В его жизни всё наперекосяк

В его жизни всё наперекосяк. Никто ничего не заметил, когда начались настоящие зверства: народу в деревне было всё равно, что их детей прозвали антихристами и стали уничтожать. Вэл сам этого почти не заметил. Ему снились кошмары и он с запоздалым, благоговейным ужасом осознавал, что кровь на руках принадлежит его детям. В минуты прозрения он рыдал, каясь в содеянном, но потом всё становилось картонной декорацией на детском утреннике - обычной и безобидной, будто так и должно быть. Впрочем, он был самым последним - как последний герой - здравомыслящим человеком в богом забытом месте в Аризоне, ведь до последнего считал, сравнивал и пытался найти хоть немного правды - вычленить её, как вычленял глаза из глазниц или ложь среди невнятных речей. Но это всё было потом, в середине кровавого банкета божьих слуг, а вот в самом начале Вэл и врпавду сомневался в методах папы Нота, а когда тот заставил своего молодого священника убивать своих воспитанников, Вэл вдруг понял, что последует за жадным взглядом главного христианина. - Заткнись или все узнают о твоём секрете, - шипели служители, таща плачущего будущего еретика в покои Папы. Вэлу впервые в жизни было так страшно и противно за себя: сознание вспышками освещало его, распластанного под жирной тушей Салливана. Его тощее юношеское тело покрывал поцелуями грязный от речей рот Нота, а руки методично вторгались в недоразвитую вагину, заставляя Вэла беззвучно давиться непроизвольными стонами вперемешку со слезами унижения и запрокидывать голову - толстые пальцы безжалостно давили по нервным окончаниям, вызывая болезненное, тянущее возбжудение. Вэл задыхается, его тело скручивает судорогой, хотя удовольствие сомнительное, сказывается чистая механика; выгинается на столе, где его разложили, как предыдущую девчонку, и обмякает, часто-часто, поверхностно задышав. Щёки его, вечно бледные, горят от стыда, а на языке вертятся самые последние ругательства, хотя на деле всего лишь потекла новая порция слёз. Папа Нот недоволен. Он с пошлым звуком вынимает из пульсирующей плоти пальцы, с каким-то отрешённым интересом рассматривает такой же неразвитый член, прикрывающий половые губы. Вэл пытается встать или хотя бы стыдливо свести ноги, чему ему мешают предупредив, что к чертям оторвут "лишнее". Салливан с наслаждением наблюдает, как его приближённый служитель вымучено страдальчески стонет в попытках прикрыться, потому что Нот сильно сдавливает головку, мнёт в руках орган - кожа на ладонях шершавая и потрескавшаяся, больно царапает - и Вэл рыдает уже вслух, в накатывающей истерике кончая второй раз подряд. Он не хочет этого, последние капли разума отчаянно не желают покидать мозг, из-за чего становится только хуже - лучше б он сразу сошёл с ума, ведь ещё с детства эта свинья домогалась его. Просто теперь пришло время. - Знал я, что ты не такой, - говорит Папа Нот, нежно гладя рубцы на бледной коже от кнута, которые сам же когда-то и оставил, но звучит это недобро, по крайней мере Вэл чувствует опасность и его страх давно перешёл в пределы паники. - Особенный, - добавляет священник, снова спускаясь липкими пальцами к припухшим губам. Вэла тошнит от самого себя, ведь он внезапно чувствует, что тело не против ещё одного захода, не смотря на то, что самостоятельно держаться на ногах на ближайший час он будет неспособен из-за слабости и предательской дрожи в коленках. Глава культа гадко ухмыляется на слабый протест, широко разводит своей жертве ноги, наклоняется, а потом запускает язык в скользкое, но всё ещё узкое лоно, вызывая у Вэла испуганный вскрик. Парень закрыл рот рукой, чтоб никто не услышал, никто не узнает, никто не придёт, не поможет... При всём его росте он слаб - слаб перед неконтролируемой похотью, перед собственными последними баррикадами, перед страхом быть высмеянным, что все узнают, что он такое... Но самое ужасное, что ему хотелось узнать, что умеет языком эта свиноподобная тварина. И третий раз Вэла действительно выламывает от острого удовольствия, будто тело прошило стрелой с сильнодействующим сладким ядом, который, смешавшись с адреналином, бьёт по больному мозгу так, что перед глазами заплясали круги. Теперь Вэлу не хватает воздуха - он жадно глотает его, морщась - лёгкие обжигает, видимо, он долго не дышал, а всё тело уже болит от такой непривычной нагрузки. Он старается отдышаться, не получается, как его вдруг резко хватают за ногу, стаскивая, уставшего почти упуская на пол. Салливан заламывает худые руки, навалившись сверху, тем самым придавив жертву грудью к столу. Вэл, не отошедший после третьего оргазма, не сразу понимает, что это ещё не всё, а когда осознаёт, думает о том, что физически не сможет принять толстый член. Всё-таки он не настолько женщина... В его тело вторгаются без предупреждения, одним движением, отчего Вэл прогнулся, раскрыв рот в немом крике, однако следующий толчок был куда болезненее, и парня передёрнуло от резкой боли. Следующее движение вырвало из него мучительный всхлип, а дальше Нот не выдержал - навалился на парня, вдалбливаясь в текущую дырку. Ему было плевать, что Вэл сорвался на крик, равно как и последнему уже было плевать, что его могут услышать. Он ощущает, как член раздвигает узкие стеночки, упирается и рвёт плоть, потому что Вэл при желании не сможет выдержать большего, чем пальцы. Папа Нот хватает его за блондинистые волосы и тянет на себя, насаживая ещё сильней, плотней прижимаясь своим отвисшим брюхом к худой пояснице, и его жертва срывает голос от надрывных воплей прекратить, ведь боль очищает. Ещё немного и он сам получит разрядку, ведь никакая девочка так сильно его не сжимала. К тому времени, как священник кончает, Вэл в полубессознательном состоянии. По ногам текут капли крови, а дышит он судорожно, рвано, будто захлёбывается; тело подёргивается от перенапряжения, но всё-таки становится намного легче, когда многоколиграмовая туша с него слезает, через время вышвырнув на улицу "чтоб проветрился". Всё это Вэл вспоминает с кривой злой ухмылкой, чувствуя в себе силы для мести. Он знает, что Блейк думает о нём, и ему чертовски обидно, ведь он знает и как должно быть, как можно приятнее отблагодарить Отца, а ему желают смерти. Ему все желают смерти, поэтому он принесёт её с собой. В его жизни всё наперекосяк.