Без названия

Практика показывает, что в моей жизни ничего просто не бывает. Вот и сейчас, машина глохнет на повороте к дому Бобби, а за окном темно и льет дождь. Такой основательный осенний ливень, когда хочется забраться под плед у камина с большой чашкой горячего чая в утопическую атмосферу. Но нет ни пледа, ни камина, ни чая. Зато есть бутылка виски, заглохшая машина и долгий путь пешком. Тот отрезок, который обычно пролетаешь, сейчас превращается в топь. Бобби до сих пор живет в прошлом веке, и заасфальтировать дорогу к свалке не судьба. Достаю из бардачка фонарик. На всякий случай проверяю мобильный. Но он безнадежно разряжен, так что идти мне своим ходом до самого дома. Без зонтика. Охотники как-то не особо задумываются о дожде, поэтому мой пикап забит всякой всячиной, но зонта у меня нет. Только куртка, и та без капюшона. Можно, конечно, переждать дождь в машине. Но печка барахлит третий день. Включаешь, начинает чадить прямо в салон. А не включаешь – рискуешь околеть, не лето ведь. К тому же причина, по которой я приехала сюда, никуда не делась. Мать уже третью неделю, словно, без вести пропала, а я как раз номер поменяла и звонила предупредить. Вокруг творится какая-то чертовщина, среди нее потерялись все старые знакомые. Без координат. Я, правда, не проверяла Винчестеров, не хочу общаться с ними. Нет, я не перекладываю на них вину за всемирный пиздец, просто все эти душещипательные беседы, взгляд томных глаз Дина, рефлекс кошки, готовой тут же растянуться рядом с ним – лишнее все это. Не хочу. Я просто хочу убедиться, что с мамой ничего не случилось. Самый верный способ – спросить Бобби. Но звонить ему было как-то стремно, вот именно поэтому я в такой поздний час, непроглядную темень и осенний дождь торчу на подъездной дороге к его дому. Стоило открыть дверь, как порыв ветра щедро награждает брошенной в лицо водой, а под ногами призывно и даже радостно хлюпает грязь. Резиновые сапоги самое то, но я девушка модная. Даже за монстрами гоняюсь на пяти сантиметрах каблука. Не думайте, это не гламурность. Просто иногда каблуки оптимальный способ покалечить смертное тело и спасти свой очаровательный зад. А еще никто не отменял прикрытия под названием «Я блондинка, вам чего?». Естественно, я вымокаю до нитки. Вплоть до трусов. И похожа на мокрую курицу. И по колено в грязи. Ладно, чего уж там. Плохо то, что я не взяла хотя бы сумку с вещами. Фонарик, нож, то, что на мне. Если, не дай бог, кому-то прямо у порога захочется на меня напасть, то вряд ли отобьюсь. Но людей я не боюсь. А духи и демоны – против них свои способы. Окна в доме горят теплым светом. Испытываю облегчение. Значит, Бобби жив, что уже хорошо. Не зря тратила время, а еще меня переоденут в сухое, обогреют, расскажут новости, покормят и дадут поверхность, на которой можно спать. И да, с моей машиной разберутся. - Знаешь, Бобби, это просто издевательство, отсутствие, как минимум… Дин? Кажется, у меня челюсть отваливается. Но с другой стороны, на что я надеялась? Я ведь знала, что Винчестеры плотно обосновали свой перевалочный пункт у старого охотника. Так что вполне закономерно, что сейчас передо мной стоит старший из братьев в футболке, джинсах и с пивом. И удивленно на меня таращиться. - Кого там нелегкая принесла? – Голос Бобби доносится откуда-то сбоку. Потом понимаю, из гостиной-кабинета, вечно заваленного стопками раритетных книжек, в которых хранится вся охотничья мудрость. - Меня. - Джо. Мы отвечаем в унисон. И я даже улыбаюсь. Хотя настроение из просто гадкого перешло в градус отвратительного. Мне не нужна встреча с Дином Винчестером по многим причинам. И я бы с радостью сейчас развернулась и ушла, да некуда. - Может, впустишь? - Да, конечно, - Дин словно очнулся. Перешагиваю порог и забираю у него пиво. Хочу пить. Маленькая прихожая дома заполняется действующими лицами. Из гостиной выезжает Бобби на коляске – да, я слышала об этой очень грустной истории – из кухни выплывает Сэм. По-моему, младший Винчестер все так же смущается при виде меня. Не мудрено. Нашу встречу в Дулуте, ставшую последней на несколько лет, вряд ли можно забыть. Знаменательная во многих отношениях. Лично я для себя сделала выводы. И все трое смотрят на меня, как на призрака. Или на потерянную. Не знаю, что страннее. Наверное, даже не это, а то, что мне никто не предлагает святой водички, не проверяет на чистоту расы или принадлежность к демонам. Это-то при нашей жизни? Упущение. - Нет, я, конечно, понимаю, что похожа на мокрую кошку, - делаю глоток пива, - но как-то ожидала большего от приветственного комитета. Вы чего, господа охотники? Первым приходит в себя Дин. Он, наконец-то закрывает, а затем запирает за мной двери, отделяя нас от шума непрекращающегося дождя. За мою прогулку он еще и усилился, хотя, куда больше. А Сэм опускает голову. И Бобби как-то понуро изучает выцветшие обои в коридоре. И тогда я понимаю… - Что с мамой? Правильнее спросить «как она погибла?», но язык не хочет выговаривать такие жуткие слова, кажущиеся кощунством. - Мне жаль, Джо. Картинка меняется, участники встречи плавно отходят куда-то назад. Сэм снова исчезает в кухне, Бобби укатывает в гостиную и гремит книжками. А я смотрю на Дина, все еще не осознаю всей бредовости момента. Мама… Мамочка… Моя мама… И совсем не знаю, что делать, чувствуя лишь растерянность. Даже не тоску. Не боль. А просто растерянность. - Как это произошло? - Давай ты сейчас отогреешься в душе, переоденешься в сухое, а потом я все расскажу. Мы охотники. Мы моральные уроды. Каждый раз, теряя близкого человека, мы не впадаем в ступор, не бьемся в истерике, не бежим к психотерапевту, которому не расскажешь, что твою мать убило исчадие Ада, а просто разбираем момент, чтобы понять – где допущена ошибка, как ее избежать, как отомстить обидчику. Вот я и сейчас, как ни странно, чувствую лишь глухую, ноющую боль в области сердца. Но ни истерики, ни воя, ничего. И мне даже стыдно в каком-то смысле. Потому, что я не собираюсь сейчас оплакивать мать. Я хочу услышать, какое дерьмо ее свело в могилу, а потом найти его, если Винчестеры не управились раньше, и разобраться со всем этим. Пусть ценой может стать моя жизнь. - Давай. Только моя сумка в пикапе, а он на повороте к дому. Голос звучит надломлено. Но я списываю это на усталость. А на ногах уже часов пятнадцать, из которых двенадцать провела за рулем. - Разберемся. Ванная у Бобби такая же опшарпанная, как и весь дом. Зато есть горячая вода, в которой я с наслаждением отмокаю, позволяя струям бить по затылку, плечам, спине в надежде избавиться от сковавшей мышцы деревянности. Дин любезно выдал мне свою рубашку и свои же джинсы. Которые я и одеваю на голое тело. Выгляжу, как оборванец в одежде не по размеру. И если с рубашкой еще не все так плохо, то джинсы приходится закатывать, чуть ли не по колено. И все равно смешно. Я бы посмеялась… Еще несколько лет назад я бы отыскала в этом, сейчас таком обыденном моменте, эротический подтекст. Потому, что была влюблена в Дина Винчестера, как кошка. И тогда я бы мгновенно придала этому значение, что-то себе надумала, вдыхала бы его запах, оставшийся на ткани, и мечтала бы, что после меня, после того, как эти вещи были на моем голом теле, он не будет их стирать еще несколько дней. Ну, или вообще оденет. Сейчас я с отсутствующим видом накручиваю на голову полотенце и принимаю из рук Дина большую чашку чая, усаживаюсь в угол продавленного дивана в гостиной Бобби. Который предусмотрительно сидит на кухне с Сэмом. Боятся, что я сорвусь. Дин тоже боится, видно по нему. Но кому-то надо со мной поговорить. И кого бросать грудью на амбразуру, как не того, кому по определению все простится за красивые глазки. Буквально – красивые глазки. Знаете, что не