Навсегда

Тихое жужжание постоянно напрягало Сергея в пустой квартире. Иногда жужжал холодильник в грязной кухне, иногда это был торшер, который уже давно стоило поменять, иногда старый и еле живой телевизор. Матвиенко не любил находиться здесь один, но и покинуть квартиру почему-то не мог. Да и сам он прекрасно понимал, что вряд ли сможет. В темноте жужжание аппарата казалось жутким, но после мягкий свет наполнял комнату и на белой кровати всегда лежал он со своей чудесной улыбкой. Очки лежали на прикроватной тумбочке, а мягкие тапочки, которые Серёжа привёз пару дней назад, были спрятаны под кровать. Рядом с очками лежала очередная книга, которую Дима уже непременно прочёл. Серёжа подошёл ближе и сел у самых ног, легко накрывая своей ладонью ладонь Позова. Тот мило прищурился, но ладонь не убрал. Жужжание аппарата придавало тишине напряжённость и будто выдавало всю ту недосказанность, что таили в себе оба. Серёжа никогда не убирался. Раньше все думали, что этот человек ненавидит бардак и старается всё держать в чистоте, но сейчас он просто не мог позволить себе убираться. Раскиданная старая одежда валялась по всем углам, коробки от еды, которую обычно доставляют на дом, да и прочий мусор захламлял почти всю площадь пола. В люстрах перегорели лампочки, и лишь пара из них слабо мерцала ночью, когда Матвиенко, уткнувшись носом в подушку Димы, занимался тем, что боролся с внутренней болью и страхом. Иногда боролся с самим собой. Довольно сложно жить, зная, что за завешенными дверьми палаты лежит человек, которым ты дорожишь больше своей жизни. Каждый раз Сергею становилось всё сложнее нажать на ручку двери и тихими, почти беззвучными шагами, чтобы не потревожить, пройти в маленькую и узкую палату. В этой палате всегда было чисто и пахло лекарствами. Казалось, что ещё немного и этот запах въестся тебе под кожу. Серёжа тихо вздыхал и подходил ближе. Он менял одну книгу на другую, протирал очки, и тихо, почти невесомо, целовал Диму в лоб, проводя по отросшим волосам рукой. Главврач запретил ему приносить еду, сигареты и электронику, поэтому Матвиенко старался сделать маленькие подарки. В последние дни Позов даже их перестал замечать. Матвиенко уже давно не появлялся на работе, но и дёргать его по тому поводу никто не стал. С выживанием физическим ему помогали Арсений и Антон, которые через день навещали друга, сделав дубликат его ключей от квартиры. Арсений готовил еду, Антон прибирался, потом они оба заставляли Серёжу есть, кормя его чуть ли не с ложечки. Они пытались поговорить с Сергеем, но тот лишь немо открывал рот, забывая нужные слова. Самым страшным в жизни Матвиенко стало осознание слов лечащего врача Димы. «Он не выкарабкается». И всё. Три слова, разбившие в дребезги жизнь не одного, а двух человек. Серёжа всегда надеялся на лучшее. Отдавал все деньги, не жалея, на лечение Позова, но либо нашей медицине было мало, либо что-то действительно не так во вселенной и лучшие уходят первыми. С несколько секунд, осознавая слова доктора, Сергей тупо стоял на месте уставившись в никуда, а после чуть ли не бегом ринулся в палату. Он не думал, что этот момент настанет так скоро. На всю палату стоял писк, а жужжание аппарата утихло. Жизнь покинула тело любимого человека Матвиенко. Последнего внутри наполнила страшная пустота, будто там изначально ничего не было. Врач подошёл сзади и положил руку на плечо Сергея, тихо промямлив что-то вроде «Мне очень жаль». Иногда Серёжа находил в разных уголках квартиры вещи Позова. То куртку, то носок, то мобильный телефон, на заставке которого двое мужчин