Лёд и Пламя

У Криса что-то разбивается на микроскопические больнючие осколки, когда в толпе на вечеринке он видит белёсую копну волос, выкрашенную в цвет луны, и длинные пропитанные ёбаным куревом пальцы, зарывающиеся в них. С каких пор Вильям начал курить? Он не помнит, но помнит лишь запах, опротивевший ему до тошнотиков. У Магнусона входит в привычку ломать своего друга, не подозревая об этом. Шистад стирается в жалкую пыль, мельчайшее крошево, когда встречается с глазами гребанной Нуры, у которой взгляд непонятного цвета. То ли леденящего душу снежного узора, то ли призрачной лесной опушки, подёрнутой серой дымкой. Он до сих пор не разобрался, но прекрасно понимает, что в них только пустота к нему и проклятые чувства уж точно не для него запрятанные где-то глубоко под кромкой льда. Он до безумия, до чёртиков, но межрёберной невралгии желает искусать её губы, заставив отказаться на несколько недель от той алой помады, от которой у Криса, кажется, дикий стояк и мысли заняты совсем не учёбой. Нура, прижимаясь спиной к холодной стене, скрещивает руки на груди и смотрит прямо на этого грёбанного мудака, развлекающегося с незначительной-девочкой-на-одну-ночь, но это заставляет только сильнее сжимать ладони в кулаки и прятаться за жалкими огрызками их тайных диалогов, пропитанных горечью, болью, кровью. У Нуры глаза стекленеют, едва Кристофер прижимает какую-то девицу к стене, налегая всем телом, покрывает яркими следами шею, плечи, ключицы, оставляет укусы и наслаждается тем, что имеет право это делать. Ему всё дозволенно, даже разбивать сердце Сатре. У Шистада ёкает внутри нечто, что он закапывает глубоко-глубоко в недра земли, чтоб никто не воспользовался слабостью и не уничтожил его под корень воспоминаниями из прошлого, подёрнутого дымкой загадки и тайны. Да что греха таить? Его уже уничтожила маленькая самостоятельная вселенная с красными губами совсем не от его поцелуев, голубыми глазами, полными чувств не к нему, улыбкой, так же подаренной не ему. Всё не ему, а ведь нужно всего-ничего – ёбаная Нура с волосами цвета луны и своим мнением, вставшим поперёк горла осколком с острыми краями. Режет так, что кровью захлёбываешься. У Сатре мурашки бегут табуном по коже, когда она, стоя у стены и держа в руках стакан с алкоголем для видимости, ощущает горячие пальцы на плече и такое же горячее и рваное дыхание, проходящееся по затылку и поднимающее короткие волоски, но сразу же одёргивает себя, отстраняясь. Она яро убеждена в том, что это всего лишь игра. Крис здесь игрок, а Нура – всего лишь пешка, пушечное мясо, расходный материал, который скоро выкинут на помойку. Так он делает после того, как извлекает выгоду. У Шистада взрыв в груди и тепло по всему телу, едва он соприкасается с Нурой кожей. От разрядов молний мутнеет рассудок и попробуй объясни самому себе, что это не то, чем является на самом деле. В голову бьёт совсем не алкоголь, а губы высыхают от частого дыхания и желания грубо навязаться со своим поцелуем. У Нуры ледяные глаза. Он чувствует, как корка льда охватывает сердце, заставляет лёгкие застыть и сделать вдох невозможным. Чувствует холод, исходящий от её голоса. У Криса самые тёплые глаза на свете. Едва заглянешь – тут же заблудишься. Леса всегда нравились Сатре. Она уходила в самую глушь, не боялась дикой природы, наслаждалась шелестом зелёных листьев и вечнозелёных иголок на ёлках или соснах, она не пыталась разобраться. Грёбаная зелень, раньше ты дарила ей широкую и радостную улыбку, а теперь даришь только нескончаемую и мучительную боль, вшитую под кору мозга, и поддельную ухмылку, сдержанную, натянутую. Эти двое как лёд и пламя, грёбанная горючая смесь, подожженный и брошенный в цель коктейль Молотова, граната, брошенная прямо перед лицом, авиакатастрофа, в котором сгорает и сердце, и душа. Эти двое никогда не коснутся друг друга с иными намерениями, кроме как случайно. Их губы никогда не соприкоснутся в желаемом поцелуе. Просто потому, что глаза Нуры обращены на лучшего друга Криса, который изо дня в день разбивает его на жалкие осколки, а глаза Шистада для уничтожения всяких подозрений пришиты к Эве Мун, как бы он не хотел дарить свой взгляд ёбаной Сатре с её алыми губами, ледяными глазами и волосами, пропитанными светом луны.