изменилось за эти годы? Я все еще влюблена в Дина Винчестера. - Рассказывай, Дин… *** На следующий день все еще идет дождь. А я сплю. Отсыпаюсь за все дни, которые пробегала. К тому же реальность настолько дерьмовая, что я просто не хочу в ней быть. Слышу тихие шаги. Перешептывания. Звонки телефона внизу. Хлопанья дверей машины на улице. И все это сопровождает убаюкивающий шум дождя. На тумбочке рядом с кроватью лежит последняя фотография мамы. Постель все так же пахнет ею. В этой комнате ощущается ее рука. Последняя память. Не знаю, чего от меня все ждали. Но я не бросаюсь на Дина с обвинениями, что моя мать погибла из-за него, а история повторяется и очередной Винчестер виноват в смерти очередного Харвелла. Я просто киваю, внимая. По крайней мере, она унесла с собой псов. Я тоже так хочу. И все, что я спрашиваю перед сном: - Думаешь, она попадет в Ад? Охотникам дорога не в рай, они ведь убийцы. Не важна цель, не важны благие намерения, они убийцы. Мы с тобой убийцы. - Не знаю, Джо. - И что будет в Аду, ты тоже не знаешь? Дин молчит, опускает глаза на свои руки, а потом снова смотрит на меня: - Знаю. Рассказывать об этом я не прошу. *** Дождь прекращается на второй день. Дорогу развезло, коммуникации в ауте, мы отрезаны от мира. На стуле лежит моя сухая одежда А на моей тумбочке стоит чуть остывший завтрак, заботливо кем-то оставленный. Просыпаюсь поздно, с головной болью и привкусом горечи во рту. Организм продолжает выделываться, я прекрасно знаю причины, но давлю в себе желание расклеиться по частям, развалиться и закатить показательную истерику. Лучше позавтракать и попросить добраться до моей машины. Дом живет своей жизнью. Сэм сидит с книжками, Бобби копается на кухне. - Ты как, детка? Ставлю грязную посуду в мойку: - Я помою потом. – Этому месту явно нужна женская рука. - Да не заморачивайся, - отмахивается Бобби. Вопрос о том, как я, он не повторяет. И я ему благодарна. - Слушай, Бобби, у меня машина заглохла, как-то надо ее посмотреть. - Ну, в виду моей калечности, этим сейчас занят Дин. На заднем дворе, - он машет рукой в сторону двери из кухни. Надеваю свои ботинки, подозрительно чистые и сухие. И выхожу на улицу. Осенний воздух пропитан влагой. Деревья вокруг уже почти голые. Поеживаюсь от сырости, запахиваю поплотнее курточку. И иду на звуки мозговыносящего рока за домом. Рядом с открытой нараспашку Импалой, громогласно распевающей Highway to Hell стоит мой маленький, грязно-красный пикапчик. Подарок на поступление в колледж. Собственно, откупные и намек: у тебя есть машина, детка, пора валить. Но зрелище прекрасно даже не странновато-диким сочетанием хищной диновой брюнетки и моим простоватеньким плебеем. А им самим, чей зад торчит из-под поднятого капота. Дин роется во внутренностях машины, при этом успевая самозабвенно подпевать и пританцовывать. А зад у него хорош. Так и хочется подойти и просто сжать его. Но дальше мыслей дело не идет, я просто останавливаюсь у капота и откашливаюсь. Дин поворачивает голову: - О, привет. С него мгновенно слетает вся легкость, и мне почти жаль. Потому, что я тут же вижу, что на его плечах лежит непомерная для одного ответственность. - Ну и как моя машина? Вопрос выглядит торопливым. Да таким он и есть потому, что желания отвечать на очередное «как ты?» у меня нет. Я плохо. Я лишилась матери. Я осталась на всем белом свете одна. И не вижу ничего, что бы сейчас представляло для меня ценность, помимо чувства мести, которое еще не включилось, но его можно развить. А еще у меня есть другие заботы. - Будет бегать, - Дин улыбается, скупой и кривой улыбкой, но улыбается. - Хорошая машинка. Ты только следи немного лучше. А так, аккуратная. Ничего нет лучше классики. - Правда? – Я тоже улыбаюсь в ответ, откидывая за спину лезущие в лицо пряди волос. Мы молчим. Молчание такое тягучее и неловкое. Я знаю, что Дину плохо. Он знает, что плохо мне. Кому-то надо сказать об этом вслух. И я начинаю: - Дин, - касаюсь рукой его запястья, замечая, что пальцы у него все еще в масле. Значит, не фиг лезть обниматься, - послушай, я не хочу, чтобы ты нес на своих плечах груз еще и за смерть моей мамы. Она взрослый человек, принимала решения сама. Знала, на что шла. Как и все мы. – Дин пытается вставить слово, но я прижимаю указательный палец к его губам. – Хватит с тебя того, что есть. Просто прими эту жертву и сделай ее не напрасной. Это единственная моя просьба. Вот теперь я закончила, может говорить. Он качает головой, рассматривая землю под нашими ногами. Вопли обдолбанных металлистов, сопровождающие нашу беседу, кажутся такими неуместными. Да и весь этот разговор неуместен. - Она этого не заслужила. Как и ты. - Никто не заслужил. – Пожимаю плечами. – Но мы там, где мы сейчас. И с этого места нужно продолжать. - Ты так легко это говоришь… - А ты, правда, ждал, что я начну биться в истерике, швырять посуду, и орать, что ты убил мою мать? Серьезно? По выражению лица Дина понимаю, что я описала не совсем то, чего он от меня ожидал, но где-то близкое к этому. Недовольно фыркаю, снова отбрасываю светлые пряди за спину. - Ну и дурак, Дин. - Между прочим, в позапрошлый раз ты меня бросила без разговора. - А ты, между прочим, в прошлый раз и не позвонил! - Будешь мне припоминать это до конца жизни? - Да! Только чьей? - Не важно… - Дин вытирает пальцы тряпкой. – Такими темпами она наступит быстро. Кстати, твои вещи в доме. - Спасибо. *** Несколько дней спустя мы едем на охоту. Втроем. В Импале. Ощущения – словно в прошлое провалилась. В какую-то временную яму. Но вместе с тем чувствуется, что все не так. Мы не те. Мы уже другие. - Ну и где ваш ангел? Я все еще хочу с ним познакомиться. - Да черт его знает, - Дин пожимает плечами. Вижу в зеркале его взгляд, в нем даже искриться что-то, отдаленно напоминающее смех. - Да, Бобби, мы все поняли. Нет, мы не будет подставлять жопы. И ловить полицию на хвост тоже. Закатываю глаза. Бобби, чем дальше, тем больше напоминает квочку. Снова встречаюсь взглядом с Дином. Он все видит. И я улыбаюсь. Мы обмениваемся мнениями без слов, когда Сэм отключает мобильный, и я отворачиваюсь к дороге. - Переживает, - констатирует младший. – Наверное, если бы он сам мог охотиться, все было бы спокойнее. - Само собой, - кивает Дин. Откидываю голову назад и прикрываю глаза. До места назначения еще пара часов, а голоса братьев навевают на меня легкий сон. Хоть и недолгий. - Давайте проговорим наши ближайшие действия. Джо, хватит дрыхнуть! - Откуда же ты такой злыдень взялся, - бормочу себе под нос, усаживаясь прямо. Разговор сопровождается каким-то полупохабным хихиканьем Сэма. – Сэмми, ты спер косяк из запасов Бобби? - У Бобби нет косяка, - тут же отвечает он, с любопытством оглядываясь назад. - Это ты так думаешь, - я мстительно улыбаюсь. Все у Бобби есть. Просто у него не косяк в классическом смысле. Но сбор травок можно накопить на сигаретку, после которой будет не хуже, а то и лучше, чем после травки. За эти дни я успела освоиться в доме, а заодно начать убираться на кухне. Легче перечислить, чего у старого охотника нет в запасах. - Ты знаешь что-то, чего не знаем мы? – Интересуется Дин. - Я знаю очень многое из того, чего не знаете вы, - многозначительно вздергиваю бровь. Конечно же, до плана по поимке злобного духа мы не доходим. *** И ничего сложного в деле нет. Напротив, так легко и быстро я не управлялась уже давно. Среди всех эти небесных разборок, то ли с Люцифером, то ли ангелов друг с другом, понимаешь, как скучаешь по старой доброй охоте. Когда основная проблема заключалась в том, чтобы разобраться с очередной городской легендой. Ну, или индейской легендой. Или надуманными людьми вещами. Сейчас… сейчас все сводится с бесконечной борьбе, когда ты понимаешь, что мы