По образу и подобию

«Дабы и дальше защищать эти святыни, боги использовали свою магию, чтобы создать детей по своему образу и подобию», — так было записано в хрониках, которые вели многие драконы-летописцы. Нельзя сказать, чтобы это было неправдой, но неправдой это считал Арканист. Сначала он действительно считал своим долгом защитить части Столпов. Довольно быстро он отказался от этой мысли — не имевший за собой такой обязанности и наделенный огромнейшим любопытством, он редко думал о ком-то вроде помощников или защитников, считая их лишним отвлечением от дел, и на долгие годы углубился в исследование окружающего мира, изредка прибегая к помощи других драконов, чтобы просить у них мудрости. Единственной, кто так же разделял его жажду познания, была Лайтвивер. Вот только, в отличие от Арканиста, мечтательницей она не была. У неё никогда не было новых идей, которые она хотела бы воплотить или проверить; но она жаждала добраться до самой сути уже давно поставленных вопросов, и Арканист в восторге замирал, когда она вела искусные речи, рассказывая ему об истории, о предназначении этого артефакта и о смысле текста того истрепанного свитка, который едва ли можно было теперь прочитать. Лайтвивер создала гигантов, чтобы они не только так же скрупулезно собирали знания, но и могли дать отпор любому врагу. Арканист лично присутствовал при их создании, и в тот момент увидел, с какой необычной любовью его беспристрастный коллега добавляет красоту в черты новых драконов, с какой нежностью перевирает свой собственный образ, чтобы создать нечто более… совершенное. Так восхищенно думал Арканист, но вскоре обожание сменилось разочарованием — имперцы были крайне сдержанны, не вели тех же искусных речей, констатируя факты сухо и непринужденно. Он видел, что они не унаследовали ничего из образа Лайтвивер, и отчего-то это крайне встревожило его. Возможно, ему не верилось, что все старания его дражайшей подруги, её первые шаги к открытию и созданию нового оказались напрасны. Возможно, он был обижен, что она перестала разделять его мечты к далекому и неизведанному. Возможно, он боялся, что первое оказалось причиной второго. Эти размышления дали ему несколько дней, свободных от исследований. Он впервые со скукой смотрел на ночное небо из обсерватории и тосковал по разговорам, по обсуждениям, по тому, как можно было разделить радость нового открытия, пусть тебя и встречали со снисходительной улыбкой, словно ребенка. Тогда он решился последовать примеру остальных богов и создать… кого-то. Первое его создание не очень было похоже на дракона. Маленькое, с большой головой и смешными маленькими лапками, оно была названо феей. Фея оказалась довольно умна, так что она быстро принялась помогать Арканисту в его работе по созданию новой расы, даже завела себе журнал, который вскоре пришлось сменить на новый. Потом на ещё один, а затем таких книг выстроилось уж довольно много. Арканист гнался за неуловимым идеалом: мышление, таланты к магии, размер — всё это надо было тщательно обдумать. «А сколько конечностей? А форма крыльев? А что насчет системы дыхания?..» Он создал довольно много единичных драконов, чьи виды даже не получили названия. Позже он попросил их поработать курьерами для всего Сорниефа, за что они с радостью принялись. Арканиста, однако, их дальнейшая судьба совсем не волновала. Молодого бога волновала вновь нахлынувшая тоска, которой хотелось стыдиться — как можно тосковать, когда есть столько всего нового и интересного? В концов концов пришлось снова вернуться к работе. В этот раз Арканист был твердо уверен, что ему нужно нечто по-настоящему прекрасное, грациозное, сияющее, словно лучи солнца, стремящиеся к истине. Так что, создавая своих маленьких фаэ, с прекрасными гребешками и длинной шеей, он думал о Лайтвивер. Чаще его чувства брали вверх, так что он неосознанно добавил в образ своих детей то, что он неосознанно приписывал божеству света и чем восхищался — эмоциональность, понятная одному ему, что когда-то заставляло его чувствовать себя особенным, и безграничное стремление создавать свое, что, как приходилось только надеяться, не умерло в его дражайшей подруге. Они едва ли встретятся после, но Арканист часто с прежним обожанием задумывается о Лайтвивер. Удивительно, но некто, создавая многокрылых драконов, закручивающих свои длинные мощные тела в спирали и имеющих удивительно непоседливый нрав, с таким же обожанием и столь же часто задумывается о самом Арканисте. О развитии своих чувств не задумывается никто.