Дайте, что ли, карты в руки?..

Расклад: Семь чаш — жизнь все время предлагает нам драгоценные подарки, но вы не можете в полной мере оценить их, подведите итоги того, что у вас уже есть, прежде чем искать дальше; Шесть пентаклей — помощь и исцеление доступны вам, нужно только согласиться принять их, не будьте настолько горды, чтобы отказаться от доброты и милосердия, которые вас окружают; Девять жезлов — работа с другими позволяет вам достичь гораздо большего, чем вы могли бы достичь в одиночестве. *** Памела заваривает кофе, собирает карты и молча тасует колоду. Ей совсем не хочется верить в то, что она видит практически каждый день, но между Белусом и Эшем в самом деле практически сыплются искры, стоит этим двоим оказаться напротив друг друга. В глазах что одного, что другого — бездна, в которую она готова вот-вот оступиться и рухнуть, и еще неизвестно, где можно увязнуть глубже. Ее настоящее. Ее прошлое. Все сливается в единый черный омут. Несомненно, Белус гораздо опаснее смазливого смертного мальчика, дикого напоминания о прошлом, и демона опасаться куда разумнее. Но если бы все было так просто. Если бы сам Эш был так прост. Но чутье никогда не подводило гадалку, ведьмовская интуиция, что-то вроде отличного от обычного зрения, позволяющего знать немного больше. Она чувствует что-то дурное, какое-то предзнаменование, нависшее над новым и самым старым ее знакомым. Осталось разобраться, не относится ли непосредственно Белус к причинам этих ощущений. Не он ли причина если не всему, то многому неисправимому в ее жизни, отправным точкам настоящим событиям? Может и здесь он успел приложить свою изящную руку. Уж слишком специфичным было напряжение. Но ей ли совать свой нос в отношения кого бы то ни было без разрешения? Или Памеле просто обидно, что заносчивый ублюдок может без особых усилий увести у нее из-под носа драгоценную перерожденную душу возлюбленного? Бывшего, само собой, за прожитую вечность из души Памелы благополучно выветрились все наиболее сильные чувства к теням прошлой жизни, но почему тогда… Эш так дорог ей? Почему при взгляде на него, тело, как две капли воды похожее на то, каким оно было в запущенном средневековье, ее пронзает дрожь, слабость, а к лицу приливает кровь? Сложно. Будучи бессмертной ведьмой-гадалкой, на глазах у которой сожгли собственную мать, с окружением из максимально нестандартно ориентированных мужчин, чертовски сложно разобраться в себе. Да и кто сказал, что он, новая версия Эша, два, вашу мать, точка один, — реинкарнация? Природа любит шутить, а всяческие бесовские прихвостни тем более, и бытие вполне могло позабавиться с ней подобным образом. Особенно сейчас, когда собираются последние крупицы с ожерелья Белиала, чтобы привязать ее к реальному миру прочнее. Не позволить умереть, избавиться от проклятья драконьей крови, заставить прожить еще сколько-то лет до того, как общение со стареющим Эшем станет невозможным, когда он заметил отсутствие в ней перемен… Что же она может успеть за этот десяток лет? Исполнить какое-то таинственное предназначение? Нет, ересь, слишком многое она о себе мнит, скорее уж дух Эша действительно смог переродиться и каким-то внутренним чутьем отыскать ее в гигантском оживленном городе. Но если и так, сколько шансов на то, что именно ей стоит пытаться продолжать общение с ним, что он, в конечном счете, что-то вспомнит? Памела отхлебывает горько-пряный напиток, ведь истинная гадалка обязана любить кофе, и мыслями соглашается с давно умершим султаном, чей призрак как-то удосужился посетить ее шатер. О да, тогда она еще не вела оседлый образ жизни в Великобритании, а странствовала по всему миру, — а может и сейчас продолжить? Не самое дурное времяпрепровождение, если подумать… Но в любом случае, султан, — как же его звали? — был удивительно проницательно прав. Отношения между мужчинами та еще загадка мироздания. — Памела? Я горячий шоколад принес, если ты не против… — Аарон отныне маленький лучик