просто пешки и никому нет дела, что будет с нами в конце. А еще я теряю навыки и ошибаюсь в самом простом моменте. И встречаюсь затылком со стеной, в которую меня со всей дури вмазывает призрак. И просто отключаюсь… *** Дин терпеть не может больницы. В больнице отец продал душу Азазелю, а он сам едва не скопытился. В больнице они узнали, что ходить Бобби не будет. Теперь в больнице Джо, сейчас ее осматривает дежурный врач, а Дин бегает по приемному покою, молясь чему-то, что могло бы обеспечить вариант, когда все будет хорошо. - Дин, сядь. - Сэм, ты же видел, какой она была бледной! Вдруг он ей что-то сломал. Она так и не пришла в себя! Тяжесть Джо все еще ощущается на его руках. Он не садился за руль, все время держал ее при себе, пока Сэм вез их в ближайшую больницу. Младший Винчестер определенно спокойнее на вид. - Дин, тебе же сказали, что она пришла в себя. Ее свозили на рентген, теперь ждут результатов. - Как ты можешь быть таким спокойным? Это же Джо! Сэм едва сдерживает лезущую на лицо улыбку. Да, это Джо. И да, он тоже переживает. Но она в порядке, это уже понятно. Максимум, что там есть, это ушибы. И переживать нечего. - Слушай, Дин, ты бы с ней поговорил… - О чем? – Он, наконец, утихомиривается и присаживается рядом с братом, но продолжает бросать беспокойные и частые взгляды в сторону смотровой. - Обо всем. Я же не слепой. Как она вернулась, ты сразу стал… что ли, веселее. - Сэмми, давай ты сейчас не будешь заниматься психоанализом, мне не до этого. Сэм только пожимает плечами. Он все равно видит, что его брат на стенку лезет из-за Джо. Так и подмывает разъяснить этим двоим то, до чего они сами никак не дойдут. Но разговор приходиться прекратить не только по просьбе Дина, в приемном покое появляется врач. - Мистер Кемпбелл, - Дин не сразу соотносит себя с этой фамилией. Это пару минут спустя он вспоминает, что дал номер липовой страховки, сделанной на Джона и Мэри Кемпбелл. Будто привет из прошлого. - Да? Как она? Интересно, Джо успела попалиться? Ее забыли предупредить о некоторых моментах. - С вашей женой все будет хорошо. Пара ушибленных ребер, но даже нет сотрясения мозга. Ей повезло. Хотя советую пока не пренебрегать покоем. Все-таки беременность, нужно ребенка беречь… У Сэма от кашля кофе льется через нос. Он вытирается и смотрит на брата, у которого, кажется, случился сердечный приступ. - Сэр, вы в порядке? - Ребенок? – переспрашивает Дин. – Какой ребенок? - А… ваш? Вы не знаете, что ваша жена беременна? - А моя жена вообще сама знает об этом? - Ну… как бы четвертый месяц, знает, конечно… Разговор становится все более странным. И Сэм понимает, что сейчас в глазах врача они выглядят, как два обкурившихся идиота. Подхватывает Дина под руку: - Нет, очевидно, она хотела сделать моей брату сюрприз. Спасибо, что сообщили. Мы можем ее забрать? - Да, конечно, она одевается в смотровой, подойдите к стойке, там будут документы на выписку и рецепты на витамины. У миссис Кембпелл низкий гемоглобин, ей сейчас нужны витамины. И постановка на учет у акушера. С этим врач и уходит, оставляя Дина и Сэма. Первый явно переваривает услышанное, туго соображая. - Дин? - А? - Ты в норме? - Нет. Я ее сейчас пойду и убью. - Это твой? - Что? – взгляд старшего брата становится осмысленным, фокусируется на Сэме. – Ты что! Нет! Я не видел ее с той встречи в Дулуте. А у нее четвертый месяц. Ребенок не мой. Но убью ее я. *** - Ты совсем больная? Или прикидываешься? Поднимаю глаза на Дина в дверях смотровой. Но вижу не его взбешенное выражение лица, а Сэма, медленно отступающего назад. Вот же скотина мелкая. Я не о габаритах. Он просто сейчас слиняет на хрен с поля зрения, пока его старший братец будет мне любить мозг. И я ведь понимала, что тайное станет явным. Может, не сейчас, но уже скоро. Лезущее на нос пузо никак не скроешь. Да вот и пуговица джинс уже не застегивается, всего-то раздалась в талии на несколько сантиметров. - А вот обзываться не надо, - оставляя пуговицу в покое, натягивая край футболки пониже. - А ты могла сказать? - А тебе какое дело? - То есть как это како… - под моим пристальным взглядом Винчестер осекается. Видимо, дошла до мозга абсурдность ситуации – он выговаривает меня за то, что утаила не его ребенка. Это при том, что мы даже не родственники. - Закончил? – Ядовито интересуюсь. - Только начал. Ты могла причинить вред себе и ребенку! Пожимаю плечами: - Могла. И что? Тот момент, когда Дин Винчестер не может выговорить ни слова потому, что у него не хватает словарного запаса, в принципе приятен. Но в глазах у него растет что-то такое, что наводит меня на мысль – сейчас припечатают мою бедную головушку к ближайшее стене. Я не сука. Просто так вышло. Охота. Случайный секс. Я даже не знаю, как того парня звали. Он не был охотником, просто оказался под рукой в ближайшем баре. Я не оставалась у него до утра, просто ушла, когда все закончилось. И уехала навсегда. В тот город я больше никогда не сунусь, ни за какие коврижки. Потому, что уподобилась Дину Винчестеру, только в юбке. Мне было стыдно. Но мне это было нужно. Слишком тяжелой выдалась та охота, слишком зашкаливал адреналин, все было слишком для меня. А потом я оказалась безмозглой курицей. Прошляпила две задержки, списав на то, что нормальной жизни нет, вот и циклы сбиваются. Ну, мало ли, чего голова болит, чего мутит, чего в сон клонит. В общем, дошло до меня по подсчетам неделе на десятой, что я беременна. А потом я в лучших традициях жанра опоздала со сроками аборта. В общем, нигде не везло. Пока Дин прикидывает, как меня обозвать еще, я беру куртку и выхожу из смотровой. План прост, как пятицентовик – забрать свой пикап от Бобби и валить! Будь мать жива, все было бы проще. Я бы родила ребенка, отдала бы ей, была бы приходящей мамой. Неправильно? Неправильно охотникам вообще рожать детей. Я знаю это, я сама дочь охотников. Рано или поздно, они все погибают. И хорошо, если уже дети взрослые, хотя от этого совсем не легче. Но оставлять после себя сирот, покалеченных родителями и судьбой – жестоко. Хотите сказать, что никто их не калечит? Да я могу привести с десяток примеров, начиная с самой себя и Винчестеров. Дин догоняет меня на стоянке. Я не сворачиваю к Импале, к Бобби можно добраться и на попутках. У него в руках листок рецепта и пакет с предназначенными мне медикаментами. Сжимаю зубы, чтобы сдержать стон. - Джо, так нельзя… Возможно. - А как можно? – Зло смотрю на Дина. В эту минуту я практически ненавижу его, так как могу предсказать, куда приведет его сердобольность. Он сейчас прочувствует момент, начнет уговаривать меня оставить ребенка, еще и предложит позаботиться. Последнее так и вызывает желание начать на него орать, что ему забот мало. К тому же он будет заботиться не обо мне, готова спорить, а о ребенке. А я не инкубатор, я живой человек с чувствами, истериками, радостями и горем. И ребенок мне совсем ни к чему. - Давай вернемся к Бобби и там подумаем, что делать. Смех у меня уже истеричный. - Делать? Дин, а делать нечего! Аборт поздно, рожать рано, можно только идти на охоту и надеяться, может, само отвалится. А не отвалится, значит, живучий, значит, родится, попадет в приют, и может однажды станет охотником. Хотя тут вариантов… …много. Только закончить мысль я не успеваю. Пощечина хлесткая и болезненная. Или же это вовсе не пощечина, а полновесный удар наотмашь. Я отшатываюсь от Дина, который сейчас смотрит на меня без капли какой-либо эмоции. Словно не он меня только что ударил. А щека влажная, я все-таки реву. Прижимаю ладонь, кожа горит под ней. Смотрю на него диким взглядом, пытаясь понять, что за этим последует. - Успокоилась? Сэм останавливается на расстоянии. Наверное, он все это видел. И теперь страхует. То ли меня от желания