2430 год. Холодные камни Арнора // "Ну вот я и вернулся"

– Ты же говорил, что мы пойдем не с хоббитами, – удивился Таургон. – Говорил, – кивнул Маэфор. – Но передумал. Нашему обозу лучше не привлекать внимания на Зеленопутье. Пройдем через хоббичий край, а потом к Форносту напрямик. – А телеги? Они пройдут? – Вот у хоббитов от них и избавимся. И купим парочку вьючных лошадей. Нам эти книги по всему Арнору развозить, лошади лишними не будут. – А хоббиты не станут болтать, – кивнул Таургон. – Ладно, пошли знакомиться с хозяином. Банго Горич был крепкий хоббит средних лет с пышной русой шевелюрой. Он очень выгодно распродался, привезя остатки прошлого урожая – и закупился тоже весьма недурно. Но вот беда: страшно ехать с пустыми телегами. Воз зимних тыкв никто не украдет – как его спрячешь? а если из трех телег на двух ничего, а на третей тючок, то это ж какая приманка для лихих людей… ну а эти – вроде, их в Тарбаде знают, а главное – они со своим грузом, значит уж точно не про них «ограбить и сбежать». Телеги, опять же, хотят продать, а телеги у них хорошие, прочные, даже (говоря по-честному) лучше твоих. Вот и никаких пустых телег на обратный путь: свои продал, их – купил, а им потом поможешь лошадок прикупить. Спокойная дорога. Девушка, опять же, с ними. Еще спокойнее. И не жадные: платит он им только до Каменистого брода, а дальше они уже не охрана, а попутчики. От кого охранять в Шире? Ночи были всё короче, Тинувиэль никак не могла привыкнуть к долгим северным сумеркам и к тому, что спать надо ложиться засветло; обоз шел не спеша и не мешкая, по вечерам дунаданы пели долгие песни, чем совершенно изумляли господина Банго: как это вы столько песен знаете и каждая такая длинная, и как вы не путаетесь в куплетах и поете так слаженно; один из двух работников господина Банго изумительно куховарил, просто праздник каждый ужин, Алдарион наставительно изрекал, что хоббичья стряпня – это самое вкусное, что бывает в Арде, и Таургон с улыбкой кивал, стараясь не вспоминать обеды у Денетора… Холмы Мертвых с их островерхими камнями, торчащими как клыки древнего зверя, сильно напугали Тинувиэль. «Добро пожаловать в Арнор, госпожа», – с грустной усмешкой сказал ей Маэфор. Но и хоббитам было не по себе. Переход в тот день был долгим, очень долгим, до самой темноты. Ночью развели костер повыше и поярче, хоббиты выслушали заверения своей охраны, что отобьются и от людей, и от нелюди, посмотрели на серый блеск их мечей – и уснули где упали; Тинувиэль заснуть не могла, и Таургон усадил ее с собой у костра, молча обнимал, грея ее руки своей ладонью, она смотрела в огонь – и незаметно уснула у него на плече. Назавтра миновали Каменистый брод – и начался Шир. Хоббичьи норки с круглыми дверьми, палисадники в июньских цветах, огороды, где кипела работа… хоббитята, прерывающие игры с веселым визгом «Верзилы! Смотрите, Верзилы!» «Нас здесь не любят», – объяснял Таургон Тинувиэли, словно извиняясь за этот край. На ночь господин Банго устраивался где-то у знакомых, дунаданы не без усилий находили холм, в котором не были бы прорыты норки. Начиналось самое раздолье комаров, так что чем выше была ночевка, тем лучше. На третий вечер, когда они начали готовиться к ночлегу, из норки в соседнем холме решительно вышла пожилая хоббитянка, с быстротой, не свойственной ее возрасту, спустилась к калитке и, почти взбежав на холм к дунаданам, вопросила грозно: – Вы что же, собрались вот тут ночевку устраивать?! Маэфор быстро кивнул отряду: сворачиваемся и ищем другое место, а Таургон взял на себя разговор с суровой хозяйкой: – Прости нас, госпожа. Мы не знали, что это тебя так рассердит. Мы сейчас уйдем. И если ты подскажешь нам, где мы никому не помешаем, мы будем благодарны тебе. – Уйдут они! – взвилась она гневом, вместо того, чтобы успокоиться. – Уйдут они от моей норки куда подальше! Чтобы вся Южная Четь знала, что я голодных в ночь гоню! – Прости, госпожа, – не понял арнорец. – Что мы делаем не так? – Ни капельки стыда у них! – продолжала негодовать хоббитянка, глядя на наследника Элендила сверху вниз, даром что ростом была ему по пояс. – Мать их слову «пожалуйста» не научила! Зато позорить честных хозяек они умеют! А ну собирайтесь и идем! Собираться было уже не нужно: за время сей перепалки