света в этом кафе, особенно необходимый в ночные часы. От оборотня свои проблемы и их, само собой, не мало, но насколько же ей проще рядом с этим простым, незамысловатым мальчишкой. Причем поразительно, но и старухой при разговорах с ним Памела себя не ощущала, и не было того пограничного состояния любви-ненависти, которое так выматывало в общении с Белусом… нет, однозначно, она не зря решила дать ему приют. — Ты выглядела такой грустной, что я подумал, немного сладкого любому обязано поднять настроение. — Аарон, ты до сих пор думаешь, как ребенок, — гадалка рассмеялась, ведь не могли не позабавить эти обиженно надувшиеся губы и пролегшая меж бровей складка. — От моих неприятностей какао точно не в силах спасти, но все же надо признать. Это значительно лучше, чем растворимая муть в моей кружке, так что мне стоит тебя поблагодарить. Улыбка. Господи, как это дитя может продолжать так искренне улыбаться, хотя она-то прекрасно видит зияющую в его груди рваную рану. Почему же Небирос не простил этот искренний доверчивый взгляд, он ведь должен бы прекрасно понимать, насколько просто заскучавшему растерянному ребенку запудрить мозги? Ей надо бы как-нибудь помочь волчонку, если не отыскать того мужчину, что толкнул Аарона в сумеречный мир, то хотя бы найти другого достойного оборотня, способного взяться за его обучение. Ему необходимо, жизненно важно, выучиться себя контролировать, ведь животные силы воистину превосходят любого человека по всем показателям. Как же хотелось Памеле обеспечить, подарить Аарону нормальную полноценную жизнь, а не заточение то в самом кафе, то в промозглом подвале за стальной решеткой. И как же вместе с тем ей не хотелось его отпускать от себя… Как нечто важное. Как Белуса, Эша. Вот они, отправные точки. Те люди, что вынуждают ее чувствовать себя по-настоящему живой. — Аарон? Подожди минутку, — собравшийся уходить юноша замер с недоуменным видом и выражением готовности помочь в чем угодно. — У меня к тебе странный, хм, вопрос. Ты ведь оборотень, верно? Ты чувствуешь того волка, что сейчас сидит в тебе? — Не совсем понимаю, о чем ты, но да. Я чувствую его как нечто отдельное от своей личности, от себя, но обычно эти ощущения легко меня слушаются… ну, кроме полнолуния, а так мы вроде как вполне уживаемся. То есть я с самим собой, это если ты боишься, что мои способности выйдут из-под контроля… — Нет. Я совсем не об этом, расслабься, — Памела отпивает шоколад, густой, тягучий, разом снимающий всю темную помаду со внутренней стороны губ. — Мне стало любопытно, а как твой волк реагирует на твою привязанность к Небиросу? — Памела, я… — краснеет, и голос звонко дрожит от напряжения, и если бы руки не были убраны в карманы джинсов, Памела готова была бы поклясться, как заметно бы они дрожали. — Прости, это бы нетактично с моей стороны, прости, Аарон. Не знаю, что на меня нашло, просто… подумалось, что оборотни чаще всего собираются стаями, особенно волки, и как раз они обычно к определенному возрасту становятся зацикленными на поиске пары, раз и на всю жизнь. Или как там… в общем, я понимаю, что сам ты не очень озабочен скорейшим потомством, и я обещалась вместе с тобой дождаться возвращения Небироса, но мне лишь хотелось убедиться, что твоя вторая сущность не станет затруднением, — Памела старается говорит сбивчиво, как бы смущенно торопясь изложить свои идеи, но на самом деле пристально наблюдает через край кружки за реакцией Аарона. Мужчины странные создания, а их в последнее время вокруг нее все больше, и что грешного в том, чтобы желать понять хотя бы одного из них? К тому же она чувствует, что Аарон уже не первую неделю что-то скрывает от нее, то услужливо открывая дверь, то терпя незаслуженные тумаки. Или вот сегодняшний шоколад и грустная улыбка. И ведь ладно, она может смирить любопытство, приручала его ни раз, но… сейчас есть достаточно очевидные догадки, чтобы разнюхать правду. — Все же потусторонние существа привыкли следовать