накинуться на старшего Винчестера с кулаками, то ли брата от желания меня добить. Кстати, о добить… в голову влезает грешная мысль, что может и правда, пусть добьет. Вот сейчас спровоцировать его проще простого. Из него сочится холодная ярость, если правильно подобрать слова, разыграть карту «а я демоном одержима», то может что-то и выйти. - Ты успокоилась? – Дин повторяет свой вопрос. На асфальт падают первые капли дождя. Редкие, но крупные. Еще немного, и серая пелена непогоды окутает город. Я успокоилась, если так можно сказать. По крайней мере, истерика сошла на нет, и желание сбегать куда-то исчезло. - Да. - Тогда поехали. *** Мы не говорим. О том, что случилось на стоянке. О том, что делать дальше. Мы вообще не разговариваем. Я целыми днями лежу в комнате, на охоту меня никто не зовет. Сэм исправно притаскивает мне еду на подносе, я ем, но немного. Полнейшая апатия. Наверное, до этого я лучше представляла, что буду делать, когда об этом никто не знал, а сейчас… каждый мой шаг сторожат. Но у меня и нет желания что-то решать. Неделю спустя, когда Импалы нет под домом, а в самом доме стоит тишина, спускаюсь на улицу. У меня в руке припрятанная в вещах бутылка виски, во второй – пачка сигарет. На улице сыро, ветер продувает и под курткой, хотя я застегнулась под горло. Насколько реально напиться и укуриться, чтобы не помнить мира? Еще ни разу не доходила до того состояния. Видимо, пришла пора. Но лишь затяжка и глоток, а потом я слышу шаги. И мне не нужно поворачивать голову, чтобы знать – Дин. Неловко прячу сигареты за спину, с бутылкой немного труднее. - Напиваться на улице бессмысленно, даже не захмелеешь. Что, решила, что уехал, можно выйти из норы? - Как-то так, - неохотно соглашаюсь. Смысла врать не вижу. Дин протягивает мне руку, что меня крайне удивляет. И я не могу промолчать: - Что такое? Подавил отвращение настолько, что рискнешь ко мне прикоснуться? Я же плохая, Дин, забыл? - Дура ты. Маленькая еще. Была бы старше, не было бы дури такой в голове, а так… еще и блондинка. Он не ждет, когда я подам ему руку в ответ, а поднимает меня за локоть. Теряю равновесие от удивления и чуть не падаю ему на грудь. Пальцы Винчестера цепко держат меня за локоть, не оставляя никакого шанса бежать. Можно попробовать дать каблуком ботинка по ноге, можно попытаться дать в морду, но я прекрасно знаю, что проиграю эту схватку до ее начала. - Ну и? - А вот курить вредно. Сигареты Дин прячет в карман, виски забирает и ведет меня к пикапу. Машинка выглядит подозрительно ухоженной. Несмотря на погоду, блестит красными боками, на руле новая обмотка из мягкой кожи, работает печка и стоит магнитола. Такое ощущение, что я что-то проспала. - Выгоняешь? – Губы кривит горькая улыбка. Но Дин на провокацию не поддается, только бесцеремонно запихивает меня на пассажирское сиденье, а сам садится за руль. Внутри что-то екает. Не люблю чужих, пользующихся моими вещами. Хм… так, наверное, чувствует себя Дин, когда к его Импале лезут. Кстати, а где Импала? - Сэм на охоте? - Да, с Касом. - А ты почему тут? Молчит. Так и хочется стукнуть его. Но я отворачиваюсь, наблюдая, как мы выезжаем со свалки на дорогу, и Дин направляет машину в сторону от дома. По всему видно, что не его это размер. Пикап не удобен ему в управлении, от чего постоянно дергается в пути, а Дин все нервно косится на дорогу. Улыбаюсь, но тут же отворачиваюсь. Тоже мне, герой меча и магии, с простым пикапом не может управиться. Мы молчим все полчаса, на которые меня хватает. И по истечении которых я все-таки спрашиваю: - Куда мы едем? - Уже приехали. Осенью темнеет рано. Всего-то шесть часов вечера, а вокруг непроглядная темень. Какая-то опушка, какая-то поляна, и Дин открывает мне дверь пикапа. Ветра нет, но после теплого салона мне холодно. Ежусь и укутываюсь в куртку. Я не люблю спонтанные пикники. Вообще, спонтанность в моей жизни пахнет неприятностями. А Дин без слов делает радио громче, забирается на капот и ложится на лобовое стекло. И я уже не понимаю ничего. - Слушай, Винчестер, мне уже в печенках сидит твоя загадочность. Тоже мне, мачо. Либо ты рассказываешь, что мы тут делаем, либо я ухожу. - Через лес и направо? - Что? - Через лес и направо выйдешь к шоссе, а там если повезет, то автостопом. А не повезет, то пешком. И при этом хорошо бы помнить, что на дороге всякого дерьма хватает, а ты всего лишь хрупкая блондинка. Вот взять эту бутылку виски и уебать его… Скотина. - Чего ты добиваешься? – Зло шиплю, опираясь ладонями на теплый капот. – Вот чего, объясни! - Я смотрю на звезды. Если приляжешь рядом, то увидишь их… И как можно от бескрайней и всепрощающей любви впасть в состояние даже не тихой ненависти, нет – я мысленно желаю пройти Дину Винчестеру все круги ада. Правда, запинаюсь, вспоминая, что он там уже был. Великолепно. Меня даже этого лишили. Заорать, затопать ногами? Укрыть матом? Или, правда, пойти к шоссе? Я в самом деле разворачиваюсь к лесу, полная решимости уйти. Но прохожу несколько шагов и останавливаюсь. И только сейчас понимаю: мне некуда идти. Раньше, носясь по охотам, я точно знала, что за моей спиной мама, родная и любимая. Дом там, где она. Я позвоню и приеду. А теперь этого нет. И мне некуда будет придти за помощью, кроме Бобби. Некуда приткнуться хотя бы пока не рожу ребенка. Да и в приют рука не поднимется сдать. Я всю неделю лежала ничком на кровати, прикидывая хоть какие-то варианты своего будущего. И видела только один – остаться у Бобби. Но ребенок… - Сволочь ты, Дин… Голос у меня звучит устало и надтреснуто. Сама пугаюсь. Стою возле пикапа и стараюсь не зареветь. Можно с подвываниями. Потому, что мне одиноко и страшно. Я не хочу этого ребенка, но, видимо, рожу, раз даже после полета о стенку ему хоть бы хны. Я осталась одна со всеми проблемами. Я… много еще я. И все, как одно, горькие и тоскливые. Дин слезает с капота, усаживает меня на него. Дает платок и бутылку виски. - Джо, ты же знаешь, я не умею говорить. И до сих пор не знаю, что тебе сказать на все это. Но точно знаю, что лет через десять, когда все наладиться, ты не простишь себе такого отношения к ребенку. Всхлипываю в платок. Кажется, первый глоток виски долбанул по мозгам и открыл краники. Теперь из глаз льются слезы. - Я не хочу этого ребенка… - Но он ни в чем не виноват. Мотаю головой: - Никто ни в чем не виноват, Дин. Ни ты, ни я, ни Бобби с мамой, ни Сэм. Изначально никто ни в чем не виноват, но все мы в жопе. И что делать? Вот что нам теперь делать? - Кому-то бороться. А кому-то ждать дома. Дин заглядывает мне в глаза. О да, романтика. Красные глаза, опухший нос, сиплый голос и выговор, как у француженки со стажем, все через нос и непонятно. И этот момент Дин избирает для весьма двусмысленной фразы, на которую я вылупляюсь и даже не знаю, как отвечать. А что он хотел, говоря такое девчонке, втрескавшейся в него в тот момент, когда он ее разоружил в пустом баре Дома у дороги. - Ты о чем? - О том самом… - Дин, до этого обеими ладонями опиравшийся на капот по обе стороны от моих бедер, выпрямляется. И я понимаю, что этот разговор ему тяжело дается. Может, потому, что он не готов к такой откровенности, может, потому, что сам смущается. – Послушай, Джо, - он делает несколько шагов в сторону от меня, а я съезжаю по капоту на самый край, упираясь ногами в бампер, - ну не знаю я… как это сказать. Просто я хочу… если я выживу в этой битве, я хочу, чтобы ты меня ждала. Дома. С вот этим… - он неловко кивает на мой живот. Я опускаю голову, пытаюсь понять, насколько я пьяна. Или обкурилась. Обдолбалась в общем. Я даже открываю бутылку виски и принюхиваюсь. Не паленый. – Ты чего? - Да так… мне что-то нехорошо… Дин делает пару шагов ко мне, но я отмахиваюсь. Уж простите, мне его помощь сейчас