Сигаретный дым и дешёвый алкоголь

Этот запах. Для кого-то горький, для кого-то сладкий. Сигаретный дым. Теплый пепел, падающий то на пол, то на штанину. Пыльные стекла, потеющие, когда выдыхаешь мягкий запах табака. Пальцы горят. Кому-то поистине нравится сам процесс курения. Не то чтобы их успокаивает некий очень плохой синтезированный наркотик, который если проглотишь, то сразу успокоишься, сделав этим плохо своему организму, а хорошо – себе. Нет, есть люди, которых завораживает сам обряд курения: взять сигарету, долго всматриваться в неё, зажать её между двумя пальцами, чиркнуть дешёвую зажигалку, закурить и глубоко втянуться, почувствовав этот вкус, затем долго выдыхать и наслаждаться остатками табачного дыма в комнате, пару раз встряхнуть пепел, который полетит незнамо куда, а в темноте будет светиться один огонёк на конце злополучной сигареты. Зависимость. Нужно только не злоупотреблять. А все матери кричат: «Даже не пробуй! Руки отобью!». И все же их сын превращается в зависимого, курящего по две пачки день и через пару месяцев кашляющего кровью. И остаётся только надеяться, что все зайдет на так далеко. Всегда хочется верить, что есть люди, выпивающие исключительно по праздникам, а есть – курящие только после них. Ночь. Квартира, похожая на небольшую студию без комнат. Темнота. Саша сидит в кресле напротив окна. Красивый вид. Огромный мегаполис разворачивается как на ладони. В руках сигарета. Нога закинута на ногу. В другой руке кружка кофе. И зачем его пить в такую позднюю ночь, если все равно собираешься через 15 минут идти спать? И снова этот ритуал: в одной руке догорающая сигарета, в другой – недопитый кофе. Шею ломит от неудобной позы в кресле. Тишина. Даже дыхания не слышно. Спать совсем не хочется. Хочется думать, просто думать о чем-то атмосферном. Грандиозное шоу под названием «Евровидение» уже закончилось, а дальше нужно было просто жить как раньше. Глаза отдыхают в этой темноте без нескольких сотен софитов, светящих прямо в глаза, а в камеру и лишнего раза моргнуть нельзя. Уши больше не закладывает от громкой музыки и вечно кричащей публики. Неужели эти 15 минут можно назвать неким отдыхом? Тишину нарушает звонок в дверь. Ну что опять? Каким алкашам и наркоманам понадобилось звонить именно в эту дверь в такой поздний час? Саша лениво встает с кресла, идёт сначала к столу, ставит со звоном кружку на него и уже только потом двигается в сторону двери. - Ну кто ещё? – парень открывает входную дверь, в глаза светит яркий свет с подъезда, отчего он начинает щуриться и сначала даже не воспринимает фигуры, стоящей напротив него. - Ну здравствуй, Алекс! - А, это ты Вова, чего-то не признал. Заходи! Чего пришёл так поздно? Парень, чуть ниже ростом, чем Саша, аккуратно вошёл в темное помещение, закрыл за собой дверь и разулся у самого порога. - А я не знал, что ты куришь, Алекс, - Вова разглядел белую сигаретку, зажатую между двумя длинными костлявыми пальцами его коллеги. Саша взглянул на руку. - Эх, потухла… - парень включил легкую подсветку в комнате. – Не называй меня Алекс, этим именем я просто был ведущим на Евровидении. И всё же чего пришёл, я не ждал, - улыбнулся Саша и пошёл искать зажигалку. - Да я вот просто проходил мимо да решил зайти. Видишь немного праздную, - он откуда-то достал зеленую стеклянную бутылку с алкоголем и поставил её рядом с чашкой кофе, - Как-никак у Украины 24 место, нужно отпраздновать, а ты тут кофейком балуешься, я так вижу. - Да, приспичило, однако, попить на ночь глядя, - парень вновь чиркнул зажигалкой, сигарета задымилась. - И всё же ты мне не ответил, с каким пор ты куришь? - С сегодняшнего дня, - ответил Саша и плюхнулся обратно в кресло. Послышался глухой звук от пепелившейся сигареты, звук был сходен с очень тихим потрескиванием дров. - Будешь? – Вова протянул своему другу открытую бутылку с алкоголем, глаза его уже пьянели. - Нет, спасибо. - Ну как хочешь, - парень лег на рядом стоящую с