преимущественно звериному началу. — Памела, что ты такое говоришь?! — как же грозно могло прозвучать сказанное, если бы не алые кончики чуть заостренных ушей и румянец, сползший на шею. Типичный подросток, которого поймали с поличным на каком-то мелком прегрешении, от чего тот убежден в крахе собственной репутации и всей жизни. — Да, мне дорог Небирос, и да, кроме него мне никто не нужен. Ни стая, ни другая пара, и это не зависит от того, вою я на луну или нет! Потусторонние? А вот и не разу, ведь твой Белус тоже вот демон, но это не мешало ему… Надо же, смог умолкнуть в самый подходящий момент, когда Памела со стуком поставила на столешницу наполовину пустую чашку, строго глядя поверх головы запыхавшегося оборотня. Нет, сам он явно не готов был прекращать свой поток речи, не тогда, когда его обвинили в следовании своим инстинктам, а не человеческим привязанностям, намекнув на грядущие брачные периоды и возможное знакомство с сородичами. Для Аарона подобного было достаточно, чтобы вынудить высказать все накопившееся, особенно под гнетом чужих тайн, но вот подкравшийся со спины Белус свои секреты привык охранять куда более строго. Выходит, мальчик все-таки заглянул в какое-нибудь служебное помещение в неподходящий момент? Или же увидел их на улице, в каком-нибудь темном закутке, облокотившихся о серую сырую стену? Памела улыбнулась, кивая онемевшему от ужаса Аарону, позволяя тому набраться смелости выпутаться из чужой хватки и, подхватив чашку остывшего эспрессо, буквально убежать прочь. Надо бы потом отыскать его, чтобы извиниться за устроенный концерт, но гадалка и вправду не ожидала случайных зрителей, надеясь уладить все тет-а-тет. — Скажи, все ревнивые женщины настолько хитрые? — демон с негодованием вскинул тонкие брови, сверкнув змеиными глазами, прищурившись. Богохульно алые губы скривила натянутая усмешка, очередной раз давая понять: соваться и правда не следовало. — Нет. Обычно женщины не идут на поводу у своих чувств и гораздо умнее. В отличие от мужчин, — Памела улыбается. Это выдержка, закалка, не дать показать свою слабость, болезненно сжавшееся сердце и скрутивший от психосоматического последствия ее тревоги живот. Нет, она сильная, она не покажет Белусу, что тот забирает у нее что-то невосполнимо важное. — Эш?.. — Да. Ты против? — говорит так, будто она способна что-то ему запретить, будто есть другие варианты ответов, кроме как покачать головой. — Что ж… — сама судьба, видимо, против, чтобы она договаривала свою мысль, способную испортить все имеющееся. К слову, а что именно ей хотелось бы сказать? Что-то, несомненно, грубое и резкое, что вынудило бы Белуса ответить в том же тоне, и что, несомненно, дошло бы потом до Эша, и дьявол знает каким образом, но в такой подлости мироздания сомневаться не приходилось. А потом она бы с чистой совестью закрыла кафе на месяц другой и отправилась бы путешествовать, предоставив таким взрослым мальчикам самостоятельно разбираться с их такими разнообразными проблемами. Или проблемы только у нее? От ревности, ведь демон прав, и на самом деле глупо переубеждать себя в обратном. Влюбленность в уже не дракона, как и раньше, грызет ей душу, опоры, на которых она и без того удерживалась весьма шатко в трезвом сознании себя. Как же хотелось сейчас заорать от потрясения, снова ощущая себя не Памелой, не той, кто уже пару-тройку десятков лет живет под этим именем, а ту бойкую девчушку с распахнутыми открывающемуся миру глазами… Кто-то прошел в кафе, тихонько притворив за собой входную дверь, и направился к ее столу, к ней и все еще выжидающему чего-то Белусу, который, однако, с особым энтузиазмом переключил внимание на собеседника. Памела не без труда разглядела человека, почти сливающегося с полумраком, с тенями и бликами света, а затем едва успела подавить удивленный возглас в самом зародыше, благо, горло вовремя свело спазмом от волнения. Гость оказался красив, стриженные в каре черные волосы, китайское мужское