не нужна. Когда я выбираюсь из ближайших кустов, я снова ненавижу собственное положение. Не знаю, как и что, но этот ребенок доводит меня до белого каления, будучи во мне. Что будет дальше, я боюсь представить. Дин бродит у машины. Поворачивается на звук моих шагов. Нет, кажется, пить и курить пора заканчивать, скорее всего, это была реакция на потребление запрещенных веществ. - Ты еще не передумал? Со своим предложением. Дин качает головой. Он не улыбается, и это меня беспокоит. Наводит на неприятные мысли, о которых я бы промолчала, но… - Думаешь, что ты не выживешь? Поэтому и говоришь об этом? Дин делает ко мне шаг, но я отступаю назад. - Ответь. Дин трет переносицу, потом все-таки произносит: - Да, я не уверен, что выживу. Но говорю сейчас с тобой не поэтому. Честно говоря, я бы лучше промолчал в свете всех событий. Потому, что дать тебе надежду, а потом сдохнуть… не хочу я так. Но если я все-таки выживу… я буду выживать, ради тебя, Сэмми, Бобби, твоего ребенка. И я хочу знать, что меня где-то ждут. - Хорошо, - флегматично отвечаю я. – А теперь отвези меня домой, я хочу в душ и спать. *** Винчестеры уезжают и возвращаются. Бобби начинает ходить. А мы с Дином делаем вид, что того разговора не было. Ведем себя, как и раньше, друзья и все. Мне кажется, что он просто сохраняет дистанцию, чтобы было легче уйти. Я же… я беременная. Ем, сплю, и не вижу ничего прелестного в этом всем. В моем гардеробе появились жуткие вещи нежных оттенков. Только потому, что я не влезаю в свою старую одежду. И в этом нет ничего милого и няшного, зато куча всяких неудобств. Я не сплю, когда слышу звук подъезжающей Импалы. И спускаюсь открыть, босиком, но в халате. На крыльце обледенелый снег, а Дин выглядит побитым и усталым. И один. - Сэм? - Не со мной. Вопросы о том, что произошло, я оставляю на потом. Не факт, что вообще их задам. Спрашиваю о другом: - Голоден? - Да. Мы устраиваемся на кухне, я плотно прикрываю дверь, чтобы звуки не выходили оттуда. Бобби спит наверху, пусть бы спал и дальше. Ночной перекус проходит в полной тишине. Дин не разговорчив, а я не жажду напрашиваться. Лишь молча жую свое. Аппетит у меня растет, как и я. То есть расту не я, но раздаюсь вширь точно. Молчание действует на нервы. Тишина прекрасна по своей природе лишь тогда, когда ей предшествует что-то хорошее. Например, шумный отдых, яркий секс, удачная охота. То, что царит в кухне, отдает горечью разбитых надежд. И это не в первый раз. Я знаю, что Дину что-то не удается. Что добро проигрывает демонам битву за битвой. Что ангелы не помогают, а только мешают. И я даже не знаю, чего во мне больше, страха, что миру придет конец, а я тут беременная и ничего не могу поделать, или же злости, что миру придет конец, а я тут беременная и ничего не могу поделать. В любом случае, следствие одно. И моя беспомощность тоже одна на все. Методичными движениями убираю посуду со стола, в который раз курсируя от него к мойке. Посудомоечная машина? Не, не слышал. Вы о чем, простите? Нет, Бобби не жлоб, просто это же надо съездить в супермаркет, а любые магазины больше лавки на заправке у него вызывают нервенный тик. С одной стороны могу его понять, с другой – а вот мне бы еще стиральную машинку потому, что спина разгибается с трудом. Чувствую себя дряхлой. То, что Дин вдруг ловит меня на пути к столу и притягивает к себе, не смущает, а скорее пугает. А что прикажете думать, когда он ко мне не практически не прикасается, и это несмотря на вполне недвусмысленное предложение дождаться его с этой войны? А Дин еще и утыкается мне лицом в живот. И в первый момент вызывает смешанные чувства, от которых я замираю. С одной стороны рефлекторно хочется обнять, запустить пальцы в его волосы, погладить и дать ему такое желанное тепло. Ясно же, что-то произошло, но говорить он не хочет. С другой – все так же рефлекторно отпихнуть его от себя и своего живота. Не люблю, когда тянут к нему руки. А в магазинах одежды для мамочек к нему руки тянут просто все. Огромное количество тетенек жаждут попробовать на ощупь мой живот. Будто у них не такой был или будет? А еще я терпеть не могу эти расспросы про свое состояние. Да, у меня четвертый месяц. Нет, я не замужем. Нет, не живу с родителями. А тот мужчина мне не любовник, не отец ребенка, вы хоть видите, что он мне в папы годится? Да, он мой друг… Обычно к моменту окончания общения мне хочется на хрен все разнести, хотя я продолжаю улыбаться так, что мышцы лица болят. Зато какая зарядка! Я перебарываю материнский рефлекс и все-таки обнимаю Дина, чувствую, как его руки ложатся мне на талию в крепком обхвате, будто я спасательный круг, последний его шанс не утонуть в водовороте событий. - Расскажешь? Мотает головой. Перебираю пальцами его волосы, чувствую, как он дышит мне в живот, от чего по коже бегут мурашки и становится щекотно. Минут через десять Дин перестает прятать лицо, уже просто прижимается щекой к моему животу. - Не шевелился? - Да рано еще, - пожимаю плечами. – А может уже, не знаю. Дин поднимает голову с легкой укоризной в глазах. И я даю задний ход, вдруг стыдясь собственного безразличия. И того, что не могу соответствовать всем тем счастливицам в приемной моего гинеколога или в магазинах. В отличие от них я не жду этого момента. - Да точно, еще рано, - мямлю, смущаясь. - Тебе все так же все равно? Вот интересно: приехал в раздрае он, а разговор ведем обо мне. Спина, как по заказу начинает ныть, но я пока молчу об этом. Впрочем, Дин чувствует, как мое тело деревенеет и усаживает к себе на коленях. Неловко ерзаю с непривычки. Теперь его четко очерченные губы так близко, а зеленые глаза такие темные от усталости и боли, и дыхание щекочет уже не живот, а лицо. - Причем тут это? - При том, Джо. - Вот не надо вести душещипательные беседы! Пытаюсь высвободиться из его рук, но они лишь сильнее меня сдерживают. - Я думал, мы с тобой все обсудили… Он думал… Дин Винчестер думал! Вовремя затыкаюсь. Нет, я не хочу скандала. Я вообще не люблю скандалить с Дином по какому-либо серьезному поводу кроме охоты. Мои перепады настроения стремительны, гормоны, чтоб их… но я сдерживаю поток негатива на тему его «я думал…» И я в самом деле задумываюсь – а почему ребенок так и не становится частью меня? Что со мной не так, что я не проникаюсь чудо-моментом? Правда совсем рядом. Мне даже не приходится прикладывать усилия и время, чтобы сформулировать мысль, вникнуть и понять. Я и так все знаю, только не говорю. - Дин, а как мне вообще реагировать? Как мне быть счастливой мамочкой, когда вы боретесь за мир, но не верите в победу? Ни Бобби, ни ты, ни Сэм. Ни Руфус. Думаете, я ничего не замечаю? Я не хочу ждать первого движения ребенка, не хочу этому радоваться, вкушать все прелести предстоящего потому, что этого может не быть. Потому, что демоны едят младенцев, а ангелам на нас плевать. Потому, что в любой момент на земле настанет ад. Так вот скажи, зачем мне ждать? Говорю и вижу, как черты его лица искажает боль. - Дин... Он разжимает руки, а я продолжаю сидеть. Ловлю его лицо в ладони, заставляя на меня посмотреть. - В этом нет твоей вины. - Как сказать… - Нет. – Надеюсь, моему голосу хватает твердости. – Нет, Дин. Послушай меня. Я это все говорила не для того, чтобы взвалить на твои плечи вину. Ты не виноват. Так все случилось. И злюсь я только на себя за свое бездействие. И мне просто страшно. Но я это переживу. А ты… перестань тащить на своих плечах все дерьмо, прошу. Слышишь меня, Дин? Дин молчит. Но ответом служит то, как он утыкается лбом в мое плечо, как снова крепко обнимает за талию. Понятно, конечно, что я его не убедила. Но, по крайней мере, он не пытается от меня сбежать. И не пытается замкнуться на собственном бессилии что-то изменить сейчас. Мы оба