблять, невольно смешивая в себе канадскую вежливость и абсолютную противоположность русского, случайно бортанув кого-то на улице и ляпнув: «Блядь, I'm sorry». Юра смеялся, называя его героем анекдота. Бой полотенцами — это как бой подушками, только больнее. Юра взял короткое, настигнув Жан-Жака и незамедлительно отомстил за горящий зад. Жан-Жак не матерился и вообще казался довольным жизнью, хохоча и шустро перелезая через кровать. Вместе они страдали разной хуйней, но подобной ее разновидностью — впервые. Жан-Жак никогда не думал о том, что с кем-то может быть настолько весело, настолько остро и хорошо. Жан-Жак не прерывал поток своих тупых шуточек, чаще всего саркастичных, за что мог поплатиться смачным подзатыльником, если не убегал. А он убегал, слыша грозное «убью!» и едва сдерживался от смеха, чтоб не сбить дыхание. Прятался за поворотом в узкой улочке, ловил Юру за запястье, тормозя, и притягивал к себе. А вот Юра не церемонился, давал обалдевшему Жан-Жаку пинок под зад или, того хуже — сравнивал его с американцем. Как истинный канадец, Леруа бесился, и, бывало, даже дулся, показательно надевал хоккейный свитер с лого «Монреаль Канадиенс», водил Юру в «Тим Хортонс», заказывал кофе в этих огромных стаканчиках и подмешивал кленовый сироп буквально во все. Как ребёнок. Ты ещё на стол встань и заори, советовал ему Юра, и когда Жан-Жак без колебаний собирался ему следовать, останавливал его, касаясь его ладони. Извинялся, называл придурком, на что Леруа подмигивал и победоносно улыбался. Впрочем, все это заканчивалось одинаково. И сегодня не было исключением. Жан-Жак прекратил смеяться, отбросив полотенце в сторону, и медленно подошёл к кровати, на которой воинственно стоял Юра. Юра из вредности легонько хлестнул его по плечу в последний раз, накидывая полотенце ему на шею и притягивая ближе. Жан-Жак схватил его за бёдра, прижал к себе и так и стоял, держа Юру на весу. — Я шампанское спёр, — вспомнил Жан-Жак, так и не пошевелившись. Смотрел Юре то в глаза, то на губы, как будто бы не решаясь поцеловать. Ага, сейчас, Леруа — и не решился. — В жопу шампанское. Жан-Жак не стал спорить: — В жопу. — И повалил на кровать, снова замирая. — Знаешь, между прочим, из отцовского бара увёл. — Своим баром ещё не обзавёлся? — Обижаешь. Я же не пью. — Зато любишь и нихуя пить не умеешь. — Кто бы говорил. — Никто бы, блядь, не говорил, заткнись уже! Жан-Жак разулыбался, рискуя получить по белоснежным зубам. — Ты так соскучился по мне, Юра? А теперь рисковал получить по роже. — Как же ты заебал. Жан-Жак быстро развязал пояс на чужом халате, неотрывно глядя Юре в глаза, отчего тот покраснел, но взгляд отводить не стал, потянувшись к ремню на джинсах Леруа. — Я тоже по тебе соскучился, — сказал Жан-Жак, придвинувшись ещё ближе. — Давай сегодня медленно, — предложил он, его губы задевали дрожащие губы сглотнувшего Юры, согласного на все, лишь бы поцеловал, лишь бы да делай что хочешь только поцелуй уже ну пожалуйста а потом можем медленно. Медленно не получилось. Юра боялся за кровать. Юра боялся за стену, в которую билась кровать. Юра боялся и с усердием подмахивал сам, вцепляясь пальцами в подушки. Жан-Жак трахал его с такой силой, словно хотел пробить кроватью стену и оказаться у соседей. Вот это был бы номер. Жан-Жак сделал себе пометку пожаловаться на мебель. Нельзя так с гостями, гости отдохнуть хотят, а под ними кровать ходуном ходит, непорядок. И на соседей начхать, пусть жалуются, он же не виноват, что