платье, как на зло затихшему диалогу украшенное вышивкой алого дракона, за ним будто бы тянулся специфичный аромат благовоний, от которых тяжелели веки и начинали противно ныть виски. Памеле показалось, что сегодня, воистину, какой-то вечер для воспоминаний и ностальгии. И еще показалось, что Белус ощетинился, словно рассерженный кот, и готов был в любую секунду зашипеть. — Мне кажется, что ты пришел не в то место, для поиска контрактора, — демон с наигранной леностью поправил вьющуюся белокурую прядь. — И вам доброй ночи, дорогой друг, — китаец улыбнулся настолько лукаво, что вполне мог сгодиться Белусу в самые ближайшие родственники. В голосе звучал слабый акцент, но в этом Памела почувствовала скорее желание блюсти традиции и какие-то правила, и, она была убеждена в этом, при необходимости посетитель мог легко избавиться от него, придав речи совершенно иные особенности. — Но почему, по-вашему мнению, я не мог прийти за гаданием, как все прочие? — Потому что вы, граф, как никто знаете, что от судьбы сбежать не получится, — Памела отставила кружку с какао на самый край стола, притягивая к себе колоду и принимаясь тасовать карты. — Собственно, как и я. Доброй ночи, Ди. — Я бы сказал, что вы все также обольстительно прекрасны, Памела, но из моих уст это покажется вам издевкой, не так ли? — граф коротко усмехнулся, огибая застывшего, как вкопанный, Белуса, присаживаясь напротив прорицательницы. Бледные кисти рук тонули в широких рукавах так, что когда Ди положил их на стол, из цветастой ткани проглядывали только длинные, остро заточенные на манер коготков и покрытые красным лаком ногти. Если бы не низкий голос, мужская одежда и местоимения, поразительно редко выдаваемые графом в контексте самого себя, будто с нежеланием, его вполне можно было бы принять за девушку. Симпатичную молодую ухоженную женщину с совершенно андрогинными чертами лица. Разноцветные глаза пристально смотрели на хозяйку кафе, после чего перед той оказалась протянутая раскрытая ладонь с одной крошечной, но такой важной бусиной. Памела вздрогнула, бросив взгляд на Белуса. Тот понимающе вздохнул. — Не буду мешать, хотя все еще настаиваю на глупости этой затеи, ничего нового вы все равно не услышите. И да, Памела, — демон вполоборота ловит взгляд своей многолетней спутницы, — не стоит больше расстраивать Аарона, парню и без того тошно, — и Белус уходит, громко цокая каблуками, контрастно тому, как незаметно он подкрался несколько минут назад. Адское порождение, однако, с ним нельзя не согласиться, ведь Памела пыталась сыграть не просто нечестно, говоря откровенно — подло. И свои промахи надо признавать и уметь исправлять, значит, завтра ждет долгий и слезливый разговор с постоянным и единственным возможным официантом в ее лавке. — Простите за ожидание, Ди, были некоторые… недомолвки. — Милые бранятся? — граф устроился поудобнее, склоняя голову немного в бок и таким образом искоса глядя на собеседницу, все еще перебирающую стопку таро. Как жаль, что гадает она на классических, ведь, должно быть, ему куда больше пришлась б по вкусу китайская адаптация, там куда больше знакомых мотивов, которые душа прочувствует глубже, и связь будет куда стабильнее, четче… если в гадании ему вообще было хоть сколько-нибудь потенциала. Памела чувствует, как против ее воли краснеет лицо, и рассерженно вздыхает, готовясь пуститься в витиеватые объяснения, но Ди не дает сделать этого взмахом руки и чарующе поднятыми уголками губ, этакий знак примирения. — Я знаю, что между вами ничего нет, однако с одной ненавистью люди не прожили бы столько лет рука об руку, как мне кажется. В конце концов, у любви много граней, я столько лет прожил в своем магазинчике с самыми опасными существами, некоторые из которых с радостью предпочли бы откусить мне в лучшем случае руку за одну допущенную ошибку, но ко всем я испытывал и испытываю самую трепетную симпатию… — Что же, граф, мое кафе в последнее время все сильнее напоминает