можем кое-что сделать друг для друга. Дин – выжить. Я – ждать. *** Ждать тяжело. Убеждаюсь в этом в который раз. Сижу на стиральной машинке в ванной с сигаретой в зубах. Да, я знаю, что курить мне нельзя. А еще мне нельзя пить. Мне можно заниматься сексом, да вот только не с кем. Кто бы знал, как у меня уровень гормонов зашкаливает при виде мало-мальски вменяемого экземпляра мужского пола. А какие сны снятся… все бы да в реал. В общем, одна сигарета – это то, что я могу себе позволить. Расслабиться и надеяться, что жизнь прекрасна и все удастся. Утопия, конечно, но как говорит мой врач – мыслить надо позитивно. Мои позитивные мысли и маленькие радости прерываются распахиваемой дверью ванной комнаты. Дин. Такое ощущение, что он вылез из какой-то канавы, волосы стоят торчком, на подбородке щетина, на лице пятна грязи. Куртка тоже все серая от пыли. В руке бутылка виски. Мда, это как-то… - По-моему, тебе курить не положено, - сухо заметил старший Винчестер, проходя мимо меня к умывальнику и ставя на его край бутылку. Неоткупоренную. Вдавливаю окурок двумя пальцами в пепельницу, но со стиралки слезать не спешу. - Дин, что случилось? - Ничего. Освободи ванную. Мне в душ нужно. - Дин… - Джо, просто иди спать. Его спина выражает вселенскую скорбь мира, а рукой Дин двигает так аккуратно, поворачивая кран воды, что все становится предельно ясно. Он ранен, но не лезет в аптечку, пока я тут. Слезаю со стиралки и включаю верхний свет – до этого мне хватало полной луны в окно. - Винчестер, снимай куртку. - Харвелл, - его голос похож на рык. - Слушай, Дин, ты помнишь, что мне нервничать нельзя? Снимай куртку! А то Бобби разбужу! Угроза действует. Такая глупая и детская угроза, но действует. Самой становится смешно. Дин медленно стягивает куртку, под которой обнаруживается рубашка, правый рукав которой кровью пропитался, хоть выжимай. Кажется, меня слегка начинает мутить от стального запаха, поплывшего по маленькой комнатке. Пока я готовлю шовные принадлежности, заботливо сложенные в ванной в шкафчик, и раскладываю их на все той же стиралке, Дин уже опускает крышку унитаза, управляется с виски и делает несколько глотков. Теперь в воздухе к запаху крови прибавляется аромат дорогущего спиртного, которое я, поработав по барам, чую мгновенно. Да, на этом продукте Дин не экономит никогда. - Только давай не как в прошлый раз. А то твои мясницкие привычки… Оборачиваюсь с целью плюнуть ядом, но… … глаза скользят по обнаженной груди мужчины, даже не фокусируясь на огромных царапинах, оставленные чьей-то могучей когтистой лапкой. Видимо, кому-то очень не понравился старший братец. Но об этом я думаю ровно секунду. Дальше в голове воцаряется одна сплошная порнокартинка, с разнообразием поз и длительностью процесса, стонов и всхлипов. Колени предательски слабеют, остается только думать, как бы прямо тут его не изнасиловать. Определенно, гормоны играют со мной злую шутку. Но стоит только посмотреть на это тело, подтянутое и в меру рельефное, на то, как при каждом движении под кожей играют мышцы, а пальцы сжимают горлышко бутылки, да делают это так сексуально, что я готова подставить им свое собственное горло, но лучше не горло, а нечто другое. Очевидно, мера моей распущенности так зашкаливает, что я уже просто не стесняюсь в мысленных предложениях… - Джо? Выпадаю из яркой картинки в мозгах, по пытливому взгляду Дина догадываюсь – зовет точно не в первый раз. Вот черт. Ну ладно, продолжим. Главное не думать. Просто не думать. - Так чем тебе не подходят мои мясницкие привычки? – Ну да, конечно, голос сел и звучит, как у кошки, готовой к случке. То есть сипло и жалобно. Беру у него из рук бутылку и делаю глоток, видя, как его глаза расширяются от офигения. – Что? Для храбрости. - Дай сюда, приучаешь ребенка к алкоголю прямо в утробе, - Дин отбирает бутылку и сам припадает к горлышку, пока я обрабатываю инструменты специально оставленным здесь спиртом. Аромат спирта все явственнее становится в воздухе, выживая из него запах крови. - С твоим уровнем потребления можно только порадоваться, что не ты папаша. Кажется, перепалка не совсем то, что нам сейчас нужно. Но Дин зол от боли, я, очевидно, от сексуальной голодовки, иначе не могу объяснить открытых выпадов в его сторону. Ответить Винчестер не успевает потому, что я выливаю часть спирта прямо на рану. Шипение мужчины переходит в тихое: - Сссссссука. - Спасибо, дорогой, зато продезинфицировала. Дин что-то неразборчиво ворчит – полагаю, цензурного там мало – пока я штопаю его. Скоро три царапины на плече превращаются в довольно аккуратные швы. А меня, кажется, начинает мутить. Я упускаю тот момент, когда просто съезжаю куда-то, непонятно куда. Спасибо, что хоть в руках ничего уже не держу. Пытаюсь уцепиться за что-то, но, наверное, больше мысленно. Забавно, я ведь еще ни разу не падала в обмороки. - Джо! На пол я не приземляюсь, оказываясь в сильных руках Дина. Он усаживает меня на машинку, поднимая, словно пушинку. У меня пузо на пятом месяце, грации ни капли, чувствую себя так, словно слона проглотила, и он теперь ворочается внутри. А Дин меня так легко приподнимает и садит на машинку, продолжает держать за талию и заглядывать мне в лицо. - Эй, Джо, ты чего? Он явно напуган. А я… а мне хорошоооооо. Я уже готова песни распевать, оставаясь в его руках. Такое ощущение, что под кайфом… черт, это так вставил тот глоток виски? А перед этим выкуренная сигарета? Но что самое интересное, дурнота отступает. Фокусируется взгляд, проступают краски, лицо Дина становится более четким. - Только не кипишуй, Винчестер, - подпускаю в голос побольше яда. - Надо было тебя оставить на полу, Джоанна, - в тон отвечает Дин. Но я вижу, как на его лице проступает облегчение. И начинаю злорадно похихикивать про себя. Волнуется. Осознание такого момента приятно ласкает нервные окончания. Не то чтобы я очень хотела довести Дина до нервного срыва своими закидонами, но мне определенно не хватает внимания. И эти проявления беспокойства так редки, эта сволочь так и не научилась мне отзваниваться хотя бы раз в два дня. Если не позвоню, хрен услышу от него, что он жив. Так что да, пусть он побудет в моей шкуре, и это при том, что он же ебет мне мозг, что мне сейчас волноваться нельзя! Дин каким-то шестым чувством – не иначе жопой, но уточнять не буду – чует, в каком направлении потекли мои мысли. - Наслаждаешься? - Чем? - Моментом. Что заставила меня переживать! - Чегоооо? – Смотрю на него и пытаюсь как можно невиннее похлопать глазами. Отработанная еще со времен колледжа функция, белокурые локоны, широко распахнутые глаза, надутые губки – и все, вопросы в моей виновности по любому делу сняты. Быть блондинкой хорошо и удобно, убеждалась не раз. Только вот я знаю, что этот номер с Дином не пройдет. Он достаточно меня знает, чтобы понимать – я блондинка по масти, но не по состоянию серого вещества. Да и как-то сейчас очаровательно дуть губы не получается, а голова со вчера не мыта и волосы стянуты в хвост на затылке. - Да пошел ты! – Вырывается у меня еще до того, как Винчестер начинает свою обвинительную речь. Он ошалело смотрит на меня, а так как все еще стоит вплотную, хоть уже и отпустил, я его отпихиваю и слезаю со стиралки. В прошлом это выглядело эстетичнее, ну да ладно. Дин явно озадачен, именно поэтому я успеваю достигнуть двери и потянуть за ручку, когда широкая ладонь прямо перед моими глазами ложится и толкает дверь обратно. - Не понял. Джо, ты мне вообще можешь объяснить, что в твоей голове сломалось? Сначала ты едва не валишься в обморок, потом сидишь с таким видом, что провернула самое успешное дело, наводя меня на мысль о том, что просто наказала меня, а теперь еще и посылаешь меня? Оборачиваюсь, прижатая спиной к двери. И