креслом двуспальную кровать. Шли минуты. Очень долгие. В полной тишине. Эта тишина сдавливала виски, пахла дешёвыми сигаретами и веяла протяжным одиночеством. Саша игрался с зажигалкой, Вова лишь иногда наблюдал за этим, а в остальное время пялился в потолок, который уже расплывался у него в глазах. - Знаешь, мне кажется, что я уже сейчас полностью бухой в хлам, хотя я выпил всего две бутылки, - смеялся Вова. Ага, всего… две бутылки… - Боже как меня замучила, - он вскинул левую руку, на которой были массивные серые часы, время: 2.54, - да меня замучила уже прошедшая неделя. Все эти певички и певцы, орущие люди, каждую песню ты уже знаешь наизусть, скучные баллады, тупые диско-песни из 90-ых. Куда я попал? Стоишь с тобой и думаешь: как сейчас ему? Тоже, как и мне, иногда скверно или же он и правда всей этой натянутой улыбкой радуется? А потом смотришь на Мирошниченко и понимаешь, что он уже совсем потерян. Мы потеряны в Веро-онее-е, - проскулил Вова. – Ещё одна песня из 2007 года. Саша сидел с опущенным взглядом, изредка улыбался, посматривая в сторону все больше пьянеющего друга. Он встал с кресла, подошёл к окну и выкинул в него окурок, зажигалку положил на подоконник рядом с ещё двумя сигаретами золотой явы. Окурки дымились в разум. Темное, будто заколдованное, небо. Пару звёзд тускло сияют на нём. Такое большое, а внизу пропасть. Посмотришь, и сразу перехватывает дыхание. А впереди тьма, которая поглощает. И больше невозможно вернуться. Где-то снизу воет собака, в глазах Саши отражается неполная серая луна. Он все еще крутит в руке очередную сигарету, но в последний момент кладет её обратно. - Нет, ну серьёзно, 24 место для Украины - это крайне ужасно, причем если само Евровидение проходит на Украине, - продолжал Вова, - Когда-то я смотрел прямой эфир с отбора и был очень рад, что выбрали О.Torvald, но потом это чувство все больше и больше угасало, а под конец и во все ушло. Как раз первые репетиции, и я начал понимать, что этот год мы потеряем. Нет! Надо было запретить им въезд на Украину, как той девочке из России. Может бы так сильно не облажались бы, - засмеялся он и попытался встать с постели, но пьяная голова мгновенно закружилась, и он чуть не упал на пол, но за плечи его обхватили две теплые руки, - Спасибо, Саш, я уже не мог лежать: мне кажется, что на меня падает потолок. Алкоголь ударил в голову. Обычно сначала замечаешь, как немного пьянеешь, а потом уже ничего не помнишь. Появляются синяки на руках, царапины на лице. И становится совсем непонятно, что ты делал в состоянии алкогольного опьянения. Потихоньку сознание стирается, но хоронить его ещё рано. Саша вновь погрузился на своё прежнее место, в кресло. Вова стоял у столика и водил на нём пальцами, вырисовывая невидимые фигуры. - Я даже не знаю почему, но этот конкурс просто проел у меня все мозги, каждого второго я готов уже был послать, лишь бы меня оставили в покое, и только ты, Скичко, был рядом и совсем не надоедал мне никогда, мне наоборот с тобой спокойнее, - в плохо освещенной комнате были видны сверкающие глаза Саши и все та же искренняя улыбка. Вова пошатываясь подошёл к парню и лег у его ног. Саша на миг застопорился, будто по его горлу провели ножом, - Ты слышишь, Скичко, а ведь я влюблён в тебя. Слышишь? Скичко! Я люблю тебя! – он лежал на спине и смеялся. - Мне кажется, что ты уже вдоволь пьян, и тебе пора отдыхать. Может тебе вызвать такси? Хотя, по-моему, ты и до квартиры не доберешься в таком состоянии. Что же мне с тобой делать? У себя оставлять? Прекрати, вставай, не надо лежать на полу, у меня открыты все окна, - он наклонился к Вове, который все ещё лежал у него в ногах и подал ему руку. - Боже, Скичко, ты меня совсем не слышишь! Я тебе тут душу всю наизнанку выворачиваю, а ты… - он отвергнул предложение встать и закрыл ладонями лицо. – Скажи, скажи, что ты меня тоже любишь, или я буду всю ночь лежать на полу и плакать. - Не надо этого делать, вставай! – сам