лагерь был свернут. – Госпожа, – очень осторожно спросил Арахад, – правильно ли я понял тебя, что ты приглашаешь нас к себе в гости? – Правильно ли?! А иначе как? Подошел Маэфор, поклонился почтенной даме (она хмыкнула, но видно было, что ей приятно): – Госпожа, но у нас обоз… – Это ты что же мне хочешь сказать?! – милости матриарха хватило ненадолго. – Что у нас места на ваши телеги нет? Или что на нашем дворе ваши тюки украдут?! – Прощения, добрая госпожа, прощения! – Таургон не выдержал и рассмеялся. Уж больно впечатлял вид Маэфора, опешившего перед пожилой хоббитянкой. Странно, но от его смеха она смягчилась. Буркнула под нос что-то, но ругаться не стала и царственно пошла вниз, ведя за собой этих непутевых Верзил. Которые очень старались не расхохотаться. Как выяснилось, в норе не теряли времени даром: пару столов вынесли в коридор, чтобы нежданные гости могли поместиться все, в котле булькало что-то сказочно пахнущее, на столе стояли масло, сметана, сыры… Хозяин дома (вероятно, сын суровой повелительницы) стоял у камина, собираясь приветствовать Верзил и не зная, какие слова для этого подобрать. Из отнорков высовывались хоббитята разного возраста, которым явно было велено не мешаться под ногами. Жена хозяина (Таургон сразу назвал ее Ромашкой за милое лицо и очень-очень светлые волосы) расставляла посуду на столе. Матриарх изволила взглянуть на стол и вопросила сына: – Это что же? Это всё?! Мы что, по-твоему, Пустомиски какие-нибудь, а не Мышекори?! Хоббит не успел ни ответить, ни исправить свою оплошность. Дюжина дунаданов спросила почти голос-в-голос: – Мышекори? – Как Мышекори?! Суровая хозяйка онемела. Не ждала она от этих дылд мимохожих такой глубокой радости от того, что они узнают, в чью нору вошли. И откуда им известно? Эти ведь бродяги табак курить не умеют, не то что почтенные хоббиты. – Фредегар Мышекорь, к вашим услугам, – хозяин опомнился первым. – А это матушка моя, Гортензия. – Урожденная Мшара, – добавила она, не позволяя сыну сообщить всё самому. – Меня зовут Таургон, – он поклонился. – А это Маэфор, глава нашего отряда. Госпожа Гортензия, позволь нам присесть. Даже в самом высоком месте нора была не по росту дунаданам. – А кому мы стульев принесли?! – ответствовала она. И насыпалась на сына: – Что это за стол, я тебя спрашиваю? Где окорок? Где колбасы? Что они про нас рассказывать будут, всезнайки эти бродячие?! Ромашка молча метнулась в кладовую, Фредегар сказал «Обождите, прошу вас» – и поспешил туда же. Скоро стол был накрыт не хуже, чем у Харданга. Да и сама госпожа Гортензия чем-то напоминала Хранителя Ключей. Они не родственники с ним? Точно-точно? Хозяин с матерью и женой сели за стол. Они, конечно, ужинали сегодня, но раз такое дело – почему бы ни поесть вторично? Тем паче, что кулеш удался. Глядя, с каким аппетитом хоббит уплетает кушанья, Арахад не решался задать вопрос. Надо же дать ему поесть. Хоббитята пожирали гостей глазами и, судя по всему, совершенно не переживали, что остались без лишней трапезы. Фредегар наелся быстро (по хоббичьим меркам) и спросил сам: – А откуда вы про нас, Мышекорей, знаете? – Пятьсот лет назад, – отвечал Арахад. – Во время войны с Королем-Чародеем хоббиты прислали отряд лучников. Им командовал Перри Мышекорь. – Верно, – удивленно сказал Фредегар. – Но он погиб, и больше детей у Дрого Мышекоря не было, – вопросительным тоном произнес арнорец. – И где же вы наши родословные узнали? – недоверчиво спросила Гортензия. Судя по ее насупленным бровям, вопросов к этим бродягам у нее теперь было много. – Мы не знаем ваших родословных, госпожа Гортензия, – мягко ответил странный Верзила. – До сегодняшнего дня мы все считали, что род Мышекорей прервался. – Перри! – крикнул Фредегар. – А ну тащи книгу! Ту, в красном переплете! Перри Мышекорь оказался светловолосым подростком. На маму похож. Часть стола была расчищена от посуды, Ромашка быстро протерла его – и дунаданы удостоились чести узреть святая святых хоббитов: родословную книгу. Фредегар пустился в подробные объяснения, каким именно родственником приходился господину Дрого усыновленный, потом стал излагать главнейшие события их рода за эти пятьсот лет… Арахад думал о том, что они расскажут Хэлгону про парнишку Перри, и вот бы узнать, похож ли этот