вашу лавку, так что в чем-то вы и правы, — Памела протягивает колоду своему гостю, позволяя ему снять часть колоды, затем с пять-семь секунд смотрит в его ассиметричные радужки глаз, видя там не бездну, а толстое непроницаемое стекло. — И неужто я верно вас поняла, что расклад будет касаться влюбленности? Уж вы-то, граф… — Да, Белус был прав, что мне человеческая влюбленность также претит, как ему нимб и великий пост, но в мире возможно всякое. К тому же, мне показалось, что вы не против компании? Скрасить одиночество вполне по силам одному одинокому торговцу, но вы ведь не любите длительных пустых бесед… так что заполним это время чем-то более любопытным? — голос графа Ди дрожит, Памела буквально тактильно это чувствует, и этот факт ввергает ее то ли в шок, то ли в ужас. Граф чего-то опасается? Дорожит чем-то человеческим, а не природным, исконным началом? Графу Ди может быть… одиноко? — Кто он, Ди? Не мучай старую больную женщину загадками, будь лапочкой, как ты умеешь, — гадалка выкладывает три карты. Им не нужно больше информации, просто справка о прошлом, настоящем и будущем. Занять время и получить несколько ничего не решающих ответов. — М… Детектив, — граф подтверждает истину, что душа мужчины недосягаема, вот только граф-то не совсем относится к какому-то определенному полу, Памела вообще опасается делать однозначных предположений на этот счет. Так может дело в том, что загадочны сами чувства, сам быт жизни в человеческом обществе, который рано или поздно вынуждает тебя чувствовать все это, будь ты хоть вампир, сирена или сам Люцифер? — Расследует убийства, но частенько наведывался в Чайна-таун ради чашечки моего чая, всегда преимущественно с пирожными или прочей чепухой, но неизменно вкусной. Его напарница даже вызнавала для него адреса лучших кондитерских округа, мы с ней потом шутили на этот счет… Он крайне наивен и также крайне одинок, никого кроме младшего брата. Принципиален, груб, прямолинеен, из-за чего порой бывает умилительно туп. Только… мне пришлось покинуть Лос-Анджелес. Отец, дед… в общем, выбора у меня не было. И мне всего-навсего интересно узнать, как Ле… он там. Понимаете, Памела, близких друзей у меня никогда не было, — «и теперь уже никогда не будет» буквально вертелось на кончике языка, Памела поняла это. Поняла в во влажно блеснувших глазах, откликнувшись той же отчаянно одинокой боль. — Да. Да, я попробую помочь вам, — рука одним ровным, уверенным движением перевернула первую карту. — Семерка пентаклей. Время терпеливого ожидания, что давно прошло. Вы были в чем-то торопливы, упустив то сокровище, которое можно было бы дождаться и принять, когда оно само пришло бы к вам. Ошибки прошлого неисправимы, верно, граф? — Вы правы, моя дорогая ворожея, и я это прекрасно понимаю. И давно смирился с тем, что допустил не мало ошибок, навсегда разорвавших связь между нами, приведших к такому жуткому недопониманию… — неожиданно Ди умолк, пристраивая на стол локоть и подпирая ладонью подбородок, но даже такой выходящий за рамки этикета полный усталости жест совершая с каким-то невозможным изяществом. — Или вы считаете, что это и есть моя ошибка? Я торопился сбежать от плачевных последствий, когда их могло не быть вовсе? И упустил что-то, вопреки моему призванию мне уготованное судьбой? — Кто знает, но мне почему-то кажется, что вы все сделали правильно. Ведь тогда вы принимали взвешенное и рассудительное решение, — не дождавшись ни ответа, ни хотя бы кивка, Памела раскрыла следующую карту, прикусив внутреннюю сторону губы. — Дьявол. В настоящем вас терзают угрызения совести, вы ищите причины своих пристрастий, которые сами считаете дурными. Но смысл продолжать поиски и стремиться к успеху в них стоит только если вы действительно хотите освободиться от них. Уверены ли вы в своих настоящих желаниях, граф? — Как сказать… Я слишком очеловечился за несколько лет в Америке, грандиозная все-таки страна. И теперь я, как обычный человек, легко