Саша резко встал с кресла и отошёл от своего друга, не обращая внимания на все его слова. У него не было ни капли сочувствия к этому человеку, он был равнодушен к нему. Так было написано на его лице? Но что было там, внутри? Пьяный в хлам коллега признается в любви у твоих ног – что может быть лучше? И что теперь, верить этому или не обращать внимания? Ночь продолжается. Силы контролировать себя уже иссякли, и поступки уже не возвышают дух. Ночью можно видеть все, что хочешь: звезды, которые находятся в нескольких миллионах километров от людей. Ночью можно видеть далеко. Взгляд проникает сквозь пространство людей. Сквозь безликость. А впереди темнота. Скичко стоит и смотрит на пол, где-то рядом с тем местом, где лежит Остапчук. Руки чешутся взять недопитую бутылку алкоголя со стола и прикоснуться к ней губами. Нет, не чтобы напиться и забыть об этой ночи раз и навсегда, хотя того что осталось все равно не хватит. Хочется коснуться губами холодного ароматного горлышка и жадно отпить пару глотков, потом лечь рядом с ним, положить невесомую голову на его грудь и вдохнуть тот самый его аромат. Время шло. Вова что-то изредка что-то бурчал. - Ненавижу тебя, Скичко. Слышишь, ненавижу. За эти вот твои большие круглые медовые глаза, в которые посмотришь и растворишься навсегда, густые длинные ресницы, которыми ты по-детски хлопаешь, а тень от них падает на твои румяные щёки, ненавижу, понимаешь? Твоя лучезарная улыбка и эти завораживающие уголки губ. Руки, твои сильные руки. Чёрт, да весь мир в твоих руках уместится, но, кажется, я буду этому исключением. Саше хочется убежать. Куда, зачем? Он знает, что долго ждал этот момент, но не подаёт и виду. Сердце сжато в капкан. Он покорно стоит и не шевелится. Белые холодные ветры сбивают сознание в голове. Нос начинает закладывать от дыма дешёвых сигарет. Сегодня мозг уже не будет ясен и умён – искурен одной сигаретой золотой явы. Рядом лежит дорогой ему человек. Он не в здравом сознании и не может себе сейчас никак помочь. Саша стоит в паре метров с широко открытыми глазами уже то количество времени, за которое мог бы уже помочь своему другу. Но он стоит, руки его иногда превращаются в кулаки, ресницы глупо хлопают, он грызет нижнюю губу, которая уже распухла и налилась алой кровью. Внутри что-то пожирает его, и одновременно сверху обрушивается что-то тёмное и холодное. Отчаяние окутывает серым туманом. Он раскрывает свои глаза ещё больше, зрачки расширяются. Это безумие. Будто бы оправившись от какой-то контузии, он бросается на колени к Вове и сажает его перед собой, прижимая дрожащие ладони к его щекам. Скичко медленно заглядывает исподлобья в опущенные глаза Остапчука. Большим пальцем он легко прикасается к уголку губ парня, чтобы он обратил на него внимание. Вова поднимает свой взгляд на Сашу и вопросительно изгибает брови. Скичко поддается немного вперёд и сокращает расстояние между ними до миллиметров. Он накрывает губы парня своими и дарит ему поцелуй со вкусом дурманящей дешёвой сигареты. Саша звучно отрывает губы и, отдаляясь от него, но не отпуская рук, заглядывает в глаза, пытаясь найти ответы на вопрос. Но в глазах через роговицу и радужку виден только хрусталик, сжимающийся под давлением накипающих слёз. Зрачки мечутся из одного края глаза в другой, но в итоге задерживаются где-то на сидящем напротив человеке. Надо переставать верить навязанным правилам, когда есть глаза. Саша все еще сидит в таком положении, рассматривая искреннее лицо Вовы, водя дрожащими пальцами по его изгибам лица, ему хочется сохранить его именно таким, как какую-то очень дорогую и важную реликвию для себя. Но он не сдерживается и вновь набрасывается с поцелуями на Вову. Он целует его в лоб, в щёку, в подбородок, в уголок губ, как-то неосторожно, но при этом как-то ласково. Между ними осталось только много несказанных фраз и пустых разговоров. Когда воздуха все-таки перестало хватать на множественные рваные поцелуи, Скичко и