на того… а еще он думал, что в этой самой норке сидел Аранарт, только он привез весть о смерти, а ты получил весть о жизни… а норка та же – да не та, здешнему дереву, даже самым мощным балкам потолка, уж точно не пятьсот лет, мир меняется, чтобы оставаться по-настоящему прежним, потому что неизменное всегда обречено разрушению. Фредегар замолк, чтобы промочить уставшее горло, и этим тут же воспользовался Перри: – Сударь, – обратился он к Таургону, – вы же из Тарбада идете? – Верно. – А правда, что вы из Тарбада на юг ходите? – Правда, – он ободряюще кивнул. – А правда, – Перри набрался смелости задать главный вопрос, – что на юге есть Белый Город, выше всех гор?! – Ну, не всех… – улыбнулся Таургон. – Но выше того, что вы называете горами, пожалуй. – А… какой он? – замирая от восторга, спросил мальчишка. – Прекрасный. Семь Ярусов, как облака над облаками, ввысь, ввысь, до неба. Он помолчал. Маэфор хмурился. – Прекрасный, – повторил Арахад. – Мудрый. Гордый. И холодный. – На юге же тепло, – удивился Перри. – На юге тепло, – кивнул его собеседник. – А в Белом Городе холодно. Потому что тепло – не в лучах солнца и не в огне камина. Оно в человеческом сердце. Тинувиэль тихо вздохнула. – Может быть, – продолжал Арахад, – ты однажды увидишь Белый Город. Нет, госпожа, – он обернулся к Гортензии, – не смотри на меня так гневно, дай мне договорить. Прими мой совет: если твой внук захочет добраться до Гондора – не удерживай его. Поверь мне: чем больше мест ты видел, чем больше народов и обычаев узнал, тем больше дорожишь тем краем, где родился. И тем укладом, в котором вырос. – Молод ты меня учить, – хмыкнула Гортензия. – Молоко еще на губах не обсохло. – Это ж пена от пива, госпожа! – не утерпел и крикнул Халлах. Таургон укоризненно посмотрел на него. – А принесу-ка я бочонок, – сказал, ни к кому не обращаясь, хозяин. – Когда еще с такими людьми выпить доведется… Бочонок опустел быстро – каждому человеку досталось по две кружки; хоббичьего размера кружки, заметим. И Гортензия вновь взяла командование в свои руки. – Ну, девочке я в норке постелю, – сказала она, глядя на Тинувиэль. – А вы ступайте на сеновал, поместитесь там уж как-нибудь. Перри, проводи, раз до сих пор не спишь, полуночник! Тинувиэль вздрогнула при мысли, что она должна остаться ночевать одна у незнакомых людей… то есть не-людей. – Госпожа, – тихо возразил Таургон, – нам с женой лучше вместе. Я не прошу… – Жена?! – Гортензия забыла про поздний час и усталость. – Это ты жену с собой по всем дорогам таскаешь?! Да где же у тебя совесть?! Жена должна дома сидеть, детей растить! Есть у вас дети?! – Нет, – с виноватой улыбкой. – Это почему же у вас их нет?! – суровейшая из хоббитянок набрала полные легкие воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой. – Мы женаты меньше месяца, – отвечал дунадан. Набранный воздух вышел со свистом вышел из горла Гортензии. – Ладно, – сказала она. – Я вам постелю здесь. А остальные марш на сеновал! Лордам Арнора осталось лишь исполнить этот приказ. – Сколько лучников прислали хоббиты на Вторую Ангмарнскую? – Халлах спросил так искренне, что Алдарион ответил всерьез: – Три десятка. – А, – со священным ужасом в глазах кивнул Халлах. – Три десятка. И конец семивековому королевству назгула. – Только чтобы тихо! – Гортензия говорила уже шепотом, но не менее сурово. – Дети за стеной спят! – Мы тихо, – кивнул Таургон. Кажется, она поняла его с точностью до наоборот. – Неуемные! Ни звука, я кому сказала! Она наконец оставила их одних. На постоялом дворе в Тарбаде сдержаться было проще простого. А здесь… Надо было настоять и пойти на сеновал, вместе со всеми. – Здесь так странно, – прошептала Тинувиэль. Она говорила совсем тихо, и ее дыхание обжигало ему лицо. «Родная, не мучай». – Мы здесь меньше дня, а кажется, будто жили тут всю жизнь. – Да, хоббиты такие. Давай спать. «Шестнадцать лет в Хранилище было проще». – Скажи, а в ваших пещерах – так же? – По-другому. Но похоже. «Поговорить завтра с Маэфором. Обоз может идти быстрее. На пару дней раньше придем. Хотя бы на день!» – Скорей бы добраться. «Она не боится. Она больше не боится. Сколько еще?! Неделя? Больше? Ну не здесь же, в самом деле?!» – Послушай… – Родная, мы обещали: ни звука. Хватит разговаривать. Пора спать.