снова чувствую – колени слабеют, приехали, сушите весла. Дин стоит совсем рядом, возвышается надо мной, смотрит мне в глаза, даже не растерянный, скорее, злой. На меня? Не знаю. На ангелов и демонов? Скорее всего, они его достали. На Сэма? Тот просто пропал. А я сейчас разревусь. Вот просто возьму и разревусь… - Знаешь, Дин, ты сволочь. Первостатейная сволочь. Мудак. Козел… Дин закатывает глаза и кивает в такт моим словам: - … моральный урод, придурок, больной на всю голову… таких эпитетов полно, Джо. И ты не открыла ничего нового. - Да, твою мать, ты такой! - Ты еще забыла, что я сын своего отца, который, кстати, угробил твоего… Звук пощечины слишком гулкий для маленькой ванной комнаты. И я сама его пугаюсь, когда опускаю руку. А еще вижу глаза Дина и пытаюсь вжаться в дверь. Просто я не люблю, когда он начинает так себя вести. Когда не отрицает, а со всем соглашается. Поразительно легко и покладисто вешает на себя все преступления мира. Чего я жду в ответ? Да собственно… не того, что он делает, точно. Дин впивается в мои губы поцелуем, от которого по телу разливается приятное тепло и бежит дрожь. И я почти съезжаю вниз, когда он ловит меня, прижимая к себе. Я чувствую каждое его движение, тепло его обнаженной груди через свою тонкую рубашку. И ловлю себя на том, что уже с минуту отвечаю на его поцелуй, обнимаю за шею, а пуговицы на рубашке, одна за другой, расстегиваются от этого движения. Дину нужно три движения, чтобы я оказалась задом снова на стиралке. Развожу ноги, обхватываю ими его бедра и снова тянусь к его губам. От него пахнет виски, спиртом, потом и кровью – дорогой, охотником, смертью. А я вбираю в себя этот запах, прижимаясь плотнее к нему. Снова захватываю его губы в поцелуе – или это он мои? – чувствую, как его руки скользят по рубашке, сминая ткань. И останавливаются на животе. Дин на короткий миг замирает, готовый отстраниться. А я понимаю, что свихнусь от голодухи. Свихнусь от нехватки Винчестера в организме. Просто свихнусь от того, что мы должны были сделать намного раньше. И это мог быть его ребенок, а не безымянного парня с дороги, о котором я ничего не знаю, и который может быть уже мертв. - Дин… остановишься, и я тебя убью, ей-богу. Сделать страшное лицо не выходит, скорее, оно у меня получается жалобным. Нет, и правда, убью. Он смеется, хрипловато и низко. Глаза жадно замирают на разошедшихся полах рубашки, в которые виднеется моя налитая грудь. Никакой пластики, натур продукт. Жаль, после родов грудь обратно станет меньше. А ведь вполне так ничего… Я сама расстегиваю оставшиеся пуговицы рубашки, распахивая ее и чуть откидываюсь назад на машинку, упираясь ладонями позади себя. Нет, я понимаю, зрелище, наверное, совсем не эротичное. Я и в лучшие времена не особо-то преуспела в искусстве соблазнения, как оно есть. В моей жизни это выглядит предельно просто: мы оба взрослые, отвечаем за последствия, у тебя есть презерватив, у меня виски, подсобка/машина/койка, нужное подчеркнуть. Часто даже полностью раздеваться не приходилось. Так что сейчас эти все попытки принять позу поэротичнее… мда, а ведь еще живот. На этом момент мне становиться стыдно, я выпрямляюсь, пытаюсь натянуть рубашку обратно. Но пальцы Дина ловят ворот. Он снова меня целует, но не с таким напором, как до этого. Его пальцы скользят по моей коже, ложась на правое полушарие груди, дразня и лаская его. И я издаю какой-то странный, совсем не свойственный мне звук. Словно ждала этого момента долгие, ну очень долгие месяцы. Когда его пытливые пальцы сожмут сосок моей груди, погладят нежную кожу, коснуться ноющей плоти. Внутри словно что-то разрывается, и я снова издаю этот звук. Кажется, скулю. И хочу скулить еще громче, когда его вторая рука ложится на мой живот. Первый рефлекс отмахнуться от Дина давится мгновенно. Я придвигаюсь ближе, а его пальцы продолжают выводить на моем животе замысловатые узоры. Но мой мозг, кажется, уже умер. Потому, что я чувствую, как натягивается ткань его джинсов, а мои собственные трусики можно выжимать. Выгибаюсь, подставляясь его поцелуям, зарываюсь пальцами в его волосы на затылке. Кому-то надо было в душ? Зачем, и так сойдет. Дин ранен? Ну, я же не расцарапываю ему свеже зашитые раны! Ванна для этого неудобная? То вам просто никогда не нужно было настолько заняться сексом… это, простите, прилично сказано. Потому, что на деле нам нужно трахнуться. Секс и занятия любовью рядом не лежали с тем, что мне сейчас обещают поцелуи и прикосновения Дина. Сколько раз я думала о том, каков он в постели? Какой он с другими женщинами? По тому, как он перехватывает мои руки на подходе к своей ширинке и прикусывает мою кожу на изгибе плеча, становится ясно – заправляет балом он. А мне именно это и нужно. Я мяукаю и мурлычу, едва не готовая залезть на него, просить и уговаривать его не тянуть. Меня не смущает риск, его просто нет. Я знаю, что Дин не причинит вреда ребенку, значит, не перейдет ту опасную грань. Его пальцы оказываются под трусиками. Или трусиков уже на мне нет? Он целует меня в тот самый момент, когда входит сразу же двумя пальцами. Нет разведки, нет пробного захода. Я вздрагиваю в первый момент, но не столько от того, какими резкими с первого же раза оказываются его действия, от которых мой вдох переходит в сладкий стон. Лишь минуту спустя я вспоминаю о кольце Дина. И до меня доходит, откуда это странное, но приятное ощущение. Гладкий прохладный металл на пальце придает новый привкус пикантности момента. - Шшш, Бобби разбудишь, - голос Дина звучит хрипло, отдается в груди и позвоночнике. Я стараюсь помнить о том, что мы не одни. Но вместо этого выходит новый, более громкий стон, от чего я закусываю губу. Твою… как же ему удается довести меня до оргазма, работая двумя пальцами? Нет, уже тремя. Пальцами впиваюсь в его плечо, когда Дин снова целует меня. Целуемся, пока хватает дыхания, а потом начинают жечь легкие. Пытаюсь отстраниться, но его пальцы вплетаются в мой хвост, который он накручивают на руку, заставляя меня откинуть голову назад ровно на столько, на сколько нужно ему. И снова нескончаемая череда поцелуев, от которых болят губы. И его пальцы, которые двигаются очень быстро. Мои мышцы судорожно сжимаются в попытке удержать их в себе, не дать выйти, не дать войти снова. Первый акт заканчивается моим стоном, перешедшим во всхлип. Упираюсь лбом в плечо Дина, чувствуя влагу на коже. Наверное, это я покрылась испариной. Или он. Поднимаю голову, встречаюсь с ним глазами. Ловлю его руку, прижимаюсь припухшими губами к пальцам, которые были по мне. Глажу кольцо. И все так же не свожу взгляда с Дина. Вижу его потемневшие глаза, расплывшийся от моих поцелуев контур губ, как и у меня. И совсем не получается не думать о том, что там у него в штанах. - Хочу тебя, - шепчу, потому, что просто боюсь, что голос сорвется от сводящего с ума желания. Низ живота предательски тянет горячей волной. Мне мало. То, что было несколько минут назад, уже отпускает, оставляя так и неутоленным главное желание. Дин улыбается. - Сейчас продолжим. Он сам раздевается, красуясь в какой-то степени передо мной. Я не свожу с него глаз, сглатываю от совсем уже мозговыносящего желания просто схватить его и запихнуть в себя. Не эстетично? А к черту. Протягиваю руку, кончиками пальцев касаясь его вставшего члена. Теплый, пульсирующий, желанный. У меня во рту пересыхает при мысли о том, как он окажется во мне. И не будет ли большим для меня. Первый раз я вспоминаю об анатомическом устройстве мужчины и женщины с той стороны, что кто-то кому-то может не подойти. Вообще, я никогда не обсуждала подробности своих дружков с подружками в колледже. Не считала подружек таковыми. И мне было не интересно. Но их наслушалась вдоволь. Многие рассказывали