путаюсь в своих стремлениях, однако, к совету карты я предпочту прислушаться. Лучшим исходом было бы поскорее отвязать эти последние ниточки, влекущие меня обратно, но еще не время. Кажется. Если мне удается верно толковать ваш расклад?.. — Только вы можете понять, о чем говорят карты, — Памела вспомнила утренний совет о принятии помощи постороннего. Уж не является ли эта беседа своеобразным мостиком, протянутым к душевному равновесию? Обычно расклады на текущий день сбывались быстро, но не так, чтобы спустя два часа предоставить полноценную психологическую поддержку. Неужто это было ей настолько необходимым, эта беседа о чужих горестях и привычках, неужели надо было посмотреть на себя со стороны? Но на деле Памела осознавала постепенно угасающее желание бросать все и рваться на край света от вновь охладившей ее безответности. Последняя карта, будущее, самая забавная интерпретация для них, но это никак не влияло на предвкушение и трепет. Последний кусочек крошечной мозаики, и только теперь гадалка поняла, что Ди и не позволил бы ей пуститься на полноценный расклад, он оградил все мелочи, подробности для одного себя, дорожа, оберегая, как будто это первые лично ему принадлежащие крупицы чего-то смыслообразующего. — Два пентакля. Вы не можете вечно убегать от мира и одновременно взаимодействовать с ним. Выберите свой путь и идите по нему. — Карты советуют мне определиться? Что ж, вполне сочетается с тем, чтобы повременить с отречением от старых чувств, к тому же я давно метался между двумя… задумками, — Ди положил на стол жемчужину, которая поразительным образом не скатилась, не сдвинулась ни на дюйм со своего места, заслуженная плата, ожидающая своего попадания в руки новой законной владелицы. Памела смотрела, смотрела, покоренная тоской в цветных глазах, полуприкрытых веками, приоткрытыми в задумчивости губами. Точно восковая статуя, Ди будто бы перестал дышать. — Верно. Все-таки стоит решиться и уехать, завтра же озабочусь перевозкой багажа и билетами… — В Лос-Анджелес? — с улыбкой отозвалась Памела, собирая карты второй раз за день и складывая их в аккуратную стопку. После женщина потянулась расслабляя и разминая затекшие мышцы спины и шеи, наконец-то усмирив гнетущую тревожность внутри. Рациональность взяла верх, а граф, старый-старый приятель, с которым она познакомилась где-то в Монголии, а после еще раза четыре сталкивалась непостижимым образом в самых разных уголках мира, — граф способствовал этому. Он — нечто, наполненное восточным спокойствием и рассудительностью, но куда-то девалась холодная отрешенность того, кто намертво переплетен с самым зарождением, истоками мира… — Что?.. ах, нет, Памела, нет, — граф поднялся, поправляя платье, блеснувшее искорками на хребте дракона, который будто бы живой чуть сместился в бок, шире распахнув оперенные крылья. Или лишь игра воображения? — В Токио. В Японию. И Памела кивнула с понимающе склоненной к плечу головой. Слишком очевидно, чтобы требовать каких-то еще пояснений, но главное выбор в сторону одного из открытых путей сделан. Это все, что нужно было ему, это все, что нужно было ей. — П… Памела! Кто это был? — Аарон высунулся из-за угла, как только закрылась дверь за очаровательным посетителем, оставившим о себе напоминание только терпким дурманом традиционных благовоний, которые не выветрятся еще неделю. — Такой бледный, я еще подумал сначала, что к нам гостья пришла… вампир? Суккуб? — Ах, Аарон, присаживайся, — Памела успела порадоваться тому, что отношения между ней и волчонком, несмотря на легкую бурю в стакане, так быстро вернулись к прежним. Держать обиду долго Аарон не мог, к тому же она точно знала, что это как раз он винит себя в том, что так долго «скрывал» от нее правду. — Нет, ничего такого жуткого, просто один напрочь запутавшийся в себе Ками. Послушай, а не сделаешь еще шоколада? Предлагаю потратить остаток ночи на какой-нибудь идиотски страшный сериал, или что там сейчас смотрят подростки?..