Остапчук поднялись с ледяного пола. Пошатываясь, Вова только и смог уткнуться в плечо Саши, а он лишь прижал его к себе ещё больше. Хочется удерживать его плечи крепче, чем жизнь в собственном теле. Ночным небом обхватывать. Кроме них самих нет истины. - Тебе нужно поспать, слышишь, Вов? – Скичко нежно гладит парня по спине. В ответ следует кивок. Остапчук освобождается от объятий и, потерев глаза, укладывается на кровать. - Прости, я сегодня сам не свой, не понимаю, что творится, - он вяло пытается что-то объяснить Саше, - Я никогда так не напивался я не знаю… - Да, да, я понял, ложись, - он укрывает его одеялом. Сегодня с ними обоими творилось что-то иное, они были другими. Скичко, впервые выкуривший в своей жизни целую сигарету, которую выпросил у какого-то прохожего, будто бы кто-то заставил его, принудил. Захотелось? Просто захотелось выкурить, заряжая вытяжку до упора, будто бы он всю жизнь так и живёт в кудрявых волнах дыма. Остапчук, впервые взявший дешевый алкоголь в ближайшем дворовом магазине, чтобы приглушить какое-то своё выдуманное чувство, для которого искал поводы целый день, а повод был лишь один, и он признался в нём сегодня ночью. Эта ночь должна была рано или поздно настать, рано или поздно надо было перестать врать в первую очередь себе. Не надо было скрывать и отталкивать свои истинные чувства, рано или поздно это бы привело к пропаже себя в заброшенном городе, в котором больше нет того самого дорого тебе человека, он предательски оставил тебя здесь, а ты просто не сознался в своих чувствах. А они не исчезнут и будут жить и расти высокими белыми стенами между ними. Саша лёг на кровать, на которой с другой стороны уже спал сопящий Вова. Скичко всегда боялся этого чувства. Но впервые за много лет, ему не было страшно. Не было страшно прикасаться к нему. Они растворились друг в друге, теряя обыденное сознание, провозглашая себя хозяевами сердец друг друга. В мире миллиарды людей, но именно они нашли друг друга и сошли с ума. Сегодня та самая ночь, когда им захотелось поделиться своими чувствами. У них осталось лишь одно желание – заснуть в объятиях друг друга, только так им не страшно быть понятыми и счастливыми. * * * Утро настало днём. Жарким, душным киевским днём. Проснувшись, Саша стоял у окна, опершись о подоконник, и долго крутил двумя пальцами оставшуюся сигарету. - Если все-таки решишься курить, то прикури и мне тоже, - Вова бодро поднялся с постели и взял с подоконника последнюю сигарету. Скичко не думал, что его друг проснётся так рано, он с улыбкой посмотрел на него, а потом на сигарету в его руках. Что-то внутри сжалось, и он стремительно и неосторожно выхватил её из рук парня так, что тот чуть вздрогнул от неожиданности. Саша смял обе сигареты в руке и выкинул их в открытое окно. - Думаю, не стоит. Он стоял, не оборачиваясь к своему другу, пока тот сам не подошёл ближе, безмолвно уронив голову на его плечо. Он всё помнит. - Я тебя тоже люблю, - шепотом проронил Скичко и поцеловал парня в висок, и тот расплылся в улыбке. Вместе им больше нечего бояться. Диагноз поставлен. И он был уже поставлен тогда, когда они только увидели друг друга. И нет смысла сейчас вспоминать, сколько веков назад это было. Но это чувство всегда было, есть и будет. Такое вроде изначально непривычное и ни на что непохожее, но в тот же момент обычное, случающееся почти с каждым. За что вдруг оно поселилось в них? За каштановые глаза с коричневым блеском, за красивую душу или мягкую улыбку. За все. Решение сделано. Ставки приняты. Ставок больше нет. Игра закончена, вы проиграли свой страх, а выиграли друг друга. Рассвет провожает одиночество в даль. Сигаретный дым сдуло сквозняком. Последние капли алкоголя засохли на дне зелёной стеклянной бутылки. А запах одеколона гостя впитался в простыню постели. Голая комната, голая постель, оголённые души, точно оголённые провода под напряжением электрического тока. Болевой шок, и уже видна изнанка души.