о том, что у кавалера член был большим, и было плохо, маленьким – тоже плохо. Стараюсь не производить в уме никаких арифметических действий, это же тупо. Дин накрывает мою руку своей, вынуждая сжать пальцы вокруг его члена. И невольно начать двигать ею. Вижу, как по его лицу расплывается сытая улыбка, а глаза блестят от удовольствия. И сама начинаю заводиться. Сбиваюсь с ритма, двигаю рукой резко. - Эй, малышка, мы так не договаривались. Такими темпами не успеем. А я тебя тоже хочу, - эти слова он уже выдыхает мне в ухо. Мое тело послушно его рукам еще до того, как мозгом успеваю обдумать действие. Я просто соскальзываю с машинки, просто позволяю себя развернуть, оказываюсь спиной к Дину. Опираюсь ладонями о машинку. Губы Дина ласкают мою шею, а я закрываю глаза и жду этого момента. - Расслабься. Его пальцы проходят по моему позвоночнику, от них расходится тепло, и я невольно поддаюсь его просьбе. В первый момент, когда Дин входит, чуть сильнее сжимаю край машинки, чуть судорожнее ловлю воздух губами. Но это быстро проходит, оставляя лишь ощущение безграничной радости, что вот он – во мне. И дело совсем не в бушующих гормонах. Сейчас происходит то, чего так давно хотелось, что снилось по ночам. И о чем мечталось. Сейчас нет мыслей о том, что его решение заботится обо мне и ребенке диктуется лишь жалостью и какой-то глупой, никому не нужной ответственностью перед моей погибшей за правое дело матерью. Нет, сейчас есть только мы. Я и Дин. Во мне. Единое целое… *** Дин уехал. Понимаю это еще до того, как открываю глаза и толком просыпаюсь. Просто по пустоте рядом, по какой-то холодной обреченности вокруг. Над головой серый потолок, в голове ни одной мысли, а на глаза наворачиваются слезы. В кои-то веки поверила, что что-то изменится. Ничего. Он уехал. Война? Понимаю. Но легче от этого не становится. Кладу ладони на живот. Скорее, привычка или рефлекс, чем обдуманное осознанное действие. Я могу не любить и не хотеть этого ребенка, но защищать его буду до последнего. А Дин… Он снова уехал. Без записки. Без прощального слова. Словно, не верит в свое возвращение. *** Дети – это цветы жизни. Нет, правда. Цветы. Когда спят сладким сном, мирно посапывая в коляске. Которая ломается в двух шагах от дома. Сходила одна в ближайший магазин… …война уже закончилась. Об этом сообщает сарафанное радио охотников несколько недель назад. К тому моменту у меня уже есть маленький, но дряхловатый домик в маленьком городке, мой красный пикап и мальчишка с карими глазами и русыми тремя волосинками по имени Райан. Достался мне после девяти месяцев и двенадцати долгих часов родов. Правду говорят, стоило взять его первый раз на руки, и отпустить уже не могла. Каким-то непостижимым мне образом в один момент я превратилась в чокнутую мамочку, целующую пяточки сына, поющая ему колыбельные и читающая ему сказки. И все равно, что из этого он ничего не запомнит. Главное, что мы вместе. Решение уехать от Бобби дается не легко. Я понимаю, что раз став частью мира охотников, ты никогда не будешь свободен. Это давно доказано и другими, и мной. Но в доме Бобби небезопасно. И я уезжаю. Объявление, маленький домик, тихий городок, настороженные взгляды местных, пока еще любопытные взгляды местных матрон. Такие, что и демоны кажутся ангелами. Поэтому я вру соседке, что мой муж на заработках, а мы пока обживаемся с сыном. Новость быстро становится достоянием общественности, заодно срабатывает, как защитный механизм от притязания мужчин. А Дина все нет. Лишь новость о том, что Сэм не выжил. И сердце сжимается при мысли о том, а выжил ли Дин? Без брата? Ведь чувство вины, оно такое. Я все время жду. Просыпаюсь с этой мыслью. Провожу с ней день. С нею же засыпаю. Хотя оптимизм все больше угасает. Меня взяли продавцом в маленький магазин. Хозяин оказался настолько любезен, что позволил привозить на работу и Райана. Нянька – слишком дорогое удовольствие, да и в этой дыре они имеются только в виде старшеклассниц, в основном для вечера. Через пару недель пришлось помогать разбираться с бухгалтерскими книгами. И неожиданно мистер Перкинс открыл для себя, что в моей блондинистой голове есть что-то полезное, помимо вежливых улыбок покупателям. Продавца он нанял нового, а я теперь веду бухгалтерские книги... - Джоанна, - отвожу взгляд от скривившейся оси коляски. Так до сих пор и не решила, то ли реветь, то ли материться. Но Райан спит, причмокивая соской, так что придется обойтись мысленными посылами. - Гордон, - улыбка выходит слегка натянутой. Гордон Перкинс, мой начальник. По совместительству еще и поклонник. Клинья бьет исправно и классически, как и положено в таком городишке, где все у всех на виду. И все мои попытки объяснить, что нет, спасибо, меня не интересуют никакие отношения, да и замуж я не пойду, никак не возымеют действия. Нет, в монашки я не хочу подаваться. Просто… пусто. В груди как-то пусто. Смотришь на человека, а он не вызывает никаких эмоций. Может, я до сих пор болею Дином. К тому же, мне надо заботиться о Райане. - А я как раз к вам, хотел вам предложить прогуляться, но вы, я вижу, идете обратно. А может на пикник? Вы же до сих пор не видели здесь ничего. Качаю головой: - С маленьким ребенком? - Райан прекрасно спит в автомобильном сидении. Снова качаю головой: - Это мой единственный выходной, хочу заняться домом. Только вот коляска сломалась. На лице Гордона читается разочарование. А мне бы помощь не помешала, мужская. Но, видимо, придется самой. Так как мистер Перкинс явно расстроен. - Джоанна, - господи, как же я ненавижу звук своего имени в полном объеме. Но как было мне сказано тут же, «Джо» - это для пацанки, а я теперь взрослая женщина, ответственная мать, - кажется, нам нужно обсудить сложившееся положение вещей… Хорошее начало. Райан начинает кряхтеть, когда я выуживаю его из коляски. Поворачиваюсь к Гордону. Кажется, если мы начнем обсуждать, я останусь без работы. А вот портить себе репутацию чревато последствиями. Черт, зря я свалила от Бобби… - …вы должны понимать, что одной вам будет очень трудно, а достойных кандидатов мужья тут нет. - Гордон, если вы забыли, напоминаю – я замужем. Перкинс смотрит на мои руки. Ну да, кольца нет. Потом на меня с Райаном на руках. - Поговаривают, что ваш муж – миф. Поджимаю губы… Лгать мне не привыкать, но отчего-то становится противно. Почему я должна кому-то врать, прикрываться несуществующим мужем вместо того, чтобы быть свободной женщиной? Превратить мысленную тираду в слова я не успеваю. Знаете это странное ощущение ирреальности? Когда смотришь на что-то и тебе кажется, что это происходит не с тобой? Вот и я так – смотрю, как мимо проезжает черная Импала, тормозит, разворачивает и паркуется у самого бордюра. От того, чтобы считать это сном меня отделяет только тяжесть Райана на руках, который начинает все-таки просыпаться. - Джоанна? – Гордон переводит взгляд с меня на черную хищницу, дверь которой хлопает. И по ту сторону, опираясь на крышу машины, стоит Дин. Все такой же. Все тот же стиль одежды, все те же волосы торчком, все такие зеленые глаза. И я от волнения прижимаю крепче к себе ребенка. Не свожу глаз с охотника, но и слова выговорить не могу. - Вы знакомы? – Продолжает вопрошать мой незадачливый кавалер. А Дин молчит. Просто смотрит, улыбается и молчит. Сссволочь. Пропавший. Потерянный. Вернувшийся. Так нельзя со мной. Просто нельзя. Мое сердце не выдержит такого обращения. Но Дин сдержал обещание. Он вернулся. И сейчас у меня нет ни вопросов, ни желания что-либо обсуждать. Вряд ли я захочу знать, где он был все это время. Вряд ли он захочет об этом говорить. Но если захочет, то поговорим. А пока… - Да, - перевожу взгляд на Гордона, а на лице светится счастливая улыбка. – Это миф. Мой муж.