Однажды, в оккупированной нацистами Франции...

– После прихода нацистов потеряла связь со всеми нашими. Кто-то донес, что я еврейка – ну, соседи всегда так думали, а я их не переубеждала, этим можно было объяснить всякие странности. Меня спрятали Люсьены у себя на чердаке – они очень хорошие люди… Губы Грийе брезгливо дернулись: – Спряталась как мышь. Район запустила. Ты Сторожевая или кто? Эмма надулась. Она была совсем молоденькой – и по меркам мирских, и по ведьминским. Проживала свою первую жизнь, и было ей семнадцать лет от роду. Но тут же забыла об обиде – залюбовалась, как Грийе курит. Будто фильмовая актриса, хоть сейчас печатай миллион карточек. Дым красивыми кольцами уходит к потолку, а на мундштуке совсем не остается ярко-красной помады. Как она это делает? – …И жди, когда за тобой придут. Пароль запомнила? – оказывается, Грийе опять говорила. Эмма виновато закивала. Её нашли, ей помогут, она будет делать что-то полезное… К их столику подошел человек в офицерской форме. Эмма внутренне сжалась, хотя с обманкой, наведенной собеседницей, её никто не мог узнать. А Грийе, наоборот, расслабилась. Откинулась на стуле, защебетала по-немецки, хрустально рассмеялась. Потом пристально уставилась на Эмму, кивнула. Та поняла и с облегчением поспешно ретировалась, прихватив недоеденное пирожное. Сто лет такой вкуснотищи не пробовала! *** Эмма подошла к чердачному окошку и уставилась на звездочку в быстро темнеющем синем небе. Немного любуясь собой, вздохнула и подумала, что она сейчас как эта звездочка – одинокая. А потом с уже искренней жалостью уставилась на остатки своего некогда богатого огорода под окном. Сиротливый квадратный корень да горшочек с лучецветом – вот и всё, что успела прихватить. Когда её уже отсюда вытащат? Она хочет что-то делать! Да и сколько можно подвергать опасности Люсьенов… Словно в ответ на ее мысли, скрипнул люк на чердак. Эмма метнулась за рассохшийся шкаф, приготовилась перекинуться… Нет, старик хозяин. – Эмма, детка, ты говорила, что о тебе будут спрашивать родные… За тобой пришла дама. И условную фразу назвала, – весело говорил Люсьен, всматриваясь в чердачный сумрак. – «Под чьей-то рукой я зыбки качанье»… Эмму не обидело, что в его голосе слышалась не столько радость за нее, сколько облегчение от того, что опасная гостья уходит. Расцеловалась с хозяевами и шагнула в темноту с черного хода. Тут же ее схватили за руку и потащили вниз по улице. – Грийе, мне больно, – вывернулась Эмма и застыла. – Вы не Грийе! Откуда вы знаете пароль? Она вас прислала? – Нельзя же быть такой доверчивой дурочкой, – раздался низкий женский голос. – Грийе – коллаборационистка. – Где она сейчас? Женщина промолчала, продолжая тащить Эмму за собой – сейчас гораздо аккуратнее. – И откуда мне знать, что это не вы – предательница? Да куда мы идем, в конце концов?! – Катакомбы. Все наши там. У тебя ведь в Лицее по метаморфозам было двенадцать? – судя по голосу, женщина улыбнулась. Она уже отпустила Эмму, и та торопливо шла следом, не успевая за ее широкими шагами. Девушка горячо закивала, не думая, что в темноте этого не видно. – Будешь разведчицей, на другое ты пока не годишься, – продолжала ведьма. – В кого ты перекидываешься? – В мышку, – вздохнула Эмма.