весело улыбались. На телефоне стоял пароль, и хоть Сергей его знал, он не решился его разблокировать, потому что это нарушило бы личное пространство Димы, а делать это без его разрешения он не мог. Он постоянно его заряжал на полную и любовался их совместной фотографией на заставке. На похороны Матвиенко не явился. Не смог переосилить себя. Он помогал с организацией, принимал соболезнования, но прийти на кладбище, чтобы в последний раз увидеть лицо Димы, которое больше не улыбнётся ему так искренне и невинно, как умел только Дима, он не смог. Антон сказал, что ему нужно съездить на кладбище, чтобы наконец-то выбраться из этой пропасти и начать новую жизнь, но Серёжа всё ещё не мог сделать шаг за порог квартиры. После похорон Сергей перестал принимать телефонные звонки, игнорировал сообщения на телефоне Позова, замкнулся в себе, не в состоянии сказать и слова даже пустой и одинокой тишине. В его квартире всегда будет жить Дима. С его фотографиями, наградами, просто безделушками, которыми он так дорожил. Даже в ванной на полке навсегда останутся два его кольца и один кожаный браслет с часами. Лишь спустя месяц тишины и внутреннего монолога, Сергей покинул свою квартиру. Арсений едва ли не на руках вынес его и запихнул в машину, отправившись с ним на кладбище. Сергей в своём амёбном состоянии недолго сопротивлялся, хоть и каждый шаг в направлении могилы давался ему с трудом. Могила было самой обыкновенной. Чёрный гранит, где в медальоне с золотой окантовкой находилась фотография улыбающегося Димы, под ней надпись «Позов Дмитрий Темурович» и годы жизни. А под ними ещё одна надпись «В светлую память и вечную жизнь». Минут пятнадцать двое мужчин стояли в тишине, лишь шум промозглого ветра и шелеста листвы нарушали покой этого места. Арсений решил не тревожить друга, давая ему возможность остаться наедине с внутренним диалогом. — Знаешь, — вдруг заговорил Матвиенко, от чего Арсений забыл вздохнуть. Не проронив и слова, спустя больше месяца Серёжа наконец заговорил. Его голос был хриплым, подрагивающим, тихим с непривычки, но это точно были слова. — Я очень скучаю по тебе, — продолжил Сергей, глубоко вдыхая и чувствуя, как он весь дрожит. — Я не думал, что могу так тебя потерять, но… — приходилось сглатывать тяжёлую я вязкую слюну. — Но я не думал, что хуже этого может быть жизнь без тебя. Я превратился в отшельника, потеряв своё солнце и смысл. И я не мог поверить, что это вообще произошло… — Матвиенко делал паузы, чтобы глубоко вздохнуть и не пустить слёзы, которые он так долго в себе держал. — Я знаю, что у нас были разногласия, и мы часто ссорились, но я люблю тебя, знаешь, очень сильно люблю, — Серёжа снова сглотнул, прикрывая глаза и переходя на шёпот. — Всегда любил. Всегда буду любить. Я надеюсь, что смогу прожить достойную тебя жизнь. Я хочу, чтобы ты гордился мной. Сергей вновь замолчал, тяжело выдыхая, чувствуя, как в глазах скопилась предательская влага и одна скупая, но искренняя слеза скатилась вниз по заросшей щеке. Вновь повисло молчание и Попов, до этого затаивший дыхание, сделал шаг ближе, аккуратно подхватывая Сергея за руку и уводя его к машине. Он знал, что для Серёжи то был очень личный момент и то, что он позволил Арсению его наблюдать, значило гораздо больше любых слов. После этого случая Матвиенко начал потихоньку приходить в себя. Сначала занялся собой, спустя время квартирой, после и вовсе начал выходить в магазин за продуктами, а спустя месяц появился на работе. Он знал, что когда-нибудь всё наладится, но был уверен, что как прежде счастлив он не будет никогда.