они сюда не за сексом пришли, что за люди вообще, че им дома не спится. — Джей-Джей... Пиздец, думал Жан-Жак, выходя и переворачивая затраханного Юру на спину. Скользнул внутрь, шлёпнул его по рукам, поднял их над головой Юры. — Попробуем кое-что. — Джей-Джей! — глаза Юры расширились. — Не касайся себя. — Ты охуел?! Член проехался по простате, и Юра сдавленно застонал, прикрывая глаза, уже чувствуя, что вот-вот кончит. — Ты меня слышал, — хрипло и низко произнес Жан-Жак. Взгляд уверенный, твёрдый, тверже чем его член, таранящий тело Юры с переменной скоростью. Жан-Жак отстранился, чтобы не задевать его член, продолжал держать руки сцепленными над головой и просто драл, драл его без остановки и поцелуев. И сразу бы тормознул, если бы Юре не нравилось, но наряду с рычанием и злобным «сука, мудак, Джей-Джей...» Юра дрожал и стонал так чувственно, что не оставлял никаких сомнений в том, как ему сейчас сладко. В первый раз он кончил задницей на простынях с ебучими лепестками роз, хныча, громко всхлипывая и долго трясясь всем телом в руках Жан-Жака, тут же излившегося в презерватив. — Ненавижу, — сказал ему Юра дрожащим от восторга голосом. Жан-Жак поцеловал его в шею, провёл носом по скуле от уха до уголка губ, там и оставшись, позволяя им обоим отдышаться. — Ещё скажи, что не понравилось. — Это у тебя так «медленно» называется? Мудозвон. — Тише, Юра, я опять начинаю возбуждаться, — хохотнул Жан-Жак, мазнув губами по губам и утянув его в глубокий поцелуй. — Псих, — ласково шепнул Юра, как только Жан-Жак отстранился, прежде чем вновь поцеловать. *** — Смотри, я розу одну забыл. Жан-Жак взял цветок, зачем-то взмахнув им пару раз. — Чего размахался? — Юра смотрел на него, как на идиота. Ну кому в голову взбредёт взмахивать цветком, как волшебной палочкой, кому вообще взбредёт в голову покупать цветы парню, чтобы потом порвать на лепесточки. И кому, как не идиоту, взбредёт взять с пола розу и зажать ее стебель между зубами, изображая горячего испанца. Джей-Джей стайл смотрелся весьма неплохо с полуголым Леруа с розой в зубах. В инсту бы выложить. Жан-Жак опасно надвинулся на него, и Юра сразу подорвался, выставив руки вперёд. — Э, не. Танцевать ты меня не заставишь. Джей-Джей, стой, кому говорю! Вообще зря он руками размахался, подставив себя же и оказавшись притянутым к довольному Жан-Жаку, сразу задавшему темп непонятного танца. Без музыки танцевать стремно. Так же, как и танцевать то, что танцевать не умеешь. Наверное. Юра так не думал, смотря в смеющиеся глаза и тупо теряя дыхание. Позже Жан-Жак сказал, что они танцевали некое подобие сальсы и что Юрочке она очень подойдёт, особенно в паре с ним. Леруа пообещал научить, если Юра пойдёт с ним на сальса-вечеринку. Почему ты такой придурок, смеялся Юра, кивал с важным видом, соглашаясь, если только Жан-Жак скажет ему что-нибудь на испанском. — Por favor? — Пиздец как сложно. Ничего больше в голову не пришло? — Я не говорю по-испански так же свободно, как на французском или английском. — Я так и думал. Нихуя ты в школе не учил. — Поговорить так могу, — Жан-Жак совершенно не устыдился. — Ну говори давай, удиви. Леруа, конечно же, сказал «te amo», и Юра прыснул от смеха, потянувшись за поцелуем, чтобы Жан-Жак ещё чего не ляпнул. Тот все-таки признался, что реально знал разговорный, но с Юрой говорить не хотел, потому что, понимаешь, Юра, такой язык, на нем даже мне постоянно хочется ругаться. Юра вспоминал мексиканские сериалы и смеялся уже в голос.